Жажда огня

— Как ты себя чувствуешь?— Мортьер глухо кашлянул и стремительно придвинулся к Сабрине, заключив в объятия. Она тихо улыбнулась ему в плечо, наслаждаясь теплом его сильного тела.

— Как видишь, все хорошо,— она отстранилась и взяла мужа за руку.— Смотри.

Графиня подвела его к кровати, на которой тихо лежали два маленьких свертка. Лица младенцев были красные, волосы почти бесцветные, как и брови.

— Тот, что справа, наш сын, Дилон, а слева наша дочка, Дели.

— Как ты их различаешь? Они же одинаковые,— с сомнением спросил Мортьер, слегка касаясь большой рукой края одеяльца дочери.— Ты уже назвала их...

— Ты против?— Сабрина посмотрела на мужа, который внимательно глядел на детей.

Мортьер оторвал взгляд от младенцев:

— Нет, мне все равно. Только имена ты им дала странные.

Сабрина покачала головой. Она сама не знала, что толкнуло ее на то, чтобы назвать своих детей именами их погибших дяди и тети. Наверное, так она пыталась хоть как-то исправить то зло, что сотворил ее муж с семьей Моров.

Мортьер помог Сабрине лечь обратно в постель и сел рядом.

— Патрик, когда нам можно вернуться домой? Что слышно о разбойниках?

Мортьер погладил ее по руке:

— Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась в поместье, ко мне, но пока поживи еще здесь. Так ты будешь в безопасности. Даже если Уильям Мор узнает, где ты находишься, то он ничего не сможет сделать даже вместе со своей ордой. Стены монастыря неприступны.

— Ты уверен, что он захочет причинить нам вред?

Мортьер пожал плечами, а потом поднес к губам ее теплую ладонь:

— Лучше я перестрахуюсь. Я спокойно живу, зная, что ты, моя дорогая, в безопасности.

— Патрик, ты сам должен быть осторожен,— Сабрина грустно посмотрела на суровое лицо мужа, погладила его жесткие волосы. Сердце ее сжалось от беспокойства.— Ведь именно тебе мстит Мор.

— Я не боюсь его. Я не боюсь смерти,— усмехнулся Мортьер, обнимая жену.— Я боюсь только одного — потерять тебя. Я никогда не переживу этого, понимаешь?

— Ты не можешь меня потерять. Я твоя всецело,— прошептала Сабрина, отдаваясь его ласке и его поцелуям.

— Я рад это слышать. Без тебя и твоей преданности моя жизнь совершенно не имела бы смысла.

— Патрик, почему ты сразу не привез ко мне Ричарда?— спросила Сабрина, чуть отстранившись. — Ты чего-то опасался?

Мортьер внимательно заглянул в ее глаза и усмехнулся:

— А от тебя ничего не скроешь? Когда ты стала такой проницательной?

— Патрик, ты мне ответишь?

— Да все просто. Я не доверяю мальчишке. Он не так прост, как хочет казаться. По-моему, он что-то замышляет.

— Господи, Патрик, он же ребенок, наш ребенок. В чем ты его подозреваешь?

— Он врет о том, где был все эти месяцы. Зачем он врет? Я думаю, его подослали, чтобы шпионить.

— У тебя паранойя,— зло кинула Сабрина, вставая.— Ты видишь врагов везде, даже в собственном сыне, которому лишь восемь лет. Кто подослал? Зачем, он ведь ребенок!

— Я бы тоже хотел это знать. Но, думаю, и тебе понятно, кто мог подослать мальчика и где он мог быть. Мои люди зорко следили за ним. А здесь он мне уже не опасен.

— Ты точно сошел с ума, муж,— Сабрина покачала головой.— Ты боишься восьмилетнего сына?

— Я не боюсь. Просто я просчитываю все варианта. Давай закроем эту тему. Ведь я привез его к тебе.

— Да, Патрик, из монастыря пропала моя родственница...

— Катерина? Как она могла пропасть?— изумился Мортьер, почесав переносицу.

— Не знаю, но с тех пор, как у меня начались схватки, ее никто не видел. Монахини искали ее, но тщетно.

— Хорошо, я прикажу своим людям поискать ее в окрестностях. Это странно, что она ускользнула...

— Не начинай! Это уже мания — во всех видеть своих врагов.

— Ладно, не злись,— Мортьер обнял свою жену, вдыхая аромат молока, что исходил от нее.— Тебе пора отдыхать, а мне — ехать. Я скоро навещу тебя.

— Позволь мне проводить тебя до ворот,— Сабрина накинула шаль, не дожидаясь разрешения, и кликнула монахиню, что присматривала за младенцами. Они вдвоем вышли во двор, залитый светом вечернего солнца. Сабрина прижалась к мужу.

— Где твои охранники?— Сабрина огляделась, но не увидела солдат.

— Я один. Они ждут меня на распутье, недалеко отсюда. Мы сейчас сразу поедем в столицу, куда я направлялся.

— Ты ездишь один, без охраны!— вспылила Сабрина, но муж не обратил внимания на эту вспышку. Они вышли за ворота, где стоял конь графа. Мортьер обернулся к жене:

— Жди меня, я скоро приеду за тобой и заберу домой,— он жадно поцеловал ее губы и долго смотрел в ее чистые, добрые глаза. Она перекрестила Мортьера и еще раз порывисто прижалась к его широкой груди. Когда он сел на коня, ей хотелось вцепиться в луку седла и не отпускать его. Почему? Какое-то смутное чувство тревоги зародилось в ее сердце. Но муж уже скрылся за ближним поворотом.

Мортьер был довольным и расслабленным, поэтому не сразу заметил, откуда на его пути появился человек. Граф уже хотел объехать фигуру, завернутую в черный плащ, когда из-под насупленных бровей сверкнули кошачьи глаза. Тогда Мортьер узнал его.

— Вот и встретились,— проговорил он спокойно, слезая с коня под дулом пистолета, что направил на него разбойник. Мортьер толкнул коня в бок, и тот отошел в лес, позвякивая уздечкой. Сам граф осторожно нащупал на поясе кинжал и шпагу. Пистолеты его остались в обозе, что ждал его недалеко отсюда вместе с охраной.

Вилли тяжело дышал, глядя в холодные глаза своего врага, с которым так давно мечтал встретиться. Перед его взглядом вновь встало пепелище родного дома, лица Джеймса и Катерины, Сабрина.

— Что ж, Мор, стреляй, что же ты медлишь?!— насмешливо спросил Мортьер. Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Он говорил жене правду — он не боялся смерти. Тем более от рук этого человека. Ведь по силе и хитрости они были равны. Это была игра, и кто-то должен был проиграть. А проиграть достойному сопернику Мортьер был готов.

— Не трусь, ты же так давно об этом мечтал.

— О, да, давно,— проскрипел Вилли, вставая прямо.— Но ты так просто не умрешь... Ты должен мучаться так же, как мучался я все эти годы, как мучались все мы! Ты отнял у меня все... Теперь я отниму у тебя все, во что ты так верил, что ты любил больше жизни...

— Ты не в силах этого сделать. Стреляй...

— Ты недооцениваешь меня, Мортьер,— Вилли зло рассмеялся, доставая из кармана измятый листок.— Я отниму у тебя то, во что ты так верил, — я отниму у тебя жену.

Мортьер рассмеялся, но глаза его оставались холодными:

— Моя жена вне твоей досягаемости. Даже если ты меня убьешь, тебе она не достанется.

— Она уже досталась мне, Мортьер. Я овладел ею сразу, как только привез в лагерь... Твоя жена была неверна тебе,— Вилли следил за реакцией графа. Тот яростно сжал кулаки, глаза его сверкнули и снова превратились в лед:

— Ты изнасиловал слабую женщину, тебе есть, чем гордиться.

Вилли хмыкнул:

— Ты не веришь, что она могла добровольно тебе изменить. Хорошо, но ты слеп. Она обманывала тебя все время. Не будем принимать во внимание, что она помогала мне с тех пор, как узнала о моем существовании, что она родила моих детей...

Разбойник нарочно сделал паузу, но граф снова остался горд и непреклонен, ничто не выдавало его чувств, даже глаза.

— Но ведь она была неверна все время, что была твоей женой...

— Ты не мог бы сменить тему. Твоя ложь надоела мне. Стреляй, трус!

— О, я еще не рассказал самое главное. У твоей жены есть любовник... Нет, не я. Она метит выше — сам король.

— Ты гнусный лжец, Мор. Мне надоело тебя слушать,— Мортьер лениво потянулся.

— Тогда прочти это,— Вилли бросил к ногам графа листок.— Твоя жена предала тебя.

Мортьер нехотя поднял листок. Внутри у него все кипело и дрожало. Он боялся — боялся того, что может открыться. Он прочел слова "совсем твой" и развернул письмо. Он знал, что его чувства не отразятся на его лице. Но ему было больно. Впервые в жизни он испытал настоящую душевную боль. Она действительно предала его. Единственный человек, которому он всецело научился доверять, которого он любил страстно и сильно, предал его.

Граф поднял на разбойника все тот же спокойный ледяной взгляд:

— Ты зря тратишь время. Я не верю тебе,— и Мортьер бросился на Вилли, выхватывая по пути кинжал. Раздался выстрел. Мортьер остановился, почувствовав на груди горячие струи крови. Он опустил глаза, рассматривая бурые пятна, расплывающиеся по его мундиру. На удивление, он не чувствовал боли физической — все его существо было мучимо душевной болью.

Вилли с ужасом заметил, что Мортьер даже не дрогнул после выстрела. Он не упал, а все так же прямо стоял перед ним. Граф поднял на разбойника гордый взгляд серых глаз и зловеще рассмеялся. Вилли снова поднял пистолет. Он должен покончить с этим человеком, отомстить за родных и успокоиться. Он нажал на курок.

Сабрина почти пять минут стояла у ворот, вглядываясь и вслушиваясь в вечерний лес. В стороне курил часовой, кашляя иногда и вертя в руках мушкет. Потом он встал и прошел на территорию монастыря, покосившись на стоящую графиню.

Сабрина уже собралась уйти, как услышала хлопок — слабый, дальний, который можно было услышать только, если прислушиваться. А она ждала чего-то именно такого. Девушка сорвалась с места и как могла быстро побежала по дороге. В глазах ее плыли пятна, но она не останавливалась.

Вывернув из-за поворота, она застыла. Прямо перед ней стояли двое мужчин. В тот момент, когда она увидела их, раздался еще один выстрел, и перед ней сверкнули яростные, жестокие глаза Вилли, который держал в руке дымившийся пистолет.

— Нет!— закричала она, бросаясь вперед. Она видела, как ее муж стал поворачиваться на ее крик, но упал. Грохотом отразился в ней шум его падающего тела. Она подбежала к Мортьеру и схватила за голову.— Патрик!

Он смотрел на нее еще живыми глазами, но совершенно по-новому. Была в этих глазах такая боль, было столько гордого презрения, что Сабрина отшатнулась.

— Уходи,— прорычал он, сплевывая кровь, идущую горлом.— Не трогай меня больше, никогда, слышишь?! Я проклинаю тебя, Сабрина! Проклинаю!

Она заплакала, хотела броситься на грудь раненого мужа, но чьи-то руки отстранили ее от него. Это подоспели солдаты, что ждали графа на распутье и слышали выстрелы. Сабрина завертела головой, ища Вилли, но его уже не было. Женщина попыталась снова оказаться рядом с мужем, но солдаты отстранили ее, подняв его тело и спешно неся к монастырю. Она осталась одна на дороге, всхлипывая и дрожа.

— Идемте, ваша светлость,— один из солдат подал ей руку. Но она уже не слышала его, падая в обморок. Мужчина успел подхватить ее и понес в сторону обители.

Часть 3.

Глава 1.

Большое зеркало, почти во всю стену, отражало то, что делала служанка: она осторожно вынула из большого сундука белое платье с прозрачными рукавами и поясом, с ровной линией декольте и пышной юбкой, обшитой оборками и мелкими, искусно вделанными в юбку драгоценными камешками. Эта роскошь в первое мгновение ослепила стоявшую перед зеркалом, в одном пеньюаре и с распущенными волосами, Сабрину. Графиня настороженно вглядывалась в свое отражение. Она видела свои широко открытые, но потускневшие за последний год глаза, бледные щеки, тонкие руки, нервно теребившие гребень. Тяжело ей дался этот год — год без мужа. Вдова... Она уже привыкла к этому своему новому статусу. Привыкла к тишине большого дома, к подчинению его слуг, к пустоте в спальне, к наглухо запертой двери его кабинета. Привыкла к черным платьям, к полумраку задернутых штор, к шепоту прислуги и скорбным взглядам соседей.

Он умер. Умер, даже не начав жить. Сабрина сотни раз думала об этом. Патрик был сильным человеком. Сильным и мужественным. Он любил ее. Не смотря ни на что, она тоже любила его. Любила как мужа, как защитника, как друга. Сабрина помнила его горящие страстью глаза, его стальной взгляд в моменты бурь, ярость в гневе. Помнила тихую улыбку и бархатный голос. Это были редкие, но очень дорогие ее сердцу воспоминания. Он был каменным. За это она его любила. Теперь его нет. Уже больше года его нет. Она выносила траур, ровно год. Но в сердце ее до сих пор было тихо и холодно, как в склепе. Лишь только тепло материнской любви, свет детской улыбки и нежность ласковых детский поцелуев заставляли биться ее уставшее, измученное сердце все это время.

Она похоронила Патрика. Он умер, проклиная ее. Это мучило Сабрину и не давало спокойно жить дальше. Он всегда заботился о ней, всегда был рядом, он любил ее и верил ей. Но перед смертью он отверг ее и даже не позволил приблизиться. Сабрина помнила выражение презрения на его мраморном, застывшем в смерти лице. Это лицо на фоне белого савана и цветов не покидало ее сны...

— Миледи, давайте одеваться,— горничная поднесла платье к графине.— Ведь вы не хотите опоздать?

— Я и так уже опоздала...

Сабрина покорно дала облачить себя в прекрасное платье. Траур закончился, и она теперь может носить все, что хочет. Это платье, и еще несколько не менее роскошных, прислал ей Альберт, чтобы она могла приехать ко двору, где мода меняется стремительно.

"Как странно,— подумала женщина, глядя в зеркало на то, как служанка собирает ее волосы в высокую прическу,— странно, что я не чувствую радости или волнения. Я приехала во дворец и не кинулась сразу искать встреч с Александром. Я даже не дала никому знать о своем приезде. Даже Анжелике. Мне все равно, как к этому отнесутся. Может, я перестала чувствовать? Может, я и любить перестала? Зачем только я позволила Альберту уговорить себя?".

— Вот и готово,— радостно улыбнулась горничная и добавила:— Вы прекрасны.

— Да, спасибо,— царственно кивнула графиня, оглядывая себя. Она действительно была прелестна и женственна. После родов и кормления малышей ее грудь налилась и приобрела форму, соблазнительно подчеркнутую лифом. Туго затянутый корсет демонстрировал статную фигуру молодой женщины, восстановленную за год затворничества в поместье. Длинные, немного вьющиеся волосы были заколоты, и лишь несколько прядей ложились на плечи и спину.

— Мама, ты прекрасна,— в дверях появился Ричард в черном фраке, с зачесанными назад русыми кудрями и ярким румянцем. Это было его первое появление во дворце. У него были выразительные черты лица и прямой взгляд. Ричард был не по возрасту высок и жилист. Кто бы мог подумать, что такому взрослому на вид графу Мортьеру исполнилось только десять.

— Сынок, ты ничего не забыл? Где твои перчатки? Ты же знаешь, что джентльмен не может появиться в обществе без перчаток...— заметила Сабрина, отворачиваясь от зеркала.

— Я не забыл,— мальчик помахал перчатками, вынутыми из-за спины.

Ричард любовался своей мамой. Наконец-то она перестала носить черное, которое так ее старило. Еще чуть-чуть, и ее глаза опять заискрятся, щеки порозовеют, и она снова станет так же прелестна, как и до смерти отца.

Ричард помог Альберту уговорить маму начать, наконец, выходить в свет. Она долго отказывалась, ссылаясь то на занятость в поместье, то на детей, за которыми надо смотреть, то просто отмахивалась. Но все-таки, спустя три месяца после окончания траура по погибшему мужу, Сабрина сдалась. Она решилась ответить на очередное приглашение ко двору визитом. Сабрина и трое ее детей прибыли во дворец на празднование первого дня рождения наследника престола.