Отпетые отшельники

Пока мы зырили в бинокли, Димыч отдал команду и спустили с правого борта шлюпку.

— Значит так, Димыч, бди за берегом. Мы болтайки выключать не будем, тут блызенько. Всё будешь слышать на втором общем канале. Ну, если чё, даем красную ракету или зелёный свисток. Тогда начинай наводить на берегу шороху из всех калибров, только постарайся нас не зацепить.— не удержался я от последних ЦУ.

— Усигда готов, Шеф! — подыграл мне Димыч. Я и сам видел, что Эрликон на баке уже смотрит в сторону берега, у гранатомёта примостился Лёха, а у пулемёта Демон.

— Ладно, держи краба и зажми очко, всё будет пучком. — Димыч протянул мне руку и хлопнул по плечу.

Мелко, но демонстративно перекрестившись, я спустился в бот. В котором меня уже ждала десантная команда и пара матросов из "волонтёров".

Для похода на берег мы обрядились в свободные светло-бурые кевларовые рясы с капюшонами. В руках у всех были "боевые посохи", а под рясами была "броня" по максимуму и разгрузки с пистолетами, ПеПе, гранатами и ножами. Под капуцами у каждого был небольшой шлем с гарнитурой радио-связи. Под всем этим было чудовищно жарко, но приходилось терпеть и вонять потом.

В четыре весла мы за пару минут приткнулись к берегу. Выгрузились, и я приказал матросам отойти на 20 шагов от берега и ждать нас на якоре. Они отошли.

Я оглядел свою команду. Мда-а. Если мы изображали монахов, то были монахами весьма упитанными, типа "брата Горанфло" российского кинопроката. Броня и разгрузки добавляли нам изрядно дородности. Ну, а куда деваться-то?

— Короче парни, потопали. Крутим головами на 360, слухаем обоими ухами, иногда крестимся. — добавил я перчика.

По каменному откосу поднялись от воды на базарную площадь между двумя какими-то сараями. Откуда-то сбоку тут же возник парнишка-татарчонок лет 13-14-ти, в каких-то лохмотьях и босой. Зачастил по-татарски:

— Я видел. Чужеземцы пришли на той шебеке, если вам что-то нужно на нашем базаре, я всё знаю.

— Тебя как зовут, воин?— перебил я его тоже по-татарски. — Я считаю, что для тебя два глаза, это много и готов один из них выколоть.

Татарчонок сперва замер, осмысливая сказанное мной, потом метнулся в сторону, но мимо Драпа проскочить не сумел. Тот сгрёб его за довольно длинные волосы и поставил на колени. На нас стали обращать внимание и я поспешил.

— Вот тебе таллер, — я вложил в руку непрошенного гида серебряную монетку. — Так как тебя зовут, чичероне? — продолжил насмешливо.

— Муса, господин. — проблеял оборванец.— Не убивайте меня!

— Ладно, не убьём. — согласился я. — А ты за это нам покажешь местный базар и всё обо всех нам расскажешь.

Муса неуловимо быстро спрятал в своих лохмотьях полученную монету и вывернулся из ослабленной хватки Володи. Но убегать уже не стал.

— Где у вас продают самых лучших и дорогих рабов и рабынь из русичей? — насел я на пацана.

— Там, немного подняться и налево, — он махнул рукой. — Вчера пришел большой караван Селим-батыра, Ага уже с утра торгуется с кочевниками. Много сильных мужчин и красивых женщин, мой господин.

— Веди, Муса. И помни наш уговор.

Восточный базар оказался самым настоящим восточным базаром. Много крику и воплей, как двуногих так и четвероногих. Много вони и много грязи. Почва под ногами состояла из свежего полужидкого навоза от различной скотины и такого же навоза, но уже подсохшего. Хорошо у нас рясы не до земли, а по щиколотку.

Базарная площадь где-то 200 на 350 метров неправильной формы и уступами. По периметру обстроена какими-то лачугами из камня большей частью, но и деревянные попадались. В северном углу внушительный караван-сарай. Сама площадь в беспорядке, как попало заставлена возами, арбами и кибитками. Между ними кучи товара. Арбузы, дыни, какие-то корнеплоды. На плетённых столах, наложенных на козлы из кольев весь ассортимент местных фруктов и овощей. Проходы между ними довольно узкие и загогулистые.

— Муса! — я хлопнул местного Гавроша по плечу. — Веди нас сразу к невольникам.

— Да, господин. Нам туда, в ту сторону. — показал он рукой и устремился в проход. Мы двинулись следом.

На южном конце базара оказалась площадка, огороженная забором из жердей и кольев высотой не более полутора метров. Сзади этот загон подпирал каменный сарай, сложенный без раствора, на-сухую. Рядом с площадкой стоял довольно большой шатер из небелёного полотна и невысокий, не более полуметра деревянный дощатый помост 2х3 метра под полотняным же навесом. Помост был застелен довольно потасканным ковром и закидан цилиндрическими подушками-мутаками. Два мужика, развалившись на нём, о чём-то яростно спорили. Перед ними на ковре стял огромный, почти метровый медный поднос, заваленный фруктами, какими-то заедками, серебряными чашами и высоким кувшином. С другой стороны загона, под развесистой чинарой на большой чёрной кошме прямо на земле расположились шестеро, явно, воинов. Оружие: пистоли, сабли, чехлы с луками и стрелами лежали рядом на кошме, несколько копий и даже две пищали были прислонены к дереву. Мужики, видать, завтракали, орудуя внушительными кинжалами. Чего-то жевали и запивали из деревянных чашек, наполняемых из лежащего бурдюка.

Я в первую очередь подошёл к огороженной кольями площадке. Внутри находилось около пятидесяти человек. Где-то два десятка молоденьких девушек и женщин постарше. С десяток детишек от 7-8 до 10-11 лет обоего пола. Остальные — мужчины не старше 35-40 лет. Все мужики в железных ошейниках. Ошейники короткими, не более полуметра, цепями крепились с интервалом около метра к внушительной жердине. К каждой было приковано по 5-6 мужиков. Однако, хитро придумано. Если идти, то всей жердью идти. Если садиться или ложиться, так опять же всем вместе. Женщины и дети связаны не были и располагались относительной свободно в пределах изгороди.

Все пленники были по виду славянами. Через открытые ворота сарая внутри просматривались ещё какие-то силуэты и движение.

Мы подошли вплотную к забору. Почти все невольники сидели на земле, понурив головы. Только четыре женщины стояли возле стены сарая, пытаясь укрыться в её тени от набиравшего силу утреннего солнца. Одна из женщин, на вид лет 20-ти, держала на руках, прижав к груди 4-х или 5-тилетнего абсолютно голого мальчика. Я присмотрелся к ней и чуть не упал..

Нас разделяло не более 15 шагов и я видел, что возле стены стояла Таня. Пусть она одета было в какие-то обноски, босая, с сбитыми в колтуны волосами и грязными разводами на лице... Но это была Она, Танюша. Моя Первая Любовь. Моя безответная любовь, мучительная и сладкая.

Наверное, я сильно переменился в лице или как-то дёрнулся и Драп шагнул ко мне.

— Что с тобой, Антон? Что случилось? — тронул он меня за плечо.

— Володя, этих людей мы должны освободить. Любой ценой! — прошептал я. И направился к помосту с орущими друг на дружку бусурманями. Рука под кевларовым фартуком рясы нащупала рукоять пистолета и сжала её до хруста костяшек.

Драп видно понял, что я хочу сделать и загородил мне дорогу.

— Антон, не дуркуй! Посмотри вокруг, сколько их здесь и сколько нас? Мы можем навести тут кипишь и разогнать это стадо бабуинов. Но сможем ли безопасно, без потерь вывести всех пленных? Сомневаюсь я... Да и в будущем дорога сюда нам будет заказана.

— Так что, спокойно, командир. Командовать парадом и банковать буду я. А ты стой рядом, надувай щёки и говори: — "да, уж". Деньги у нас есть, диковинки для аборигенов тоже. Или выкупим православных или обменяем. Прорвёмся!

Я несколько раз глубоко выдохнул, натянул безразличный фейс и подозвал чичероне.

— Муса. Кто это такие, знаешь? — я глазами показал на помост.

— Вон тот лысый и худой — Селим-хан, Орёл степей. Люди его орды ходят в набеги на Русь за рабами. У нас он всю торговлю невольниками держит. — зачастил почти шепотом Муса, стараясь даже не смотреть в сторону помоста.

— А другой, который толстый в чалме, Ахмет-Ага. Очень уважаемый человек, купец из Стамбула. Говорят, он поставляет невольниц в гаремы Великого Визиря и самого Султана.

Стоящий рядом Драп тихонечко присвистнул.

— Ладно, пошли базары базарить. — двинулся он первым. Я потопал за ним. — Только, Антон, чур, мне не мешать. А то на тебе лица ещё нет, натворишь здесь что-нибудь плохое и перед столь уважаемыми людями потом будет неудобно.

Пока мы с Драпом и Мусой шептались, Кныш обошёл вдоль ряда столов, якобы приценяясь, шестерых харчащихся на кошме, под деревом воинов, купив по пути за грош дыню и присел сбоку под стеночкой, напротив их. Подстелив тряпочку, начал нарезать дыньку и аппетитно чавкать. Белоног с Пиндосом пристроились сзади нас по бокам. И таким ордером мы двинулись к уважаемым обормотам на помосте.

Наш интерес к невольникам не остался ими незамеченным, они перестали орать и выжидающе уставились на нас.

Вперёд выступил Володя.

— Добрый День! О уважаемые и многопочтенные. — заговорил он по-арабски.

— Да, продлит Аллах ваши дни и наполнит их здоровьем, радостью и счастьем!

— Да, одарит Всевышний покоем и долголетием ваших близких и родных! Да, приумножатся и тучнеют ваши стада и табуны!

"Ни фуя себе! Это ж надо так умудриться загнуть! Я б сроду не догадался." — про себя офанарел я.

А Драп плёл языком дальше:

— Глубокоуважаемые, от сего юноши, — Володя кивнул на Мусу — мы узнали, что перед нами великий воин и повелитель тысяч воинов, неисчислимых тучных табунов — Батыр Селим-Хан, Орел степей и владетель этих невольников. — Драп кивнул на загородку и поклонился лысому.

— И мудрый водитель морских Караванов, известный всему исламскому миру купец Ахмет-Ага из сиятельного Истамбула. — Драп поклонился и жирному.

— Позволите ли вы, О почтенные! Обратиться нам, смиренным братьям Ордена православных отпетых отшельников к вам с нижайшей просьбой?

Оба копчённых синхронно кивнули.

— Дело в том, — продолжил отпетый менее возвышенно, — что наш Орден возложил на нас, его смиренных служителей тяжкую ношу по вызволению из плена наших братьев во Христе и возвращению их в лоно матери нашей Святой Церкви.

— Так чего же ты хочешь, неверный? — сверкнул глазами лысый татарин и переглянулся, с уже вставшим с помоста, жирным турком.

— Мы хотим выкупить у вас этих несчастных. — Володя указал рукой на загон, — И готовы заплатиь за них достойную цену.

Глаза татарина заинтересованно заблестели. Но тут вмешался Ага:

— Селим-хан, мы с тобой уже ударили по-рукам и эти пленники теперь мои. — прошипел он по-татарски. — Эти гяуры уедут, а тебе со мной и дальше торговать придётся.

Худой на глазах сдулся и провякал Драпу:

— Увы, чужеземец. Но эти рабы уже проданы почтенному Ахмет-Аге. Я над ними уже не властен.

Володя тут же переключился на агу:

— Уважаемый Ахмет-Ага, сколько вы хотите за этих людей? Мы готовы заплатить золотом.

Оп-па! Обрезанные быстро переглянулись. А вот про золото он поспешил ляпнуть.

— Я не собираюсь моих рабов здесь продавать, тем более неверным. — стал в позицию турок.

Драп не отступал:

— А сколько золота, почтенный Ага, вы хотите получить за них в Стамбуле или другом порту? Мы готовы заплатить столько же и здесь.

Но у толстяка уже, видно, вожжа под хвост попала. Стало быть, очень уж мы ему не понравились.

Левой рукой я держал "Посох", а правой под фартуком сжимал пистолет. Уж очень хотелось пристрелить гниду. Заинтересованные нашей полемикой с кошмы подтянулись поближе шестеро вояк Аллаха. При каждом была сабля, кинжал, кремневый пистоль. За плечами болтались луки и стрелы в тулах, а в руках двухметровые копья. Двое в руках держали пищали. Видно это была личная охрана аги.

Внешне мы были безоружны, в руках были только посохи, поэтому они нас не очень-то опасались.

Муса куда-то сдристнул. По бокам нас с Драпом прикрывали Виктор с Сашей, а в метрах тридцати за спиной воинов уже присел за возом Кныш и даже изготовил к стрельбе свой ПП

Положить всю эту татаро-османскую братву мы могли за три секунды, прямо из под фартуков, не обнажая оружия.

Ага уже перешел почти на визг:

— Я не продаю этих собак-неверных другим неверным собакам!

— Зачем сердишся, уважаемый? Зачем кричишь? — укорил его спокойным голосом Володя. — Не хочешь продавать, давай поменяем на диковинные вещи. Рабов много где можно купить, а такие диковинные вещи есть только у нас.

Он снял с плеча котомку, в которой помимо запасных магазинов лежали пару пластиковых "полтарашек" из под пива, несколько пьезозажигалок и шариковых авторучек. Затем наклонился над котомкой, её развязывая.

Но Ага уже видно пошел в разнос. Вот только не понятно с чего? Толи увидел в моих глазах очень явное желание прибить его на месте, толи и впрямь был исламским фанатиком и не желал иметь никаких дел с представителями и тем более служителями другой веры.

Он ногой выбил из рук наклонившегося Володи сидр и заорал дурниной на весь базар:

— Стра-а-жа-а!!!

Шестеро металлистов резво заняли между нами и турком позицию и ощетинились острым железом.

Драп подхватил отлетевшую котомку и дал отмашку: — Уходим! Мы не поворачиваясь медленно стали отступать. Кныш нас прикрывал сзади и с боку, держа ПП у плеча.

Ага за шеренгой воинов бесновался и что-то орал. Я не вслушивался и озирался по сторонам в поисках позванной турком "Стражи". Мы уже разошлись метров на десять и я не выдержал и крикнул этому бурдюку с говном:

— Ага! Мы с тобой ещё встретимся, и ты очень пожалеешь!

Банально, конечно, но ничего более оригинального и эпохального просто в голову не пришло.

Разорвав дистанцию с противником, мы поспешили к морю. Вокруг уже начала собираться толпа базарян. Но званой стражи пока ещё не было видно. Через несколько секунд к нам присоединился Мыкола с ПеПе в руках и тут же откуда-то с боку нарисовался Муса.

— Муса. Ты знаешь, на каком корабле приплыл Ахмет-Ага? — окликнул я пацанёнка.

— Да, господин. Он пришел позавчера на вон той большой галере. Была ещё одна его большая галера, но они взяли свежую воду и ушли в Кафу ещё вчера.

— Молодец, джигит! -похвалил я его. — Так и быть. Не буду тебе выкалывать глаз. На, держи! — я бросил ему золотой.

Он на лету его поймал, попробовал "на зуб" и сунул за щеку.

— Димыч, ты тут? — позвал в микрофон.

— Туточки, слухаю "театр у микрофона". — отозвался Кэп.

— Разводи пары, снимайся с якоря.

— Есть, адмирал! Будем бусурманей брать в море?

— Правильно понимаешь, капитан. И дай мне связь с "Манушей".

— Дык, они тоже нас слухають и уже спешат на помощь, шо те бурундучки. Можешь говорить.

— Петя, Станьте у входа в Севастопольскую, ближе к северному берегу.

— Понял, сделаем, Антон. — ответил Пен.

Муса той же тропинкой между сараями вывел нас на берег. "Волонтёрам" семафорить было не нужно, они уже заметили нас и вовсю работали вёслами.

Несколько любопытных оборванцев следовали за нами с базара и теперь маячили в проходе между сараями, не приближаясь.

Лодка приткнулась к скале и хлопцы полезли по банкам.