Здесь же на табличках на шеях закованных в колодки осуждённых были написаны имена и даже преступления.
Железным Огюстом звали привязанного к столбу огромного рыжебородого мужика. Обирал купцов за проход через Перевал висельников. С другой стороны столба мучился башмачник Торольв, который устроил потасовку в кабаке.
Рядом на лавке стоял ящик с гнилыми яблоками и тухлыми яйцами. Видимо, чтобы бросать в провинившихся. Ну и нравы!
Николас направился к высокому порогу ратуши. Из-за приотворенной двери доносились едва слышные голоса.
— Тише, Фритьоф, не поднимай бучу. Справимся как-нибудь.
— Но мастер Гарольд, колодец отравлен! И этот жуткий странник с пустошей. В городе вот-вот начнётся паника!
Николас усмехнулся в кулак. Кажется, слухи умудрились его обскакать.
— Доброго вам утречка! — поздоровался он, вытирая сапоги о разложенную у двери тряпку. — Вовсе я не жуткий. Моё имя Мортимер Стигс, можно просто Морти. Я прибыл на корабле из Леннокса, просто немного заблудился. Такая качка была: земля до сих пор из-под ног уходит, — рассмеялся он, положив руку себе на затылок. — Извините, что доставил беспокойство.
К нему повернулся грузный мужчина. Светлые волосы на голове и в коротко стриженной бороде курчавились барашками. Мелкие голубые глаза на пухлом лице разглядывали гостя с головы до ног. Чёрные туфли с медными пряжками, тёплые белые гольфы заправлены в тёмно-коричневые бриджи из толстого сукна. Длинный кафтан был подобран им в тон, из-под него выглядывала светлая вязанная безрукавка поверх льняной рубахи.
— Качка, как же! — не поверил он, ощутив запах рома. — Одной проблемой уже меньше. У страха как всегда глаза велики, — мужчина протянул Николасу руку. — Бургомистр Гарольд. Так с чем пожаловали, молодой человек? Хотите у нас осесть?
— Нет, мне нужна лошадь. Люди посоветовали обратиться к вам.
— Угу, парочка на продажу найдётся. Лучше во всей Лапии не сыскать.
Вообще-то лапийские лошади нигде не ценились в отличие от золотых табунов веломовского Заречья и небесных аргамаков Элама.
— В пять сребреников обойдётся, не больше.
— Пять?! — ахнул Николас. На Авалоре неплохие верховые скакуны стоили в два раза дешевле.
— Лошадей у нас держать тяжело. Холодно, пастбищ мало. Тут закончу и свожу тебя в загон, сам выберешь. — Бургомистр снова повернулся к долговязому Фритьоф: — Найди кого-нибудь, кто бы очистил колодец или хотя бы выяснил, кто его отравил.
— Я помогу, если вы продадите мне коня дешевле, — не растерялся Николас.
— Ты? — Гарольд вскинул бровь, разглядывая его меч, упрятанный в потёртые ножны на поясе.
— Это для защиты, — объяснил он. — Я мастер по особым поручениям.
— Охотник на демонов, что ли? — без обиняков спросил бургомистр. — Знаем-знаем вашу братию. Байками про чудищ стращать вы горазды, только я свой город обирать не позволю!
Он погрозил кулаком.
— Если не хотите, тогда я пойду дальше. Может, в соседнем Гартленде можно приобрести коня дешевле, — пожал плечами Николас. — А то у вас тут, кажется, вода отравлена.
— Ладно-ладно, — скривился бургомистр. — Только лошадь я тебе продам после того, как увижу результат!
Николас вздохнул. Как тут брать плату заранее?
— Тогда и я назначу цену после того, как узнаю, с чем придётся столкнуться, — он уверенно откинул упавшую на лицо прядь волос.
— Хорошо. Фритьоф! — бургомистр снова позвал помощника. — Покажи мальчишке колодец. Будешь делать, что он скажет, а заодно приглядишь, чтобы он ничего не натворил.
* * *
Вначале они заглянули в едва отворившуюся пекарню. Николас купил несколько пирогов с капустой и мясом и позавтракал ими на ходу.
Фритьоф отвёл его обратно к окраине, соседствовавшей с верещатником. Колодец стоял посреди замыкающей улицы. Кругом бедняцкие халупы — посеревшие от времени сараи с уложенными мхом крышами. Только один среди них — богатый двухэтажный дом из цельных брёвен, украшенный резными коньками и наличниками.
Сам колодец содержался в чистоте и порядке. Он был выложен из серого булыжника и накрыт добротной деревянной крышей, к которой крепилась железная цепь. Только изнутри несло тухлыми яйцами. Если бы мухи уже проснулись, то точно бы вились тут роем. Николас заглянул внутрь. Посреди темноты ядовито-жёлтым огоньком мерцала демоническая аура.
Что ж, работа нашла его сама.
Николас подобрал с земли камень и кинул в колодец. Через мгновение послышался плеск. Ярдов восемь, не глубже.
Он отвязал ведро от цепи и проверил её на прочность. Крепкая, выдержит. Рот и нос нужно защитить платком, руки — перчатками. Николас обвязал цепь вокруг пояса и обернулся к дожидавшемуся указаний Фритьофу:
— Спустите меня вниз.
Тот кивнул. Николас забрался на бортик и скользнул по кладке в темноту. У самой воды огниво высекло сноп искр, осветив привязанную к крюкам в стенке колодца фигуру. Николас ещё раз ударил кремнем о кресало и зажёг трут огнива.
Пленённым оказался мохнатый серый человечек с несоразмерно длинными руками. Одет он был в холщовые штаны и курточку, на голове красный колпак. Из вспоротого бока сочилась жёлтая кровь и капала в воду. Пахла она так, что живот скручивало, и съеденные на завтрак пирожки просились обратно.
Похоже, это домовой ниссе. Добродушный дух, помогавший людям по хозяйству в обмен на лакомства, одежду и кров. В Лапии их особенно привечали. А кровь ниссе очень ядовита, поэтому ранить их считалось дурной приметой. Вот отчего вода-то испортилась! Одна загадка разгадана, а прибавилось ещё с полдюжины.
Николас уцепился за крюк, к которому был привязан ниссе, и обрезал верёвку. Стараясь не задеть рану, Охотник подхватил демона за здоровый бок и крикнул:
— Доставайте!
Наматываясь обратно на бревно, заскрипела цепь, и они медленно поднялись на поверхность. Николас высвободился из петли и вылез из колодца.
— Кто это? — во все глаза уставился на человечка Фритьоф.
— Ниссе, — ответил Николас, укладывая создание на мостовую. — Кто-то ранил его и привязал так, чтобы его кровь постепенно отравила воду. Ниссе очень живучие, поэтому яд бы действовал очень долго. Нужно привести его в чувство.
— Как в сказках что ли? — недоумевал Фритьоф.
Среди вещей обнаружилась приготовленная Рианой заживляющая мазь. Николас полил рану из фляги, намазал и перевязал лоскутом чистой материи. Освобождённая от перчатки ладонь сбрызнула маленькое личико водой. Ниссе зафырчал, приходя в себя, и открыл жёлтые кошачьи глаза.
— Что произошло? — спросил Николас.
Ниссе оглядывал его лицо затуманенным взглядом, губы дрожали.
— Госпожа Уна родила... Я ухаживал... Напали со спины... Не видел, — он пищал так тоненько и слабо, что слова удавалось разобрать с большим трудом.
— Госпожа Уна? — Николас глянул на Фритьофа.
— Жена бургомистра? — предположил тот и указал на большой дом. — Мастер Гарольд лет пятнадцать как из Вижборга переехал. У них там свои порядки, к нашим он так и не привык. Хотел земли побольше, и чтобы не так скученно. А тут и до пастбища рукой подать, — он кивнул на поляну за верещатником, где бродили лошади.
— Бегите за ним. Если нападение случилось у него дома, он должен об этом знать, — распорядился Николас и направился к большому дому.
Снова пахнуло вереском и полынью, похоже, демон был рядом. Николас почти улавливал его ауру боковым зрением, но стоило посмотреть в упор, как наваждение пропадало.
На пороге показалась пышная женщина в синем платье с жёлтым передником. Мягкое, добродушное лицо обрамляли золотистые локоны, выглядывающие из-под белого чепца. Но бледная кожа отдавала болезненным блеском, по лбу катился пот, а васильковые глаза поблёкли. Увидев раненого ниссе на руках у Николаса, она встревожилась:
— Что стряслось, малыш? Какой негодяй тебя ранил? Я думала, ты бросил меня, потому что после родов я так ослабла, что не смогла тебя кормить.
Она протянула к ниссе тонкую ладонь с медным свадебным браслетом, украшенным маленькими хризолитами. Дорогая безделушка. На красавицу-жену, видно, бургомистр не скупится.
— Г-г-госпожа... — повернувшись к ней, пропищал ниссе. — П-п-простите...
— Я нашёл его привязанным к крюкам в колодце, — ответил за него Николас. — Мортимер Стигс, ваш муж прислал меня разобраться, что случилось с водой.
— Так это всё из-за него? — женщина округлила глаза и приложила ладонь к губам. — Ниссе достался мне в приданное от матери, Гарольд ничего о нём не знает.
— Он исчез сразу после ваших родов?
— Да, у нас тогда сосед повесился. Все убежали смотреть, а ниссе с малышом возился. Когда Гарольд вернулся, домового уже не было. Я подумала, что он как всегда прячется.
— У вас что-нибудь пропадало? Со двора? Такое чувство, что преступник действовал спонтанно, а воду отравил, только чтобы внимание отвлечь, — размышлял Николас вслух.
— Нет, не думаю. Гарольд бы сразу тревогу поднял, если бы чего-то не досчитался, — Уна покачала головой. — Да вы не стойте на пороге, проходите, несите его сюда.
Николас заглянул в просторную гостиную и уложил ниссе на лавку.
— Он ведь поправится? Уже поди лет сто в нашей семье живёт. Никогда такого не было! — хозяйка поила его с ложечки водой и бульоном.
— Они очень живучи, — пожал плечами Николас.
Удивительно, как неодарённая женщина не боится демона и даже ухаживает за ним.
— Мам, Лейв не успокаивается, — в гостиную заглянул светловолосый мальчик с забавными веснушками на пухлых щеках.
В руках он держал завёрнутого в одеяло младенца. Тот заходился истошным криком.
— Давай его сюда, Свейн, — Уна отложила ложку и забрала малыша.
Свейн принялся с любопытством разглядывать ниссе.
Странный голос у этого Лейва, тонкий, словно тростник поёт.
— М-можно? — Николас протянул к нему руки.
— Придерживайте головку, — Уна улыбнулась, передавая ему младенца.
Николас отвернул край одеяла, внимательно разглядывая ребёнка. Худенький и бледный, совсем крохотный. Видимо, тоже родился раньше срока. Макушку покрывал тёмный пушок. Малыш замолчал и улыбнулся беззубым ртом, густые фиалковые глаза с интересом осматривали лицо Николаса.
— Он так на вас непохож, — удивился Охотник.
— Почему? Глаза и волосы ещё могут поменять цвет, а вот овал лица, форма носа и губы — совсем как у Гарольда, — Уна ласково погладила малыша по крохотному носику.
Ребёнок фырчал очень тихо и не шевелился. Затрепетала на окне льняная занавеска, Николас повернул голову. Мелькнула тень, едва заметный силуэт. В уши засочился речитатив колдовского наговора:
"О, сын иступленных небес, молю, благослови дитя. Могуч ты, Ветер, мы слабы. Но нашу волю мы тебе вверяем, даруй нам только жизнь. Для новых всходов наполни почву силой. Благослови! Благослови! Благослови!"
Громко хлопнула дверь, нарушив транс. В гостиную влетел раскрасневшийся, задыхающийся от бега Гарольд.
— Уна, что за дела? Какие ещё ниссе? Причём здесь ты?!
— Милый, успокойся! Я не хотела говорить. Он помогал мне по хозяйству. У нас так принято, и...
— Я гордился, что ты у меня такая умелая, расторопная и хозяйственная, а ты как колдунья с демонами сношалась?!
— Но он добрый и не делал ничего плохого! — взмолилась Уна.
Свейн испуганно таращился на обоих родителей. Николас не знал, как остановить эту перепалку.
— Угу, только колодец отравил. А так ничего плохого. Что обо мне люди скажут?! Будут требовать, чтобы я вас обоих на костёр отправил!
— Гарольд... — истощённо пробормотала Уна и стала оседать на пол.
— Мама! — закричал Свейн.
Муж едва успел подхватить её, прежде чем она ударилась бы о стол.
— Госпожа... — стонал ниссе.
— Уна! Уна, что с тобой?! — тряс её Гарольд. — Не буду я никого казнить, что-нибудь придумаю. Уна!
— У неё лихорадка, — сказал Николас, вручив ребёнка Свейну. — Она не пила отравленную воду?
— Нет, я же предупредил, — покачал головой Гарольд и понёс её в спальню.
Лицо Уны наливалось восковой бледностью, под глазами растекались тёмные круги, губы слабо шевелились в бреду.
— Так что же делать?
— Бежать за целителем? — предложил Николас. — Слышали про кого в округе? Они могут травниками или повитухами называться. Целитель бы и колодец вычистил заодно.
— Так Эглаборг же, он как раз роды принимал, — недоумённо ответил Гарольд. — Клялся-божился, что всё хорошо, никаких осложнений. И на тебе! Шарлатан поганый!
— Спросите с него. Позовите, чтобы Уну посмотрел хотя бы. Где он сейчас?
— В колодках... Его старший брат Норборг погорел на продаже леса в Священную империю. Надеялся, что Норикия откроет границы после двадцати лет блокады, наивный. Артель лесорубов потребовала деньги за товар. Норборгу пригрозили долговой ямой, а тот напился и повесился на потолочной балке. Уна как раз рожала в это время, мы все здесь были. А как соседи шум подняли, так мы сразу в его хибару рванули. Было слишком поздно: Норборг уже посинел и язык вывалил. Эглаборг всё убивался, мол, самые страшные раны и болезни лечить могу, а брата с Тихого берега вытянуть не в силах. В общем, я сам заплатил лесорубам, а хибару их себе забрал. Только земли там с гулькин нос, да и доски все прогнили — вот-вот стены сложатся. Посему Эглаборг в колодках и оказался. Больше-то родственников у Норборга нет.
— Так отпустите его! — потребовал Николас. — Неужели не видите, что вашей жене срочно нужна помощь? К тому же, если он роды принимал, может, видел что. Если он настоящий целитель, то заметить мог гораздо больше вашего.
— А кто ж мне деньги-то отдаст? Дела нужно по закону справлять, иначе люди слушаться не перестанут. Если я слабину дам, так все мне на шею сядут! Знаешь, как тяжело бремя власти даже в таком захолустном городишке держать?
— Да у вас же жена умирает, нашествие демонов на носу. Какая уж тут власть, когда всё гибнет!
— Нет. Нет! — ошалело мотал головой бургомистр.
— Ладно, сколько он должен?
Сумеречников ведь совсем не осталось, в общине они друг за друга горой стояли, а тут... Надо помочь! Не всё же от демонов спасать, иногда и от самой жизни приходится. Нужно ступить на этот путь с самого начала и никогда с него не сходить.
— Пять золотых.
Николас принялся пересчитывать свои сбережения. Так у него даже на коня денег не хватит, и до самой Поднебесной пешком топать придётся. Эх, тяжела стезя героя!
— Скупердяй! — Николас с досадой высыпал в мясистую ладонь нужную сумму.
Гарольд снял с пояса увесистую связку ключей и швырнул её Николасу.
— Только остальных не освобождай, добряк наивный!
Глава 10. Ворожея туатов
Николас помчался обратно к ратуше. Осуждённые с надеждой оборачивались на него, взгляд перебирал надписи на табличках.
Вот он: "Эглаборг. Не отдавал долги".
Мужчина повис на доске с колодками. Измождённый и узкогрудый, в засаленных лохмотьях. Мелкая каштановая щетина была одинакового размера и на вытянутой голове, и на впалых щеках. Глаза такие мутные, что цвета не разобрать. Лет сорок на вид, а может, и меньше, но кожа настолько обветрилась и ссохлась морщинами, что точно не определишь.
