Край непрощенных - Роман закончен

— Мы их сотни перебили, — отдуваясь, сказал кто-то из офицеров.

— Полторы-две — да. Но их изначально было под пятьсот, если не больше. И вообще, а где носит группу, которая пошла в обход поселка?

Кирсан оглянулся. Над поселком дым, пожары еще не погашены. И даже, кажется, только сильнее разгорелись. Когда перестрелка в покинутой части деревни окончательно утихла, стало слышно, что позади все еще стреляют, причем не вокруг поселка, а внутри.

Отряд, поредевший примерно на пятьдесят человек, ломанулся обратно. Они вбежали за периметр через тот же проход, поскольку танк, сдав назад, заехал не вровень со стеной, а дальше, на площадь поселка, и теперь танкист изнутри пытался помочь обороняющимся огнем пулемета.

А дела сложились совсем дерьмово. Многие дома охвачены пламенем, и бой кипит прямо на улицах. Хитрые краснокожие переиграли поселенцев, создав видимость атаки только с одного направления, но затем скрытно перебросили основные силы. Контратака защитников позволила достаточно легко выбить оставшийся отряд команчей из покинутой деревни, но по меньшей мере триста краснокожих чертей, взяв штурмом противоположную стену, теперь бесновались внутри поселка, поджигая дома и стреляя в пытающихся спастись людей.

Особо жаркое сражение кипело вокруг центрального здания, видимо, там находилась фактория. Плотный пулеметный огонь не позволял индейцам приблизиться, а черепичная крыша и кирпичные стены уберегли дом от зажигательных стрел.

Кирсан побежал следом за Максом, мысленно спрашивая себя, за что ему такое развлечение. Сбоку просвистел томагавк, и разведчик нырнул в сторону, за кучу зулусских трупов. Вообще шик-блеск, скоро тут тела, красные, черные и белые, будут в три слоя землю покрывать. Охренеть.

Он выглянул, поймал в прицел поджарый силуэт с перьями на голове и плавно потянул за спуск. Индеец взмахнул руками, сделал еще несколько шагов вперед и упал. Рядом застучал 'шмайсер' Макса.

Из горящего дома через улицу выскочил человек в белом кителе, к нему сразу же устремилась целая группа индейцев, потрясающих томагавками и ружьями. Кирсан навел на них 'сорок вторую' и принялся стрелять, хотя в мечущихся дьяволов еще поди попади. Двоих срезал, двоих грохнул Макс. Человек вскинул руку с пистолетом и уложил наповал ближайшего команча, но вот в него метнули томагавк с трех метров — тут уж не промахнешься. Белый китель упал, как подрубленный. В соседнем доме застучал пулемет, укладывая краснокожих одного за другим.

Рухнул дом неподалеку, подняв к затянутым мрачными тучами небесам столб искр. Вопли команчей, крики жителей, стрельба, хаос, смерть и разрушение. Палец жмет на крючок, приклад отдает в плечо, мечутся неясные тени в дыму и тумане. Ад кромешный.

Кирсан заметил группу индейцев, укрывшихся за бытовкой, сделанной из автофургона. Человек пять или шесть, выглядывают, стреляют в окна дома по соседству, прячутся. А стенки ведь тонкие, подумал разведчик. Он положил ствол 'фаллширмджагергевера' на шею мертвого зулуса — удобная выемка — и принялся стрелять. Выстрел, ствол правее, выстрел, правее, выстрел, правее... пули легко прошивали бытовку и спрятавшихся за ними индейцев, и все они, кроме одного, были убиты. Лишь последний, сообразив, что и сам сейчас разделит участь товарищей, бросился, пригнувшись, к соседнему сараю, но его уложил кто-то из окна.

Тут к Максу и Кирсану за трупы заполз Святой, испачканный в крови, но довольный, как слон таблеткой, кровь, стало быть, не его.

— Давайте проползем вдоль стены, — пропыхтел он, заряжая новоприобретенный винчестер, — сейчас чертовы засранцы поймут, что их понемногу выбивают, и постараются уйти обратно через стену с той стороны, откуда пришли.

— А нам точно надо это делать? Я сегодня уже настрелялся больше, чем за всю жизнь до этого момента. В гробу я видал и индейцев, и зулусов, и того, кто все это тут устроил!

— Привыкай, салага... Если позволить туристам уйти — жители деревни не смогут выделить достаточно сил для отпора людоедам. Хотя... они и так в заднице.

Тут раздался рев, и танк, грохоча траками, понесся по улице, паля из курсового и спаренного пулеметов. Индейцы, завидев такое чудовище, бросались наутек, и основные силы поселенцев продвигались вперед, встречая минимальное сопротивление. Прямо на глазах Кирсана 'тридцатьчетверка' сходу врезалась в угол двухэтажного дома, где засели краснокожие, и здание просто сложилось, словно карточное, похоронив под собой врагов. Затем танк вихрем домчался до дальней стены и развернулся, отрезая команчам путь к отступлению. Те заметались: с одной стороны наступают взбешенные жители, с другой — ревущее чудовище. Паника в бою не способствует долгой жизни, и вскоре нападающих перебили, ускользнули лишь единицы. Танк к концу боя тоже заглох, потратив последние капли солярки.

Кирсан привалился плечом к стене дома и медленно сполз на землю. Зад коснулся чего-то мягкого, но он не стал смотреть, на чьем трупе сидит. После всего, пережитого за какой-то вшивый час, ему уже было, в общем-то, по барабану. Макс на сто процентов прав: для того, чтобы воздать по заслугам убийце, не нужны котлы с кипящей смолой и рогатые кочегары. Достаточно засунуть его в самое жаркое место бойни. Жернова войны дадут сто очков форы любой адской сковородке, и это знает всякий, кто побывал в подобной мясорубке, пусть даже не в самом центре, пусть даже страшный Всадник Апокалипсиса всего лишь накрыл его своей тенью — тень эта останется в душе человека навсегда. И тот, кто всем тут заправляет, хорошо знал, что делал, когда списывал в утиль котлы и печи. Кирсан ведь был на войне. Пусть ему удалось проскочить сквозь мясорубку, почти не пострадав, даже тот маленький душевный шрам, который разведчик вынес из Цхинвала, стал достаточной причиной уволиться по истечению контракта: он свой долг родине уплатил. И вот Кирсан снова там, откуда отчаянно пытался сбежать: под стопами молоха войны. Страшнейший круг ада тот, в котором интенсивная бойня идет регулярно, без остановок, без права на отпуск. И теперь Кирсану хотелось одного из двух: либо ужраться до деревянного состояния, либо сдохнуть. Но искусный садист, дергающий за ниточки этого мира, отнял у него обе возможности. Разведчик сидел у стены посреди догорающего поселка на чьем-то трупе, с ног до головы перемазанный грязью и кровью, смотрел в пространство 'взглядом на две тысячи ярдов' и отрешенно думал, что психиатра, который поможет справиться с боевой психической травмой, он тут не найдет. С другой стороны, если человек все еще отдает себе отчет в ситуации... Может быть, обойдется и без врача. Точнее, придется обойтись.

— Совсем дело швах, — прокомментировал ситуацию Святой, когда они кое-как помыли лица и руки и устроились на отдых в каком-то подвале, — видимо, капут лагерю, а ведь он тут стоял, сколько я помню... Первый раз вижу такой урон от 'туристов'... Индейцы с зажигательными стрелами — это реально что-то новое в датском королевстве.

Вогель только пожал плечами:

— Все новое — хорошо забытое старое, слыхал такое? Лет, чтобы не соврать, сто назад такое уже было. Выстроили на одном ранчо целый форт, и стоял этот форт очень долго. Два или три века, я уж не упомню.

— Разве города стоят не двадцать-тридцать лет? — спросил Кирсан.

— Столько стоят брошенные города. Где живут люди — там все приходит в упадок медленнее. Так вот, шесть тысяч народу было, и туда кого попало не пускали. Отборный контингент, пулеметы, шесть танков по углам... Зулусы, норманны, монголы об него просто разбивались, как волны о скалу. И что ты думаешь? Пролетели над ним 'Юнкерс' и ваш, этот, 'Як'. А бомбер был с бомбами, и, спасаясь от истребителя, чтобы облегчиться, всю бомбовую нагрузку на лагерь и сбросил. Тысяча с гаком человек в новый цикл ушла в одну секунду, куча контуженных, раненных, одной стены просто нет, словно и не было. Ну и тут монголы — тысяч восемь. И все.

— Ты хочешь сказать, что если какое-то селение стоит слишком долго — его сносят божественной волей? — догадался Кирсан.

— Вот-вот. Не так чтобы напрямую камнепад с неба — но случается череда событий, которая, чисто теоретически, могла бы быть совпадением, и против которой ничего нельзя поделать. Стабильность — не то, что позволено нам иметь в аду.

— Ты мне этого не рассказывал, — сказал Святой.

— Если б рассказал — что-то изменилось бы?

— Это да...

Чуть позднее стало ясно, насколько сокрушительным было двойное нашествие. Из четырех тысяч жителей погибло более пятисот, и еще сотни три, раненых и обожженных, опосля получили пулю милосердия или застрелились сами. И что, по уверению Святого, было гораздо хуже, так это учиненный индейцами пожар.

— Люди... Что люди? Ну умерли. Помнящие и сами вернутся, это вопрос нескольких часов или пары десятков часов. Непомнящие — с этим, конечно, похуже, их большинство, но, с другой стороны, важнее помнящие. А вот дома... Видишь ли, дома отстроить нельзя, тут нет ни стройматериалов, ни строителей. Стену еще так-сяк, а жилой дом — увы.

Уставшие люди собрались в сохранившихся зданиях на отдых, пролом в стене, открывшийся из-за съезда танка, на скорую руку забаррикадировали и выставили усиленный караул из тех, кто воевал меньше и не пострадал. Святой отлучился на полчаса, чтобы принять участие в совещании, и вернулся с наполовину полной бутылкой водки, плиткой шоколада и плохими новостями.

— В общем, хана лагерю, — сказал он, разливая водку по стаканам, — отстраивать никто ничего не будет, спорили, в основном, куда деваться. Порасползаются по другим лагерям, человек пятьсот вознамерились в кремле поселиться. Но это еще цветочки. Проблема в том, что я рассчитывал минимум на тысячу здешних бойцов, но теперь это поселение как организованная человеческая команда не существует. Совет офицеров, фактически, уже власти не имеет, у каждого свои сторонники и единства никакого. Пока они примкнут кто куда намылился — пройдет время, а оно нынче против нас играет...

Водку — едва ли по сто граммов на брата — выпили залпом и закусили дерьмовыми галетами, но сама огненная вода оказалась натуральной, а не 'испорченной', она обожгла горло и согрела. За все время, проведенное в этом странном, бредовом месте, Кирсану довелось попробовать нормальный продукт впервые.

Плитку шоколада 'Аленушка' — советский молочный шоколад — Святой аккуратно разломал на три равные части.

— Выбирайте. Я делил, значит, беру что останется. И пускай нам спится так же сладко, как сейчас на языке...

Правда, уснуть легко и быстро уставшему и вымотанному после боя Кирсану, к его же собственному удивлению, не удалось. В голове пульсировала одна-единственная мысль: телефон. Где взять в этом безумном месте работающий телефон? Игнат говорил, это не будет просто, но он должен найти телефон. Должен позвонить Лиле... Если, конечно, она жива. Или ее родителям. Правда, стоящей идеи, что сказать, Кирсан не придумал, а вариант 'Это я, Кир, звоню с того света' — не вариант, на самом деле.

Отголоски былого

Степашка сделал знак — чисто. Кирсан быстро метнулся к двери одной из квартир и зацелил следующий лестничный пролет. Тоже чисто. Вообще-то они оба прекрасно знали, что только конченный идиот останется в девятиэтажке, когда вокруг идут полномасштабные боевые действия, что дом пуст, но осторожность никогда не бывает излишней. К тому же, всегда есть шанс напороться на мародеров или вражеских солдат.

Напарник медленно повернул дверную ручку и открыл входную дверь: не заперто. Люди покидали свои дома в спешке, хватая детей, вещи первой необходимости, документы и деньги. Многие, быть может, не успели взять даже ценности: жизнь дороже, никогда не знаешь, сколько минут или секунд у тебя остается до прилета ракеты или бомбы.

Под ногами хрустит стекло. Этот дом почти не пострадал, в него пока еще не попали, только близкие разрывы повыбивали все окна. Если не смотреть наружу, не слушать звуки ночного боя, то кажется, что ничего страшного не произошло, ну подумаешь — стекла. Но если выглянуть... После обстрела Цхинвал производит жуткое впечатление, как и абсолютно любое место, где объявился второй, самый страшный из Всадников Апокалипсиса — Война.

Четвертый этаж. В принципе, отсюда прекрасно все видно, насколько может быть видно ночью при яркой луне, в том числе соседний дом, их цель. Кирсан еще раз прислушался, нет ли где посторонних звуков — хотя много ли услышишь, когда снаружи идет ночное сражение с применением танков и артиллерии — и тихо закрыл за собой входную дверь, сделав жест Степашке идти к окну.

— Думаешь, они там?

— Негде им больше быть. Слишком точно отрабатывает 'их' артиллерия по ближайшим квадратам. Тот дом — единственная девятиэтажка, с которой видно все простреливаемые места. Корректировщик на крыше, готов спорить.

— Корректировщики могут сидеть на крыше и этого здания тоже.

— Их бы засек 'Филин'.

Степашка прильнул к окуляру ночного прицела, пытаясь отыскать в соседнем здании вражеских разведчиков. Сам Кирсан подобрался к окну, выходившему на соседнюю улицу, чтобы осмотреться, щелкнул кнопкой рации.

— 'Филин', я 'Ласка'. Обстановка возле нашей позиции?

— 'Ласка', без изменений, — сквозь треск помех донесся до разведчика голос снайпера, — но в соседнем квартале вижу активность противника. Взвод, а может, и два.

— Понял вас, продолжайте наблюдение.

Кирсан посмотрел на часы: в их распоряжении еще минут десять, ровно столько осталось лететь штурмовику.

— Степашка, что там?

— Думаю, я засек его. Восьмой этаж и крыша — по одному человеку. Или, может быть, только один, второй, на крыше, мерещится.

— Достать сможешь?

Напарник покачал головой:

— Невозможно, он в глубине комнаты.

Кирсан с сожалением вздохнул. Триста метров для степашкиного 'винтореза' — дистанция не предельная, но чтобы поразить цель на таком расстоянии, пуля, летящая со скоростью двести девяносто метров в секунду, должна быть выпущена под большим углом. 'Вал' и 'винторез' — отличное оружие, точное, убойное, бесшумное, но их главный минус — слишком крутая траектория пули. И сейчас вражеский наблюдатель, находясь пусть в радиусе поражения, но в глубине здания, фактически неуязвим: пуля попадет в стену выше окна. Жаль, у них нет обычной СВД с глушителем... Зато есть рация. И штурмовик на связи.

— Степашка, уходим, — скомандовал Кирсан.

Напарник подобному повороту удивился, это хорошо видно по его лицу, но ничего не сказал. Умение полагаться на командира и товарища без лишних вопросов — важное качество для солдата, особенно разведчика.

По-прежнему никем не обнаруженные, они покинули свой наблюдательный пункт и укрылись в доме через улицу.

— Говорит 'Ласка'. Передаю координаты для 'Коршуна'. Повторяю, говорит 'Ласка'. Передаю координаты для 'Коршуна', — сказал Кирсан, назвал точные координаты цели и добавил: — ориентир — два девятиэтажных здания особняком от других девятиэтажек. Цель — то, которое слева по курсу.

Ждать пришлось недолго. Пилот сбросил бомбу очень точно — но не в тот дом.