Двойник

— Нормально... вроде, — неуверенно произнес тот. — А долго я тут?

— Вы поступили вчера, — отозвался доктор.

Он отпустил руку пациента, поправил очки: — Меня зовут Олег Константинович. Фамилия моя Пробуджанский.

— Понимаете, для успешного лечения я вынужден был настоять на этом, — профессор потер ладонями, словно споласкивая их под струей воды. — Мои коллеги из Сербского потому и не смогли докопаться до причин вашего недомогания, что... А впрочем, я знаком с вашим лечащим врачом. Конечно, амнезия ее конек, но она слишком уж зацикливается на физико-механических факторах... Тогда как причина может лежать в области психиатрии.

Андрей негодующе фыркнул, сообразив, на что намекает холеный эскулап,

Врач оборвал себя, улыбнулся понимающей и чуть снисходительной улыбкой.

— Я вижу, вы хотите что-то сказать. Наверное, вас пугает возможность огласки? Уверяю вас. Никакой информации для журналистов из этих стен не просочится. Мы, в отличие от некоторых наших коллег, относимся к понятию врачебная тайна с полной серьезностью и ответственностью. От этого, в конце концов, зависит не только успешная работа нашей клиники, но и наше благосостояние. Так же как и благосостояние публичных людей, которые обращаются к нам.

— При чем тут огласка. Вот только сумасшедшего из меня делать не надо. — Сердито буркнул Андрей, которому перед угрозой психушки стало глубоко наплевать на всех папараци мира вместе взятых. -Я просто теряю сознание. Иногда.

— Ну, батенька... Не иногда, а ежедневно. К тому-же добавьте изменения в психотипе. Я признаюсь, не являюсь вашим поклонником, уж простите, но несколько раз видел по телевизору. И выступления, и ваши интервью. Так вот с моей, профессиональной точки зрения, произошедшие с вами перемены как нельзя лучше вписываются в клинические признаки... Тут врач слегка закашлялся. — Называть недуг, дабы не расстраивать вас окончательно не стану, однако, можете попробовать на досуге поискать сами в специальных справочниках, или в интернете. Раздвоение сознания, слабость, фрагментарность мышления, кратковременные обмороки, прочие симптомы...

-И что же мне делать? — Слова доктора, произнесенные безапелляционным тоном , невольно заставили его начать сомневаться в собственной нормальности.

-Вам? Да ровным счетом ничего. Лежите, отдыхайте. А мы займемся всесторонним обследованием вашего мозга. По результатам и будет поставлен диагноз.

-И сколько времени это займет?

-Месяц, два... как пойдет.

Андрей тяжело вздохнул, представив, что вынужден будет провести в этом пусть и комфортной, но больничной палате, и сумрачно покивал головой, принимая новый удар судьбы с поистине стоической покорностью.

Андрей сидел в своем номере, задумчиво бренчал на гитаре, и с тоской поглядывал на творящееся за окном погодное безобразие.

Погожие весенние деньки неожиданно сменились стылой, почти зимней промозглой слякотью. Небо, ставшее вдруг похожим на серое армейское одеяло, почти легло на крыши домов, а из рваных облаков лил нудный и мерзкий дождь.

Обследование в элитной клинике завершилось по сути не начавшись. Андрей вежливо поблагодарил врача за потраченное время, а вскоре после его ухода просто сбежал из клиники.

Нельзя сказать, что Андрей не верил опасениям врача вовсе. Эскулап, один день нахождения в лапах которого стоит три месячных зарплаты квалифицированного рабочего , обязан был разбираться в своем деле хотя бы из простого человеческого приличия. Вот только какой тогда смысл в точном знании грозящего ему. В том, что он будет точно знать, что в один прекрасный момент просто соскочит с катушек.

И хорошо еще, что ему хватило ума не сообщать новость Маше, засыпавшей беглеца вопросами. Кое -как сумев отговориться зряшностью потерянного времени, Андрей в свою очередь поинтересовался успехами на организаторском поприще.

Терпеливо выслушав ее сбивчивый рассказ о произошедших за эти два дня событиях, о каких-то соглашениях и договорах, Андрей с облегчением дождался, когда она оставит его одного и только тогда задумался о нарисованных эскулапом перспективах.

И вновь нужно сказать, что никакой особой депрессии, после этих раздумий у него не возникло. Скорее появилась легкая меланхолия и некоторая философская отстраненность.

-Странный ты какой-то стал.— Сумела уловить произошедшую с ним перемену Маша. — Может случилось что?

-Ерунда. -Отмахнулся Андрей изобразив улыбку.— Накачали какой-то гадостью в профилактических целях, всего и дел. А вообще, все нормально. Фельдшер жить позволил.

-Ну, смотри... — Недоверчиво протянула девчонка, но лезть с расспросами не стала. Впрочем, дел ей хватило и без того. Везде, куда бы ни обращалась Маша с гастрольной заявкой, ее внимательно слушали, кивали, одаривали цветисто приторными комплиментами, поили кофе, и клятвенно обещали помочь. Подыскать просвет, согласовать сроки, втиснуть в график, и не более...

— Представь, никто в лицо и слова против не говорит.— Жаловалась Маша Андрею, после очередного, не слишком удачного, визита в весьма ответственный кабинет. — Улыбается, комплименты говорит, а сам в блокноте только для виду каракули рисует и все. Я заметила. А еще в ресторан приглашал. Олень мартовский.

-Жаргон у тебя, смотрю, специфический появился.— Улыбнулся Андрей.— Скоро совсем на настоящую бизнес леди походить станешь. Только почему олень-то? Может кот? Так вроде говорят.

-Да при чем тут коты-олени... — Обижено насупилась Маша.— Я тебе о серьезном, а ты тоже... хиханьки.

-А может они денег хотят? Ты не узнавала?

-Да намекала уже... Не берут. Глаза как— то странно отводят. Хотя может это и к лучшему. У нас и денег то всего ничего осталось Тысяч двадцать пять от силы.

— Ни фига себе.— Андрей даже удивился. — Извини, я ни в коем случае не в претензии. Знаю, ты лишнего не потратишь. Просто интересно, куда разошлись.

— Пять на клинику.— заторопилась девчонка, старательно загибая пальцы. — Почти четыре за гитару и этот... усилитель... пришлось отдать, три за обследование...

-Ну почему всегда так... — Вырвалось у расстроенной Маши, — хочется просто нормально жить, без всех этих Фролов, Бугров, Худых, Рваных...-штопанных.

Обычной, человеческой жизнью. — Ходить в театры, в музеи, слушать нормальную музыку, смотреть нормальные фильмы, а вместо этого везде одно и то-же. Терки, разборки, рамсы, понятия... В телевизоре, в книгах, да вот и в жизни тоже. Ну почему?!

Андрей посмотрел на девушку, заметил готовую сорваться с ресниц слезинку. — Похоже она и вправду говорит то, что думает.

-Маша, ты права. Так и должно быть, и поверь, миллионы людей живут именно так. Но что поделать если нам с тобой выпало родиться здесь и сейчас. Невозможно жить в таком обществе и не зависеть от него. — Он запнулся, и даже закашлялся. Произносить этакие пассажи для него было явно не свойственно.

— Но почему? Почему мы должны... Ведь такая жизнь скотинит и нас самих. Мы становимся похожими на н их. Живем по их законам, восхищаемся подонками и мразью. Ах Япончик, ах... Тайванчик. Даже слова такие придумали Вор в законе. Вор он и есть вор. А послушаешь, когда говорят про такого — ну прямо Герой России. Как же так, ну почему?— Она смотрела на него глазами, полными слез, с какой-то непонятной надеждой, словно ждала, что вот сейчас он вдруг даст ей все ответы. А потом начала рассказывать то, что так хотела забыть.

Небольшой сибирский городок, в котором она жила вместе с родителями, и городом то назвать по московским меркам было трудно. Да что там по московским. Даже по Сибирским понятиям — ерунда городишко. Три двора и баня. Но Маше, которая за свою не такую уж и долгую жизнь не успела повидать много всяких так называемых населенных пунктов, однако он казался вполне даже приличным.

Гудел по утрам, собирая народ на работу, Керамзитовый завод, ходили по уютным улочкам автобусы и трамваи, торговали красочным китайским барахлом коммерсанты, в кинотеатрах крутили новые фильмы.

Перестройка поставила крест на армейской карьере ее отца, успевшего дослужиться до полковника. Еще в коробке с бумагами лежал красивый орден в виде пятиконечной звезды и пяток медалей.

Ну а в довесок к этим побрякушкам, как любил называть награды бравый полковник, имелось два проникающих ранения, осколок и комната в служебной квартире на самой окраине Белогорска, которую вроде бы обещали передать в пользование уходящему на пенсию офицеру...

И жить бы семье моложавого отставника в старом клоповнике до скончания века, если бы не приглашение старого отцовского товарища, выбившегося благодаря своей хватке в большие генералы, а после, волей случая, ставшего ни много ни мало губернатором громадного сибирского края.

К работе на новом месте генерал подошел, как и полагается настоящему командиру. Он начал подбирать на ключевые посты в правительстве, да и на профильных предприятиях края, бывших сослуживцев, которые на деле доказали свою компетентность, а главное, на которых он мог рассчитывать.

Генерал предложил стать машинному отцу его правой рукой в Ачинске. Не чиновником, от которых ничего, по большому счету, не зависит, а директором большого завода, снабжавшего сырьем Белогорский, не менее громадный, алюминиевый комбинат.

Ясное дело, назначить своего протеже на этот пост приказом, как это генерал привык делать во время службы, он не мог. Завод, успешно подгреб под себя какой-то мутный выходец из Средней Азии. Имея крепкую поддержку в Москве, он вовсе не собирался отдавать бразды правления без боя. Но генерал провел блистательную операцию, способную украсить любой учебник по войсковой тактике, и заставил ушлого предпринимателя выбросить белый флаг.

Вместе с должностью отец получил и немалые материальные блага. Квартиру, дачу. Купил почти новую, здоровую как БМП, японскую машину — джип, и вообще — ожил.

Дочке, не чаявший души в ребенке отец тоже подарил машину. Маленькую, но симпатичную.

Появление всех этих благ Маша восприняла с каким-то двойственным чувством. Вначале оно было даже не вполне осязаемо, но cо временем приобрело четкие очертания. Опасность... Сперва неявная, но с каждым днем все более реальная. Отец начал ездить на работу с охраной. Телохранителей приставили и к родным. Потом отец строго настрого запретил ей ездить одной куда бы то ни было. Начал поговаривать о поездке за границу. — Сначала вы с мамой, потом я... — вырвалось у него незадолго до того, как все и случилось.

А первым камнем, с которого началось стремительное падение лавины несчастий на их семью, стала внезапная гибель отцовского товарища.

Губернатор погиб в вертолетной катастрофе. Причем погиб из всего экипажа винтокрылой машины он один. А на следующий день отец не вернулся с работы. Потом прозвучал телефонный звонок. Мать выслушала говорящего с мертвым лицом, собралась и уехала.

Тело ее отыскали через месяц. В ста километрах от города. Выловили обезображенный течением труп из воды. НО это потом. А в те, самые страшные, первые дни , Маша, у которой от ужаса и непонимания голова шла кругом, сидела дома и с тоской смотрела на молчащий телефон.

На второй день, не выдержав неизвестности и одиночества, вышла на улицу, решив поехать в милицию.

Ловкость, с которой ее сунули в медленно ползущую мимо машину, не дала девчонке ни одного шанса позвать на помощь. Миг, и вот она уже лежит на полу в салоне, воняющем какой-то автомобильной отдушкой.

Троица здоровых парней с тупыми, гладкими рожами, один из которых показался ей чем-то знакомым, отвезла ее в лес, посадили в чулане небольшого домика, скорее всего, это было жилище какого-то местного лесника или егеря.

Что было потом, она старалась забыть. Грязь, похоть, боль, и вновь садистские издевательства. Невозможно было поверить, что это могли творить люди. Однако они не только терзали ее тело, но и снимали все это на видео.

Мучения прекратились на третий день. Ее вымыли, замазали ссадины йодом, дали возможность постирать одежду и отвезли назад. Вытолкнули из машины почти в том месте, где и схватили.

Едва живая, с подгибающимися ногами, заледеневшим лицом, она поднялась в свою квартиру и попыталась открыть замок.

Дверь открыл отец. Даже в том состоянии, в котором она находилась, ее поразило, насколько он изменился. Лицо стало серым, а волосы, еще недавно совершенно темные — абсолютно поседели.

Отец завел в дом, уложил на постель, вызвал врача.

Он не спрашивал, что с ней случилось, но по каким-то неуловимым признакам Маша поняла, что он знает все. И снятое живодерами видео предназначалось именно для него.

В милицию отец обращаться не стал. Когда Маша поправилась, и они похоронили маму, он собрал все вещи и увез ее в Белогорск. Поселились на съемной квартире. Отец куда-то уходил, возвращался поздно ночью. Иногда, предупредив ее, пропадал на сутки, а то и двое.

Одновременно подал документы на загранпаспорт. Так уж вышло, что бывшему военному, облаченному некими секретными сведениями, никак не хотели его выдавать. Однако сейчас, заплатив кому-то большие деньги, отец сумел добиться положительного решения...

Отношения между ними почти не изменились. Маша просто молчала. Она выполняла все просьбы, но... молча. Видела, как мучает этим отца, но переломить себя не могла. Даже в день похорон не проронила ни слова.

С каждым днем отец становился все более мрачным. Он сильно похудел, почти перестал есть, курил по две пачки сигарет в день, а через месяц отец исчез. Просто исчез. Не пришел вечером и не позвонил. Не появился и на следующий день, и через три...

"Бедная девочка. Она ведь еще совсем девчонка... Потерять родителей, попасть под конвейер... И при этом остаться такой... "— Теперь он и сам почувствовал, что к горлу подкатил непонятный комок.

-Вряд-ли кто-то способен это объяснить.— Осторожно начал он, пытаясь отыскать нужные слова. — Вспомнил вот, на мой взгляд, довольно паскудный анекдот, в нем весь смысл сводится к фразе: Есть, мол, такое слово — Родина. А если без шуток, то я, правда, не знаю. Может быть и есть способ сохранить в себе человека, даже в самых жутких условиях. Однако сложно представить, скажем, забойщика скота, читающего французских поэтов, разве что Бодлера... И то, вряд-ли. Один шанс из миллиона, что человек, осознавший красоту Джоконды, сможет воткнуть кусок арматуры в тело ребенка...

— Расскажи мне о себе еще что ни будь.— Вдруг попросила она. -Обо мне ты ведь почти все знаешь, а я о тебе ничего.

— Я же ведь рассказывал. — Попытался увильнуть Андрей.

— Нет, я имела в виду именно про себя. Неужели совсем-совсем ничего не помнишь?

-Хорошо. Слушай. — Андрей на секунду задумался, собираясь придумать какую-нибудь простенькую историю, но осекся.

А знаешь, вот ты спросила, а я вдруг вспомнил...

Он сжал зубы, пытаясь отогнать это вовсе не своевременное воспоминание, но неожиданно, сам того не желая, вдруг произнес:

— Ты знаешь, в детстве у меня была кошка. Рыжая с белыми пятнами. А еще у нее торчал наружу кончик розового языка. Казалось, что она все время дразнится. Она у нас уже взрослой появилась, Старые хозяева, они в пятнадцатой квартире жили, куда-то уезжали, ее выбросили. Она в подъезде жила.