Приказано - спасти...

"Завтра, в девять вечера. В девять... К шоссе выйдем около десяти. Уже стемнеет. Темнота... Лучи света мечущиеся между стволов деревьев... И мертвые глаза падающего человека..."

Как со стороны, Семен услышал свой, ставший таким хриплым, голос:

— Товарищ капитан, а зачем ждать завтра? Давайте пересечем шоссе сегодня. Машина исправна, дозаправиться мне не долго. Чего тянуть, то?

— Торопишься? — капитан внимательно взглянул Семену в глаза. — Или боишься?

— Боюсь. — не стал скрывать Чекунов. — Не за себя боюсь, за других. Нас сегодня немецкий самолет облетел. А стрелять не стал. К чему бы?

— Не журысь, хлопче. — успокаивающе положил руку ему на плечо капитан. — Не заметил он вас, скорее всего.

— Не верю. — мотнул головой Семен. — Слишком низко он шел.

Рука, лежащая на плече красноармейца, ощутимо потяжелела:

— Не бойся, Чекунов. Все просто. Не нужны вы ему были. Одним больше, одним меньше... Они думают, что деваться нам некуда...

— И все же, товарищ капитан, нужно уходить прямо сейчас. Немцы не дураки, могут завтра перекрыть подходы к дороге. — Семен понимал, что сейчас он крепко рискует. Своей настойчивостью он нарушал все писаные и неписаные нормы устава: как же, младший по званию пытается указывать старшему, что ему делать. Но вместо гремучего начальственного гнева, услышал только:

— Отдыхай боец. Не забудь, выход в девять. Это приказ...

Ночью, возле костра, Семен пытался разобраться со своими ощущениями. Потрескивали ветки в огне. Искры взмывали к черному небу. Порывы ночного ветра бросали в лицо клочья сизого дыма. А ему хотелось выть, подняв лицо к звездам. Ощущение собственного бессилия жгло душу. Неужели, завтра все повторится? И снова упадет Андрей... Или не Андрей, а кто-то другой... Почему? Неужели ничего не удастся изменить? Ведь уже удалось переправить раненых через реку... И не своими ногами шлепает Чекунов по лесу. Черной тенью застыл возле кустов надежный друг — "Комсомолец".

Из темноты вынырнул Шилин. Брякнул котелком:

— Глянь, Семен, что я раздобыл.

В руки красноармейца ткнулась запекшаяся до черной корки крупная картофелина. И еще одна.

— Товарищ майор приказал, чтобы и раненых накормили и нам дали. Там в подвале сторожки нашли запас. А Борис Алексеевич часть сухарей им отдал. Живем, Семка!

Андрей разломил исходящую паром картошину. Обжигаясь, захрустел запеченной коркой. Чекунов продолжал молча сидеть, сжимая в руках неожиданный дар.

— Ну чего сидишь? Ешь, пока горячая. Так оно вкуснее, — Шилин внимательно глянул на друга. — Чего грустный такой? Устал что ли? Ну, чего молчишь то?

Семен поднял голову, но снова ничего не сказал.

— А знаешь, Семка, мне тоже что-то нехорошо,— неожиданно признался Андрей.

— Вот не то чтобы я боюсь. — поторопился он оправдаться перед другом. — А вот как будто давит что-то...

Снова затрещали сухие ветки под ногами. Кто-то еще шел от фургона к костру. Бойцы разом обернулись, вглядываясь в ночь. Но темнота, после отблесков пламени казалась совершенно непроглядной. Наконец показались три темные фигуры:

— Фира? — привстал Андрей.

— И не только, — пробурчала одна из фигур.

К огню, как и прошлой ночью, подошли капитан Маслеников и поддерживающая его за локоть Дольская. Однако, теперь рядом с ними шел и их новый знакомый — красноармеец Иван Филиппов.

Подошли, уселись на бревно. Только теперь, в отсветах огня, Семен заметил, что на глазах капитана нет повязки. Удивленно посмотрел на Фиру, но спросить не успел — как всегда первым влез Шилин:

— Товарищ капитан, а вам, почему повязку сняли?

— Потому что, по другому уже никак, — съязвила Фира. — Вот ведь, взрослый человек...

— Ой, Фирочка, ну хоть вы меня не пилите. Вы ведь медик, должны беречь нервы пациента. А мне Борис Алексеевич уже все сказал. Но ведь, разрешил же?

Шилин с Чекуновым переглянулись:

— А что разрешил товарищ военфельдшер? — поинтересовался, не выдержав, Чекунов.

— Повязку снять. Вижу я мужики, понимаете?! Вижу!!!

По лицу летчика, обезображенному ожогами, поползла улыбка. Страшная, кривая, но улыбка:

— Вижу...

Шилин и Чекунов заговорили, перебивая друг друга. Остановились. Глянули друг на друга и рассмеялись, смехом снимая напряжение ситуации:

— Поздравляю, товарищ капитан!

— И я, поздравляю! Выздоравливайте!

— Спасибо товарищи красноармейцы. Буду выздоравливать, обязательно — буду! Чтобы хоть на нашу прекрасную Фирочку взглянуть!

Боец Дольская покраснела так, что было видно даже в свете костра.

— А вы сейчас поглядите, — ляпнул Шилин.

Капитан помрачнел:

— Не все так сразу. Пока я только свет от тени отличаю. Но ведь раньше и этого не видел?! И все равно, я за штурвал вернусь. Слово даю! А гансам я еще все припомню. И Кулагина с Петровым, что остались в этих болотах, и других! Счет у меня длинный... Только бы до своих дойти, да снова в машину сесть...

— Так выйдем, обязательно выйдем, товарищ капитан, — подал голос, до сей поры молчавший Филиппов. — У нас командир, знаете какой! Если сказал, что выведет — значит дойдем.

— Ну, раз обещал — значит, точно дойдем. — улыбнулся своим перекошенным ртом Маслеников.

— А как зовут вашего командира? — поинтересовался Чекунов, подбрасывая веточки в костер.

— Анохин, капитан Анохин, — отозвался Иван. Своим командиром он явно гордился.

— Мы, когда по болотам шли, совсем уже загибаться с голодухи стали. А он свой паек с нами делил, но шел. И пушку с собой заставлял волочь. Мы думали, он с ней останется, но не бросит. Одна она у нас осталась.

— Так ты же вроде пехота? — усомнился Шилин.

— Да оно всё так. Вот, только, поставили нашу роту батарею прикрывать. А людей в роте — меньше половины, чем должно быть. После боя из наших командиров вообще никого не осталось. Так, теперь товарищ капитан нами и командует. Его батарея тоже под танки попала. Артиллеристы говорили, что их с пушками из училища забрали. Вот, сейчас, одна полковушка и осталась. Наверное, потому он и не разрешает ее бросать.

— А снаряды то к ней хоть есть? — задал важный для себя вопрос Чекунов.

— Есть, как не быть. Мало только. Возле реки, правда, еще пару ящиков нашли.

— А как же вы через реку перебрались?— включилась в расспросы и Фира, оправившись наконец от смущения, в которое ее вогнали слова Масленикова.

— Тоже товарищ капитан придумал, — согласно кивнул головой, со слишком большой пилоткой, Иван. — Мы реку ночью, с винтовками переплыли. Пушку потом канатом по дну перетащили. А снаряды, на маленьком плотике, тем же канатом переволокли. И "Максима" так же перебросили.

— А как же немцы? — не оставляла свои расспросы Дольская.

— А что немцы? — пожал плечами Иван. — Они на бродах сидели. А мы по краю омута прошли. Тихонько, тихонько — потом через дорогу, шмыг — и ищите ветра в поле... Сюда, вот, дошли. Денек передохнем. А завтра ночью перейдем эту дорогу и дальше двинем. К своим...

— А если немцы на дороге засаду устроили? — Чекунов, не отводил взгляда от огня. Казалось вопрос, он задал просто так, особо не интересуясь ответом. Филиппов не обратил на это внимания.

— Все равно пробьемся. Товарищ капитан свое дело знает. У нас есть два пулемета, пушка. А теперь и ваш тягач. Чем не танк?

— У меня на прицепе раненые, — поднял голову Семен. — Если под обстрел попадем, они даже вылезти не смогут. Нельзя нам в бой ввязываться. Нужно по-тихому проскочить. Лучше всего — прямо сейчас. Пока темно, пока не ждут...

Иван почесал затылок:

— Видишь, какое дело, Семен. Командир наш не зря привал объявил. У нас люди уже на ходу падать стали. Вот, хорошо, что картошку нашли. А то уже ремень некуда затягивать стало — живот со спиной слипся. Нам бы хоть денек передохнуть...

— Да ведь завтра немцы пулями могут накормить! Нас самолет-разведчик засек. Сейчас доложит по команде, днем уже засаду посадят! — Чекунов пытался как то объяснить, то, что он сам слишком хорошо знал. Опять в памяти всплыл свет фар, полосующий темноту леса. Пытающийся найти, застигнуть мечущиеся между стволов фигурки.

— Поставят пару пулеметов и причешут! Еще и прожектором подсветят. Они же не дураки. Прицеп — цель видная, не спрятать, не замаскировать. Раненые могут погибнуть!

— Прекратить панику! — прогремел вдруг голос из темноты. Широким шагом к костру подошел капитан Анохин. В отсветах огня блеснули артиллерийские эмблемы на петлицах. — Что вы себе позволяете красноармеец? Вас, что, немецкое командование сведениями снабжает? Отставить эти разговорчики! А Вы, товарищ капитан, почему не пресекаете?

Маслеников поднялся на ноги, одернул реглан:

— Простите, не вижу, с кем разговариваю. Представьтесь, пожалуйста.

Анохин недоуменно глянул в лицо летчика.

— Он не видит, — быстрым шепотом произнесла Фира. И это как то поубавило агрессивность капитана. Замявшись, он прокашлялся в кулак и козырнув, представился:

— Капитан Анохин, командир сводной батареи артиллерийских курсов подготовки командного состава.

На голове летчика не было ни фуражки, ни пилотки, поэтому он просто произнес:

— Капитан Маслеников, Н-ский легкобомбардировочный полк. Красноармеец говорит правду. Нас действительно облетел немецкий самолет. Я звук их моторов хорошо знаю.

— И что? Они тут постоянно летают. Ищут нас. Так хрен им в зубы. Не найдут!

— Не считай противника глупее себя, капитан. — шрамы на лице Масленикова начали наливаться кровью. — Ты за людей отвечаешь. И за здоровых, и за раненых.

— Да, отвечаю. И с меня спросят. Там, у наших. А здесь я паники не допущу.

И, развернувшись на каблуках, Анохин скрылся в темноте. Извиняющеся глянув на всех, следом ушел и Филиппов.

Еще немного посидев, стали расходиться. Уковылял к фургону Маслеников, в сопровождении Фиры и Андрея. А Чекунов остался сидеть возле костра, наедине со своими мыслями. С тяжелыми мыслями...

Чугунными шарами они катались в гулкой голове, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны. "Что делать?" Извечный русский вопрос. И вечное отсутствие ответа...

Завтра вечером отряд капитана Анохина, вместе с группой Сивакова, должен пересечь шоссе. Каков шанс, что он попадет в засаду?

Насколько помнил Семен, в прошлый раз они попали под обстрел, как только выбрались на шоссе. Но тогда в группе был всего десяток окруженцев, вооруженных одними винтовками. С отрядом Анохина они не встретились. И был ли вообще этот отряд поблизости?

Конечно, возможно, что причиной той перестрелки и стал завязавшийся бой между отрядом Анохина и немцами. А группа, с которой шел Чекунов, просто оказалась в неудачном месте и в неудачное время. Ведь, насколько помнил Семен, они не заходили ни в какую сторожку, а шли все время лесом. Да и если верить карте Масленикова, шоссе они тогда переходили восточнее нынешнего местоположения.

Или же, перестрелка случилась только с группой Семена, а отряд капитана проскочил незамеченным?

А если Семен сейчас здесь, то где находятся его товарищи, с которыми он шел тогда? Возможно, как раз сейчас они двигаются лесом в сторону дороги? И повторится ли их столкновение с немцами завтра вечером?

Вопросы, вопросы, вопросы...

Если немцы действительно готовят засаду, то лучшим способом ее избежать, стало бы пересечение шоссе уже сегодня ночью. Но чтобы это сделать, необходимо убедить в своей правоте капитана Анохина. А как это сделать? Подойти и сказать: "Разрешите доложить, я старшина Чекунов из будущего! Знаю, что немцы засаду готовят!" Так ведь время военное, и капитану не до шуток... А по другому объяснить свое знание — не получится.

Пойти к Сивакову и попросить, чтобы он придумал для капитана какую ни будь причину поубедительнее, требующую вывоза раненых прямо сейчас? Уже лучше, но все равно... Даже если Борис Алексеевич и поверит (есть надежда, что после пересечения реки, он не посчитает слова красноармейца Чекунова пустым трепом), все равно приказ может отдать только Анохин.

А он этого не сделает. Нет, Семен ни в чем не обвинял артиллериста. Капитан Анохин — правильный командир. И на нем лежит большая ответственность за своих подчиненных. Сейчас он только-только собрал свое подразделение, и наибольшей опасностью считает потерю управления отрядом. И из-за этого, считает недопустимым дробление группы. Но, одновременно, это его преимущество. Потому что, пока есть единый отряд с командиром — это какая-никакая, но боевая сила. А не разрозненная толпа окруженцев, где каждый сам за себя.

Чекунов посмотрел на язычки огня, пробивающиеся из-под серой золы. Усмехнулся и подкинул в костер несколько сухих веток. Сучки затрещали, разгораясь, и колеблющийся свет пламени озарил лицо красноармейца.

"Вот так вот, боец Чекунов. Есть командир, есть и подчиненные, да только решение придется принимать тебе самому. И отвечать за последствия, тоже. Ведь ты уже принял на себя ответственность, когда вывез раненых через реку...

Значит, говоришь: "Приказано — спасти"? Ну, так ведь, приказ никто не отменял...

И значит что? Значит, придется просто делать то, что должен..."

Лагерь возле лесной сторожки начал просыпаться ранним утром. Негромкие голоса, треск сучьев, подкидываемых в раздуваемые костры, лязганье котелков и снаряжения... Обычный звуковой фон, сопровождающий жизнь армейского подразделения.

Семен открыл глаза. Прямо перед лицом топорщилась еловая ветка. Покрутив головой, Чекунов понял, что вчера он заснул прямо возле костра, на куче наваленного лапника. Поднялся, кое-как отряхнул от золы шинель. Посмотрел на свои испачканные в смоле и песке ладони, и отправился к колодцу умываться.

Возле колодезного сруба уже толпился народ. Несмотря на прохладное утро, иные разделись до пояса и мылись стылой водой. Последовав их примеру, Семен скинул шинель и пропотевшую гимнастерку с нательной рубахой. Окатился, зачерпывая воду самодельным ковшом. С наслаждением растер тело, заранее припасенной грубой холстиной. Вокруг гомонили бойцы, о чем-то спорили, делились нехитрыми банными принадлежностями, шутя, плескали друг в друга водой. Наверное, на самом деле человеку для счастья необходимо очень мало... Вот только и счастье может быть недолгим...

Позавтракав, тем, что имелось в наличии, Семен вернулся к машине. Обошел тягач по кругу, попинал катки, проверил натяжение гусениц. Затем решительно поднял капоты двигательного отсека. Перед намечающимся походом требовалось убедиться в исправности техники.

Выворачивая и прочищая свечи, сливая грязь с отстойника карбюратора, проверяя затяжку хомутов, Семен не переставал размышлять. Привычные к металлу руки выполняли работу автоматически, короткими уверенными движениями готовя бронированный тягач к бою.

Да, к бою. Теперь Чекунов был в этом уверен. А если и ошибался, то пусть этот вариант будет приятной неожиданностью. Как говорится, надейся на лучшее, но готовься к худшему ...

Привычные запахи бензина и масла, успокаивали старого водителя. И уже мгновениями Семену казалось, что он снова в колхозной мастерской, готовит к выезду в поле свой трактор. ДТ-54 "Казахстан" — был такой же небольшой гусеничной машиной, как и "Комсомолец". Вот только поля в которых они работают — разные... И чтобы трактор смог пройти по весенней пашне, сначала неказистый броневичок должен выполнить свою военную работу.