| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Не люблю неизвестность. Страха перед этой дамой не испытываю, но предпочитаю хоть приблизительно угадывать черты незнакомки, прячущейся под плотным кружевом вуали. Что бы ни принес с собой младший из братцев, насколько хорош в бою ни был бы старший, какие бы планы ни строил его высочество, я справлюсь. С каждым в отдельности и со всеми скопом. Но жертвовать своими собственными намерениями? Нет уж! Принимать решение буду в последнюю очередь: перед самым ударом, и ни вдохом раньше. А пока... Пусть наслаждаются. Если есть, чем.
Молодой хозяин Кер-Эллида передвигался на удивление невесомо и неслышно: можно было бы даже заподозрить среди его предков пару-тройку эльфов или эльфиек, но несколько тяжеловесные черты лица и поджарая сухость фигуры утверждали обратное, а глаза весьма мало походили своим цветом на свойственные эльфийским родам. Да и людским, если уж говорить начистоту...
— Dou!
Окрик не заставил парня остановиться мгновенно: только на третьем шаге после того, как двор вновь наполнился тишиной, Нирмун, вернувшийся в усадьбу гораздо раньше пса его высочества, успевший сменить сырую от росы одежду и теперь направлявшийся из дома в сторону дворовых пристроек, повернулся лицом к принцу, привычно хмуро сдвинув брови.
— Ваше высочество желает чего-то?
В голосе провинциального дворянина могло бы быть и больше подобострастия: в конце концов, не каждый день приходится принимать в своем доме королевского отпрыска. И честно говоря, я ожидал от Рикаарда вполне заслуженного негодования на грубость сельских манер, но принц улыбнулся еще шире и слащавее:
— Желает. Попросить вас.
— О чем?
— Для начала подойти ближе, чтобы не было нужды кричать через весь двор.
И снова: ни малейшего неудовольствия, одна только вежливость с нотками вины за причиненные неудобства. Наследник рода Эллидов хоть и выглядел туповатым, насторожился ровно настолько же, насколько и я, а может, и больше, но, не найдя повода отказать высказанной просьбе, поднялся на террасу и подошел к креслу принца.
— Ваше высочество?
Рикаард задумчиво провел взглядом по фигуре парня снизу вверх, останавливаясь на шнурке, охватывающем смуглую шею. Свободный конец кожаного "ожерелья", длиной не менее полутора ладоней, прятался за расстегнутым воротом рубашки.
— Это украшение? — спросил принц ровным и небрежным тоном.
Нирмун сузил глаза, словно предчувствуя опасность, но ответил:
— Память о моих родителях.
— Я могу взглянуть?
Лицо парня и раньше не баловало зрителей подвижностью черт, а сейчас и вовсе казалось одеревеневшим. Принц, конечно же, отметил впечатление, произведенное невинным пожеланием, и поспешил усилить натиск:
— Понимаю, что эта вещь дорога вам, но разве я могу ее испортить? Только взгляну и сразу же верну.
Смуглая ладонь нервно накрыла скользящий узел шнурка, но вовсе не собираясь исполнять волю принца, а скорее, защищая действительно дорогой для наследника рода Эллидов предмет. Впрочем, Нирмун тут же опустил руку, пряча подрагивающие пальцы за спиной. Глаза Рикаарда на мгновение вспыхнули недовольством, но его высочество, видно, провел прошедший год с пользой, научившись управлять проявлением своих чувств, потому что следующее предложение прозвучало приторно-ласково:
— Хорошо. Не можете расстаться? Не надо. Понимаю ваши чувства. Тогда просто наклонитесь, чтобы я мог рассмотреть вашу драгоценность получше!
Разве можно не выполнить столь любезную просьбу? Особенно, если проситель — сам принц? Как бы дурно Нирмун ни был воспитан, вассальные обязательства он знал и, помедлив еще немного, склонился над креслом. А спустя минуту мне стали известны ответы почти на все, заданные самому себе утром вопросы.
Как только шея парня оказался на наименьшем расстоянии от принца, рука Рикаарда мертвой хваткой вцепилась в шнурок, и в тот же миг посох Гелена поддел молодого хозяина Кер-Эллида под ребра, заставляя согнуться и вышвыривая с террасы на двор. Голова Нирмуна проскочила через растянувшуюся кожаную петлю, "ожерелье" осталось у принца, а парень рухнул на каменную крошку. На четвереньки. Я же искренне пожалел, что не могу воспользоваться сменой Уровня зрения, и вынужден довольствоваться лишь тем зрелищем, которое было доступно и всем прочим участникам событий. Впрочем, и обычным глазам было, на что посмотреть.
Место, которое Нирмун занимал в пространстве, накрыло маревом смены смежных Пластов реальности — мягкой дымкой, скрадывающей линии, лишающей видимую картину резкости и заставляющей очертания и краски кружиться в безумном хороводе. Глянцевая смуглость начала уступать место серебристо-серым и мутно-желтым разводам, одежда с каждым ударом сердца теряла свое наполнение, обиженно волочась за телом, которому уже переставала быть необходимой. Пройдет совсем немного времени, расплавленная материя застынет в новой форме, являя миру иную сторону одного и то же существа. Еще чуть-чуть и...
Ловчая сеть со свистом рассекла воздух и упала на не закончившего переход оборотня, врезаясь в еще податливое, а потому весьма уязвимое пространство своими грузилами, смешивая с изменяющейся материей плетеные шнуры своей плоти. Сэлт точно уловил момент проведения атаки: вдохом позже проникновения в Периметр Обращения не получилось бы, и все, чего можно было бы добиться, это пленения. Причем недолгого, потому что мало какая сеть способна сдержать натиск оборотня. Но похоже, младший из псов его высочества знал, как надлежит действовать. И старший — тоже: едва Обращение завершилось, и фигура, претерпевшая изменение, заняла назначенное место в Пласте реальности, посох Гелена обрушился на серую шкуру градом коротких и сильных ударов, довольно быстро выбивая из волка только-только и не без труда обретенное сознание.
Когда существо, в человеческом облике носящее имя "Нирмун", перестало шевелиться, братцы споро ухватились за оставшиеся свободными концы сети и потащили оборотня в дом, по всей видимости, намереваясь запереть пленника в одной из кладовых или погребе. Что ж, идея здравая: хоть проникшая в плоть ловчая сеть губительно повлияла на силу волка, нелишне принять меры предосторожности. Но теперь, по завершении представления, хотелось бы знать, зачем оно, собственно, было разыграно? С этим вопросом я направился было к принцу, но глухой вскрик отвлек на себя и мое внимание, и внимание всех остальных.
Наверное, они вернулись как раз в тот момент, когда события подходили к своей развязке. Вошли во двор и замерли, потрясенные разворачивающимся действом. А по его окончании произошло именно то, что и должно было произойти, к примеру, глубокий обморок Литы, от начала и до конца видевшей превращение своего господина в одного из зверей, ненависть и страх перед которыми девушка впитала с молоком матери. Хорошо еще, Бэр с Хоком, несмотря на не менее сильное удивление, успели подхватить обмякшую служанку. Мэтт им не помогал. По очень простой причине: маг был сосредоточен на наблюдении за мной, причем, уверен, напряжение на бледном лице по своей силе вполне совпадало с тем, что могло прочитаться на моей физиономии, ведь, в конце концов, я тоже играл роль заинтересованного зрителя. Только объектом моего пристального внимания был принц.
Его высочество нежился в ощущении собственного величия, как в тепле лучей первого весеннего солнышка, принимая долгожданное поражение врага со скучающим снисхождением победителя. Врагом, разумеется, считался я. Видимо, с того самого дня, когда моя ладонь близко познакомилась с пятой точкой надменного ребенка.
Рассеянно перебирая петли шнурка и глядя на следы борьбы, запечатленные каменной крошкой, Рикаард осведомился:
— Вы удивлены?..
Удар, знаменующий начало поединка. Но чтобы добиться наиболее удачных результатов, его нельзя резко обрывать, напротив, следует совместить, по меньшей мере, два движения в одной атаке. И если первый вопрос, собственно, не нуждавшийся в точном и прямом ответе, служил всего лишь выпадом, то произнесенное спустя выдержанную, словно хорошее вино, паузу одно-единственное слово стало уколом, быстро и точно добирающимся до самого сердца. Принц отчетливо сознавал, что добивает меня, но удерживаться от полного разгрома противника было выше мальчишечьих сил:
— Мастер.
Какой тонкий расчет, насколько искусно в голосе выверено сочетание сожаления и презрения! Удивлен ли я? О да! Но полагаю, вовсе не тем, что принимал за причину удивления принц.
Я смотрел на сидящего передо мной человека и понимал: все происходило вовсе не постепенно, а заняло час или полтора, не более. Рикаард изменился в тот день, когда, вернувшись с королем из зимней резиденции, застал старшего брата совершенно здоровым, да еще в обществе сестры, потрясенной коварством и злобой своего близнеца. Уверен, Рианна не стеснялась в проявлении чувств, высказывая, что думает об истории, связывающей младшего принца и меня. Конечно, девочка чересчур благожелательна к моей, мягко говоря, противоречивой в поступках персоне, но на то есть основания. У принцессы. А я всегда буду винить себя за трусость и лень, не позволившие расстаться с королевским двором так, как требовалось: твердо, бесстрастно и окончательно.
Впрочем, выволочка со стороны сестры если и имела место, наверняка осталась в тени чудесного выздоровления Дэриена. А уж когда стало ясно, кто приложил руку к исцелению... И меня бы на месте Рикаарда захлестнула ярость. С головой захлестнула и утопила бы в желании отомстить. Собственно, так и произошло. И судя по продуманности каждого слова и жеста, ярость повзрослела вместе с принцем. Долгими зимними одинокими вечерами, вороша в сознании прах скончавшихся надежд, его высочество поставил себе задачу отомстить. Но как разумный человек, более того, как человек, готовящийся оказаться на троне, принц научился рассчитывать силы и отложил боевые действия до подходящего момента — до момента, когда враг окажется на расстоянии удара. Чтобы иметь возможность сполна насладиться зрелищем его агонии...
Тьфу! Но до чего же хорош, мерзавец! И определенно, отважен: оказаться лицом к лицу с оборотнем решится не всякий храбрец. Правда, бывают случаи, ненависть успешно занимает место смелости. Гадать бессмысленно, но не признавать явственное чужое превосходство — глупо. И все же, необходимы уточнения:
— Что именно должно было меня удивить, ваше высочество?
Тон моего ответа с одной стороны убедил принца, что удар достиг цели, а с другой — что до агонии пока далековато. Но истинное расстояние, отделяющее меня от поражения, Рикаард не смог бы предположить. Почему? А я и сам не мог бы этого сделать.
— Можно подумать, вы по несколько раз на дню встречаетесь с оборотнями!
Вообще-то, я даже жил с ним под одной крышей. И буду жить. Придется, хотя и не особенно хочется.
— Ах, речь идет о несчастном юноше...
Принц фыркнул:
— Несчастный? Он опасен для жителей усадьбы и окрестных деревень. Но кроме того, он представлял угрозу моей жизни.
Нравоучительность, проступившая в голосе Рикаарда на последних словах, заставила меня съехидничать:
— Отделяете себя от всех прочих, ваше высочество?
— Каждый из нас занимает какое-то место. Но одни имеют на него право, а другие... Хотя, можно ли требовать от недавнего раба, чтобы он вел себя, как рыцарь?
Забавно наблюдать за юнцом, старающимся действовать подобно старому и опытному командиру. Вроде и интонации нужные найдены, и выпяченный подбородок тверд, и сцепленные пальцы рук величаво спокойны, а в глазах нет-нет, да и проскакивает тень чувства, от которого по-настоящему взрослый человек давно избавился. Золотисто-ореховые глаза принца не переставили спрашивать: "Правда, я молодец? Я победил, ведь так? Ну похвали же меня, похвали!"
Можно было нанести удар: подобрать колкие замечания, многозначительно улыбнуться, заставляя мальчика вспомнить и заново пережить испытанное унижение, прочувствовать давнюю боль еще сильнее и острее, благо рядом находится полным-полно посторонних... Можно было. Но глядя на принца, я видел самого себя, такого же юного, впитывающего знания о добре и зле с равным успехом, старающегося оправдывать ожидания и страстно желающего только, чтобы хоть одна живая душа заметила мои старания. А уж получить лестную оценку было пределом моих тогдашних мечтаний! Так и не сбывшихся, кстати говоря. И все же, меня никто нарочно не лишал будущего, предоставляя право самостоятельно выбирать судьбу. Из ограниченного числа предложенных, правда...И я выбрал, ошибаясь и набивая шишки. Но если бы в моей жизни не было теплого взгляда старого шадд-а-рафа, с перекрестка принятия решений меня всегда вела одна дорога. Дорога в никуда. А я не желаю принцу подобной участи. И никому не желаю.
"Я ведь победил, правда? Победил?" — отчаянно спрашивали глаза его высочества. Конечно, победил. Только ты не знаешь главного, мальчик: любой итог сражения приходится отстаивать много-много раз, иногда до своего последнего вдоха. Победа ли то была, поражение — неважно. Неизвестно, кому хуже: победителю, вынужденному снова и снова вступать в бой, ибо желающих оспорить завоевания будет тьма-тьмущая, либо побежденному, который не знает покоя, пока не смоет со своей чести позор проигранной схватки. Да, этот поединок ты выиграл, а я проиграл, будем считать так. Но ты не можешь не понимать: истребления не состоялось, и мне потребуется реванш. Значит, осознанно бросаешь вызов? Желаешь долгой и кровопролитной войны? Тогда пора преподать тебе первый урок: отступление врага на заранее подготовленные позиции наиболее опасно именно тем, что они подготовлены.
— Вы правы, ваше высочество: рабу нет места в господских покоях.
Рикаард гордо вскинул подбородок и встал из кресла, собираясь покинуть террасу, когда словно случайно заметил присутствие неподалеку капитана своей охраны.
— Вам тоже нужно прояснить ваши обязанности?
— Благодарю, ваше высочество. Обойдусь своим умом, — ответил Эрне, ясно показывая, что в отличие от предыдущего поверженного противника не расположен к размахиванию белым флагом.
И принц вновь удивил меня, не поддавшись азарту и не попытавшись на волне только что достигнутого успеха ринуться на покорение новых рубежей. Рикаард всего лишь отвел глаза, придавая лицу выражение скучного сожаления о тупости и грубости подданных, и походкой, более уместной в тронном зале, а не в скромном доме провинциального дворянина, удалился в свои покои.
Не нужно было провожать принца взглядом: достаточно было дождаться, пока смолкнут чеканные шаги. Так я и поступил, и только потом поднял шнурок, сиротливо упавший рядом с креслом, когда его высочество торжествующе поднялся на ноги.
Простенько, но действенно. Должно быть, заклинание из тех, что служат для внешнего управления Обращением. Подопечные Лэни в таких ухищрениях не нуждались, но "дикие" — оборотни, живущие обособленно от кланов, довольно часто используют магию для подавления своей природы. И понятно, почему: быть вечным одиночкой по вкусу не каждому, а оборачиваться в центре города или деревни... Можно, конечно. Но один раз, который закончится преждевременным пресечением жизненной нити.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
