Вынужденный брак /отрывок/

— А, это ты? Дверь захлопни! — и снова погрузилась в сладкий утренний сон.

Он счел себя обиженным — ведь не каждый же день он приходит мириться, и такое невнимание вполне может расхолодить любого кающегося мужа. Ей полагалось пристально посмотреть ему в глаза, чтобы оценить степень его искренности, потом всхлипнуть и броситься ему на грудь в поисках утешения и защиты.

Прежняя Лариса так бы и сделала. Она всегда оправдывала его ожидания. Никаких неожиданностей в их семейной жизни не происходило. Это он в ней и ценил.

Снова потряс ее за плечо. Она что-то недовольно промычала. Он четко сказал, чтобы она хорошенечко расслышала его слова:

— Вечером я привезу свои вещи обратно. Будем жить, как раньше.

И вот тут случилось нечто совершенно им не ожидаемое. Она приподнялась на локте и возмущенно пробормотала почти уже нормальным голосом:

— Это еще зачем? Прислуживать тебе некому?

Он так удивился, что вместо разумного объяснения жалко забормотал:

— Но здесь же и моя часть, в этой квартире...

Широко зевнув, Лариса еле внятно ответила:

— Эта квартира записана на меня, ты прописан в родительской квартире. Если хочешь отсудить себе свою долю, подавай в суд. Координаты своего адвоката я тебе дала. — Беспардонно отвернулась к стене, напомнила: — Двери хорошенько захлопни! — и непочтительно уснула.

С трудом осознавая, что же произошло, Евгений захлопнул дверь и медленно спустился по лестнице. Выйдя во двор, огляделся вокруг. Служебной машины не было. Сообразив, в чем дело, гулко хлопнул себя по лбу и вытащил мобильный телефон. Сказав Петру, чтобы ехал за ним по старому адресу, присел на скамейку и задумался. Что же ему теперь делать? Как помириться с этой новой, не желающей считаться с его желаниями женой?

Николай нервничал. Он решился совершить сегодня совершенно неэтичный поступок. А что ему еще оставалось? После консультации со знакомым врачом, правда хирургом, а не психиатром и даже не психотерапевтом, которому обрисовал ситуацию довольно туманно и в общих чертах, разработал детальный план.

Нашел симпатичный ресторанчик за городом, где на втором этаже находились комнаты для тех, кто не в состоянии был ехать обратно, для проверки поужинал там, нашел кухню довольно сносной и договорился обо всем с барменом, презентовав ему для начала тысячную бумажку.

В последнюю пятницу, выяснив в учительской, что все преподаватели Наташиной школы заседают на педсовете, нагловато сообщил своей секретарше, что едет по объектам, чему та в силу природной, а может быть, приобретенной под его чутким руководством недоверчивости абсолютно не поверила, и примитивно сбежал с работы. У него было дело чрезвычайной важности, от успеха которого зависела вся его дальнейшая жизнь.

Остановив машину невдалеке от облупившегося здания школы, подождал около десяти минут, нетерпеливо ерзая на сиденье.

Наконец двери школы распахнулись и на крыльцо стали выпархивать шумливые учителя, словно задержавшийся в школе класс переростков. Главным образом это были женщины, но его встревоженный взгляд выхватил из толпы и с пяток мужчин. А вот и Наталья в привычном аморфном коричневом костюме, идущая рядом с пухлой дамой средних лет.

Решительно выйдя из машины, он прошел сквозь группу озадаченных его появлением учительниц и крепко взял Наталью под локоток. Извинившись перед ее спутницей, повлек к машине, не слушая ее негромких, чтобы не привлекать излишнего к себе внимания, возражений. Его расчет оправдался: скандала перед коллегами она закатывать не стала. И даже помахала рукой кому-то на прощанье.

Только отъехав от школы на приличное расстояние, сердито поинтересовалась, агрессивно повернувшись к нему всем телом:

— Куда вы меня везете?

Он внимательно посмотрел на нее, оценивая ситуацию. В голове мелькнула насмешливая мысль: драться она собирается, что ли? В любом другом месте это было бы на редкость смешно, учитывая их разные весовые категории, но на оживленной дороге вполне могло привести к аварии. Надеясь на ее благоразумие, успокаивающе проговорил:

— Просто отдохнем в тихом местечке.

Она сердито фыркнула:

— Не хочу я никаких местечек, ни тихих, ни шумных! Высадите меня!

Он молча нажал на кнопку блокировки дверей. В замке что-то щелкнуло, и она почувствовала себя в ловушке. Он улыбнулся ей и успокаивающе проговорил:

— Вы просто не умеете отдыхать. Насколько я могу судить, вы ведь за все каникулы ни разу никуда не выбрались? Так и просидели всё лето в четырех стенах?

Она хотела сурово указать ему, что это вовсе не его дело, но ей внезапно так сильно захотелось побродить по настоящему бору, подышать пряным хвойным воздухом, что она с оправдывающимся вздохом произнесла:

— Я хорошо отдохнула и дома. Там тихо.

Николай ничего не ответил, и она отвернулась к окну, поневоле любуясь проносящимися мимо шумными городскими улицами. Ему ужасно хотелось курить, от волнения у него даже взмокли ладони, которыми он плотно обхватил руль автомашины. Участливо сказал себе — вот первый минус знакомства с этой особой: даже не кури при ней! А если ему удастся исполнить то, что задумано, то курить и вовсе придется бросить. Он припомнил этот почти священный, исполняемый не одно десятилетие ритуал, и горестно вздохнул. Но, как известно, всегда чем-то приходится жертвовать.

Они въехали в полосу густого соснового бора, и Наталья приоткрыла окно машины. В салон ворвался чуть пряный запах сосен. Глубоко вдохнув пьянящий воздух, робко попросила:

— Может, подышим?

Послушно свернув на обочину, он остановил машину и открыл дверцы. Она вышла из салона, по скрипучему ковру из желтых игл подошла к высокой сосне и осторожно потрогала светлый ствол.

— Молодая еще сосенка, а уже такая высокая! — задрав голову с привычным узлом волос, уставилась на качающуюся вершину, предоставив стоявшему рядом мужчине обозревать белую шею с просвечивающими сквозь тонкую кожу голубоватыми жилками.

Николаю неистово захотелось уложить ее здесь же, на мягкой пружинистой хвое, и он крепко сжал кулаки, пытаясь притормозить основной инстинкт. Но это было чертовски трудно — мужская суть просилась на волю, призревая все нормы морали. Он с ужасом подумал, что долго ему такой пытки не выдержать, и ушел назад к Тойоте, надеясь созданием дистанции укрепить свое благоразумие.

Постояв еще немного, Наталья вернулась к машине, уже спокойно спросив:

— Так куда мы едем?

— Здесь рядом есть небольшой ресторанчик.

Подозрительно покосившись в его сторону, она угадала:

— Вы что, напоить меня хотите?

Ему пришлось использовать весь свой артистизм, чтобы спутница ничего не заподозрила.

— Конечно! — к его удивлению, голос у него звучал чуть насмешливо и иронично, как и полагалось безгрешному, ничего подобного не замышляющего мужчине. — Думаю, бутылки водки на брата будет достаточно. — Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче? Гавайский ром, к примеру, или шотландское виски?

Она негромко хмыкнула, оценив шутку, и больше к этому вопросу не возвращалась.

Ресторан возник внезапно, среди густого бора. Со всех сторон его окружали сосны и казалось, что это домик лесовика, тем более, что срублен он был из таких же окружавших его сосен и вид имел сказочного теремка.

Внутри было сумрачно и прохладно. Николай подвел спутницу к бару, чтобы выпить что-нибудь с дороги. Предупрежденный им бармен быстро сделал для дамы невинную на первый взгляд смесь и подал в высоком фужере со смешным соломенным зонтиком.

Наталья Владимировна осторожно попробовала напиток.

— А он не слишком крепкий?

Бармен обиженно выпрямился.

— Может быть, немного приторный, но уж никак не крепкий.

Но она, отпив еще глоточек, поставила его обратно на стойку.

— Нет, это не для меня! — и пошла в зал.

Разочарованный Николай Иванович стал расплачиваться. Но довольный бармен лукаво ему подмигнул:

— Да это такая гремучая смесь, что на голодный желудок и одного глотка достаточно, не беспокойтесь!

Несколько обнадеженный посетитель прошел за своей дамой, забрав коктейль с собой, а бармен с интересом посмотрел им вслед. Когда этот тип сказал ему, что хочет подшутить над своей женой-учительницей, которая не понимает, как это можно напиться до такого состояния, чтобы ничего не помнить, он, честно говоря, не поверил.

Решил, что тот привезет какую-нибудь несговорчивую деваху, но он действительно приехал с женой, типичной школьной учительницей. Да, такую не грех и проучить немного, чтобы поняла, что у нее тоже имеются человеческие слабости.

Официант принес меню, но Наталья Владимировна категорически отказалась в него смотреть.

— Я не помню, когда бывала в подобных заведениях, названий блюд не знаю, да и цены меня пугают. Будьте уж добры сами.

Николай Иванович великодушно взял у нее меню и продиктовал официанту те блюда, которые, по его мнению, могли понравиться женщине. Спросил о вине, но она отказалась.

— Берите себе, если хотите, а я вино не люблю.

— Может, потому, что не пьете никогда?

Она легко согласилась:

— Возможно.

Пока готовили заказанные блюда, Николай подвинул к ней бокал с коктейлем, и она пару раз во время разговора приложилась к нему, просто потому, что горло пересохло. Когда принесли заказ, она как-то странно похихикала и неуверенно сказала:

— Похоже, что я опьянела...

Он резонно возразил:

— С чего бы это? Просто вы голодны, только и всего. Сейчас поедим, и всё как рукой снимет.

Они приступили к еде, и Наталья Владимировна вдруг ощутила небывалую легкость и настроение стало потрясающе хорошим. Сидевший рядом человек выглядел удивительно милым и заботливым. Она даже почувствовала сильнейшее искушение сказать ему, что не против выйти за него замуж, и остановила ее лишь многолетняя привычка контролировать свои порывы.

Потом они пошли танцевать, и танцевали хорошо, во всяком случае, ей так казалось. Ее не смущал ни свой неподходящий наряд, ни его слишком крепкие объятия. Когда он сказал, что устал, и предложил подняться наверх, чтобы передохнуть, она охотно согласилась — отдохнуть, так отдохнуть. И даже очутившись в номере с широкой двуспальной кроватью, ничего не сообразила.

Когда он обнял ее и, целуя, стал раздевать одной рукой, она бросилась ему помогать. Сама расстегнула пуговицы на кофточке и дернула за собачку молнии. Юбка скользнула к их ногам. Он подхватил ее на руки и удобно водрузил на кровать, даже не откинув одеяло.

Наталья хотела исправить его оплошность, но он уже улегся рядом с ней, причем абсолютно голый. Она замедленно соображала, как это можно сделать за столь короткое время и не фокус ли это, а он уже начал неторопливо ласкать ее не привыкшее к подобному отношению тело.

Через некоторое время ей почудилось, что оно полностью отделилось от сознания и живет своей собственной, неизвестной ей жизнью. Оно плавилось, выгибалось дугой, даже постанывало. Застывшее сознание не мешало ему вытворять совершенно неприличные вещи.

И когда Николай скользнул внутрь ее тела своим набрякшим членом, у нее не возникло никаких дурных воспоминаний. Просто было хорошо, даже очень хорошо. Правда, ей показалось, что кончилось всё слишком быстро.

Он с сожалением погладил ее по распустившимся волосам.

— Жаль, я тебя слишком сильно хотел. Но, если ты мне поможешь...

Она посмотрела на него недоумевающими глазами и вдруг заснула. Вздохнув, он закутал ее в висевшее на спинке одеяло, а сам пошел в ванную. Посмотрев на свое озабоченное лицо, сказал себе, что не похож на пьяного от счастья молодожена. Упрекать ему себя не в чем, он всё сделал правильно, но вот как отреагирует на это она, проснувшись завтра в гостиничном номере рядом с ним?

Ночью еще несколько раз просыпался и не мог отказать себе в удовольствии использовать лежавшее с ним теплое женское тело по назначению. Конечно, это было нехорошо, но ведь она не сопротивлялась, лишь сладко посапывала и один раз даже обхватила его рукой за шею.

Утром был великолепный скандал, к которому он был вполне готов. Проснувшись и поняв, что с ней такое, она устроила ему отменную выволочку. Какое он имел право воспользоваться ее состоянием, ведь он прекрасно знал, что она прежде не пила и не смогла адекватно оценить обстановку, и так далее и тому подобное...

О, как она умела стыдить! Николай почувствовал себя нашкодившим первоклашкой, стоявшим посредине укоризненно рассматривающего его класса с пылающими от стыда ушами. Это было тем более странным, что виноватым он себя не ощущал, скорее благодетелем, этаким спасителем ее от нее же самой.

Но Наталья упорно не хотела этого понимать. Как он ей не объяснял, никакие доводы во внимание не принимала. По ее зашоренному мнению, соблазнить женщину — это низко. Разозлившись, он неосторожно произнес:

— Было бы по-вашему, человечество давно бы вымерло! — Ему казалось дико говорить ей "вы", но на "ты" он перейти не посмел.

При этих словах она замерла, о чем-то вспомнив.

— А вы хотя бы предохранялись?

— Зачем? Я ничем не болею, вы, надеюсь, тоже.

Она вспылила:

— А вы не думаете о возможной беременности?

Он непонимающе посмотрел на нее.

— Какой беременности? Вам же далеко за сорок.

Гневно покраснев, она зло выпалила:

— Вы что, решили, что я старуха?

Обо всем догадавшись, он радостно возвестил:

— Если будет ребенок, это будет дар небес!

От этих слов Наталья запылала еще больше. Ее глаза опасно зашарили по комнате, разыскивая подходящее метательное орудие. Николай поспешно предложил, спасаясь:

— Давайте позавтракаем и поедем?

В таком настроении предлагать ей нечто большее, хоть и хотелось, но не следовало. Благоразумнее иногда отступить, чем добиваться своего.

Наталья Владимировна решительно отказалась:

— Отвезите меня домой, а завтракать будете потом где угодно и с кем угодно.

Чтобы не разозлить ее окончательно, он оделся и молча вышел из комнаты.

Наталья села в подогнанную им к крыльцу машину с видом оскорбленной в своих лучших ожиданиях королевы. Бармен, наблюдающий за ними из окна, непочтительно захихикал, но, к счастью Николая, спутница не заметила его довольную физиономию.

Всю дорогу в салоне царило напряженное молчание, которое никто из них не хотел прерывать. Остановившись у ее дома, Николай Иванович требовательно спросил:

— Когда мы встретимся?

Она бросила, раздраженно сверкая глазами:

— Никогда!

Пробормотав, что это он еще посмотрит, Николай Иванович открыл двери и быстро уехал, дав ей понять, что тоже умеет быть недовольным. Зайдя в квартиру, Наталья Владимировна уныло подумала, что, возможно, зря повела себя так категорично, но разве можно спускать подобные вещи? Это ведь так непорядочно!

Но, вспомнив, что на войне и в любви все средства хороши, справедливости ради признала, что иначе, пожалуй, она никогда бы не познала радости плотской любви. Но это лишь еще один способ убедиться, что они ей вовсе не нужны.

ГЛАВА ПЯТАЯ