Раскрыть ладони

Моя мать. Первая красавица Саэнны. Мечта всех мужчин, доставшаяся одному. Достойнейшему? Кто знает... Но в ее присутствии, как говорят, никто не мог думать о посторонних вещах. Не удивительно, что отец терял голову, когда видел водопад тугих локонов, черных как ночь и опасных, как бездна. Собственно, по-настоящему к своим занятиям он вернулся, только осознав, какую жестокую шутку с его сыном сыграли боги. Но могу ли я осуждать кого-то и за что-то? Нет. Он был влюблен и был счастлив, а это дорогого стоит. Даже целой жизни. Собственно, отец заплатил сполна. Заплатил вдвойне: своей жизнью и жизнью сына. Но если ему было хорошо... Я не в обиде. Лишь сердце время от времени погладывает желание хоть ненадолго встретить такую же любовь.

Правда, сейчас у меня нет времени на чувства. Что делать с глупостями? Как научиться их избегать? За последние дни каждый мой поступок был отмечен полным отсутствием расчета. И что в итоге? Целая гора неприятностей.

Зачем полез усмирять боль воспаленного уха? Порыв души. Дурацкий и беспечный, вылившийся в уплату извинительной подати. Гнать такие порывы надо. Метлой.

Необдуманно напросился выполнять заказ хозяина Оврага? Ладно, это было еще полбеды. Но зачем постарался продлить жизнь мальчику? Чтобы огрести оскорбления и упреки? Надо было вернуться и заявить, что ребенок уже мертв, а уж с местным магом мы бы друг друга поняли и смогли договориться. Так нет же, тащил из последних сил... Потому что обещал. Можно подумать, кто-то меня вынуждал на это обещание! Сам дурак. Но... все равно не жалею. Ни капельки.

Разбитый нос Эвина — еще одна глупость. Не надо было этого делать. Следовало отправиться в Надзорный совет, покаяться, подлизаться, сообщить все подробности дела, глядишь, получил бы кой-какие поблажки на будущее. Или надо было, и вправду, пойти к дяде, договориться о взаимной выгоде и год за годом доить парня, как корову. А можно было еще найти его родителей и получать денежки с них. За что? За сокрытие страшной тайны о небрежности отпрыска, способной навек преградить ему дорогу в чарователи. И было бы мне счастье великое, сытное и звонкое... Тьфу! Раньше надо было думать, так нет же, вместо того, чтобы считать монеты, полез спасать чужую душу. Безвозмездно. Это ли не дурость? Она самая.

Есть и еще кое-что. Мелочишка, но грызет совесть не слабее всех остальных моих деяний. Тень. И те слова: "Доверяю тебе". Неужели, он сказал правду? Собственно, с этой развилки ведут только две дороги. Либо жестокая шутка, либо искреннее сожаление. Но что из них двоих звучало в голосе убийцы? Что? Мне нужно знать, иначе не смогу спать спокойно. Потому что мне впервые в жизни бросают подобный упрек.

Предать чужое доверие... Я никогда не представлял себе, что это значит. И сейчас не очень-то представляю, но чувствую себя самым гнусным человеком в Саэнне. А может быть, и в целом мире. Неужели Тень в самом деле доверилась мне? "Как другу". Да, именно это он и сказал, я расслышал совершенно точно. Меня сочли достойным доверия? Возможно. Но я с легкостью и изяществом оттолкнул от себя... Друга? Да будь оно все проклято!

Не умею жить? Не надо. Не понимаю, чего от меня хотят люди? Буду меняться и менять. Спрашивать и уточнять каждую мелочь, чтобы ни на шаг не отступать в сторону. Требуются услуги? Отлично! Оговорим все на бумаге. Хотите дружить? Замечательно! Только сначала обсудим права и обязанности каждой стороны. Скучно? Ничего. Зато надежно и безопасно.

Хрустальные колокольчики над дверью стукнулись своими прозрачными боками и затейливой песенкой поприветствовали посетителя, изъявившего желание заглянуть в лавку. Я не стал поднимать голову и отвлекаться от работы: выставленные на продажу вещицы уже обзавелись охранными отпечатками, стало быть, не смогут покинуть комнату без согласия dyesi Карин, а мне нужно поскорее закончить с последней порцией недавно привезенного товара и вернуться домой. Дядюшка Туве обещал, что сегодня добудет-таки все необходимое для выполнения заказа. Хорошо бы поскорее управиться с клинком для Тени, получить деньги и забыть... Все забыть. Особенно свою глупость.

— Надо же, меня не обманули!

Знакомый голос. Я совсем недавно его слышал. И слушал, надо признать, с удовольствием, потому что его обладательница — женщина, заслуживающая внимания. Но что она делает здесь?!

— Вам угодно приобрести одну из этих вещиц? Я сейчас позову хозяйку лавки и она...

— То, что мне было угодно, я уже получила.

Лавейла цвета осенних сумерек — нежно-сиреневая с бронзовыми всполохами вышивки. Пепельное буйство волос поднято вверх и затейливо перевязано золотистым шелковым шнуром. Если мне не изменяет память, стоит потянуть за один из его кончиков, украшенных бисером, и строгая прическа превратится в свободную россыпь локонов. Келли тоже иногда так убирала свои волосы. Предоставляя мне право и удовольствие рушить возведенные бастионы... Гр-р-р-р! Пора бы и забыть.

По случаю появления в городе безупречный тон лица тронут краской, но лишь отдавая дань существующим неписаным правилам. По крайней мере, на длинных ресницах сажи нет, и от этого взгляд кажется совсем юным и прозрачным. Вот ведь, умелица! Знает, как показать себя в лучшем виде. Любой мужчина был бы счастлив заполучить внимание Иннели. Да и ее саму, пожалуй.

— Простите?..

— Я хотела найти вас. И нашла.

— Право, мне лестно слышать такие слова и все же... Вам что-то угодно от меня?

Ни кивка, ни другого движения, только уголки губ поднимаются чуть выше, чем были, и замирают, обозначая улыбку.

— Вы оказываете услуги, не правда ли?

— Да, госпожа.

К чему она клонит? Еще какое-то заклинание сошло с ума? Нет, в замок я больше не ступлю ни ногой!

— Я хотела бы купить одну. Продадите?

— Как вам будет угодно. Но должен предупредить, что мне по силам далеко не каждая услуга, поэтому...

— С тем, что нужно мне, вы справитесь, не сомневаюсь!

— Тогда извольте изложить вашу надобность.

Иннели довольно смежила веки и направилась в мою сторону, по пути поглаживая кончиками пальцев головы хрустальных статуэток.

— Мне нужны вы.

— Я понял, госпожа. Но мне хотелось бы знать, зачем, иначе я не смогу...

— Раньше вы не казались мне непонятливым. Я ошиблась?

Взгляд снизу вверх. Невинный, как у ребенка, и одновременно многозначительный. Частое дыхание, поднимающее шелк лавейлы и распахивающее складки ровно настолько, чтобы было заметно: между ним и телом есть только тонкое полотно легкого платья.

— Ошиблись? В чем?

— Мне нужна ваша услуга. Небольшая. Но обещаю, вы останетесь довольны оплатой.

— Что за услуга, госпожа? Вы меня совсем запутали.

Узкая ладонь змеей поднимается вверх по моей рубашке, останавливаясь на границе между тканью и обнаженной кожей.

— Только не притворяйтесь наивным мальчиком! Хотя... это мне тоже нравится. Иногда. Но именно сейчас я нуждаюсь совсем в другом. В силе и уверенности. А я буду послушной... вашим рукам.

— Госпожа...

— Вы удивительно владеете своим телом. Не спорьте, я видела! Но ваши руки... Это что-то невообразимое! Они так нежны и так властны... Я хочу купить их прикосновения. И заплачу, не скупясь.

Ощущать себя товаром? Немного странно. И обидно. Превратиться в одного из хрустальных уродцев, выставленных на прилавок... Но она хотя бы честна. Хочет купить и готова платить, что же еще мне нужно? Всего лишь прикоснуться и получить за это пару монет. Да я должен быть горд и счастлив! Еще бы, такая красотка открывает доступ к своему роскошному телу! Но почему-то вместо радости губы кривятся от разочарованной улыбки.

Я всего лишь товар. Иннели даже не составила себе труда обмануть, сделать вид, что привлечена чем-то другим, наконец, притвориться, что влюблена. И ведь, получила бы все то же самое, но совершенно даром! Но зачем? Перед товаром не притворяются. Товар просто покупают.

Настала пора продаваться?

Нырнуть в складки лавейлы. Левой рукой скользнуть по тонкой, но плотной талии, добраться до ручейка позвоночника, устремиться вверх по тропинке между лопаток, почти к основанию шеи, но остановиться в ложбинке и надолго обосноваться там, подушечками пальцев поглаживая и успокаивая раскаленные нити. Правой рукой спуститься вниз, медленно подтягивая подол, собрать ткань в пучок, отодвинуть преграду, коснуться шелковистой кожи и некогда выученным и запомненным навсегда движением поймать напряженное бедро. Прислушаться к ритму чужого дыхания, становящегося все чаще и отрывистее, чтобы убедиться: все сделано правильно. Продолжить странствие пальцев по просторам тела, знакомым и неизведанным одновременно. И ответить на настойчивую просьбу припухших губ...

— Странно... Мне казалось, что и целоваться вы должны уметь просто замечательно.

Желание во взгляде сменилось легкой растерянностью, обидной для меня. Но вполне заслуженной и ожидаемой.

— Увы, госпожа, мне подвластны не все искусства.

— Впрочем, мне было нужно другое. И я... довольна. Весьма.

В кожаном кошельке серебристо звякнули монеты.

— Этого будет достаточно?

Три "орла"? Что же выходит, за ублажение женщин я могу получать втрое больше, чем за умения, которыми действительно хочу гордиться? Мир несправедлив. А может быть, и наоборот. Может быть, предложение Иннели — знак, что мне следует забыть о своих прежних притязаниях и плыть по течению? Среди отбросов, правда, но и к дурному запаху привыкаешь...

— Маллет, зайди к хозяйке!

О, вот и Харти вернулся. Только выглядит гораздо бледнее, чем до ухода.

— Что-то случилось?

— Да какой там! Поболтать хочет. Ей же скучно, как и любой незамужней женщине!

Хорошо, иду. Но надеюсь, купчиха не уподобится благородной даме и не станет искушать меня. Потому что боюсь, не смогу устоять, поддамся соблазну жизни в опочивальнях богатых и одиноких женщин, как мне прочила Таира. И тогда уже окончательно потеряю себя.

* * *

— Соблаговолите присесть и подождать.

Вежливость, обходительность и скучающее спокойствие — похоже, именно три эти черты считаются самыми главными при наборе на службу в Городскую стражу. По крайней мере, и старший офицер патруля, предложивший мне остановиться и предъявить к досмотру сумку, и дознаватель, удалившийся для общения с заявителем, вели себя безукоризненно. Ни тени грубости. Ни намека на оскорбление. А ведь если верить рассказам, которые приносят с улицы мои двоюродные братцы, стражники только и делают, что бьют и прочим образом получают удовольствие от страданий людей, обвиненных в преступлениях. У меня нет особых причин сомневаться в словах родственников, но возможно, с магами не каждый рискнет применить силу. Даже находясь под защитой властей.

Я покорно примостился на стуле. Дверь кабинета закрылась за дознавателем, подарив мне тишину и одиночество в ожидании... Чего-то нехорошего. Впрочем, а можно ли надеяться на лучшее, если тебя задержали по обвинению в краже? Теперь стоит думать, насколько тяжелым окажется приговор. Или не думать. В самом деле, от меня уже ничего не будет зависеть: как захотят, так и осудят. А вот необходимость потерять неопределенное количество времени удручает. Не успею же поработать с железом, как следует... И заказ пропадет. Дядя будет недоволен. Но конечно, и слова не скажет. Как всегда. Только молчание иной раз хуже крика.

А за окном небо постепенно начинает розоветь закатом. Стыдливым или бесстыдным, каждый выбирает на свой вкус. Лишь бы не кровавым...

— Торопитесь куда-то?

О, дознаватель вернулся. Положил на стол бумаги, снял и пристроил на спинке кресла форменный камзол, расстегнул ворот рубашки, потянулся, расправляя плечи.

— Тороплюсь?

— Ну да. Смотрите на небо с таким сожалением, будто что-то не успели сделать.

Наблюдательный господин. Впрочем, наверное, ему и положено быть таким. Довольно молодой, но уже выслужился до хорошего чина. Или купил? Скорее все же первое, потому что глаза у мужчины умные. И усталые. Хотя, немудрено потерять бодрость к концу дня после разбора дурацких проступков. Особенно несуществующих.

Заплетенные в косичку бурые волосы небрежно откидываются за спину, кожаная подушка кресла скрипит, принимая в свои объятия пятую точку дознавателя, кружево манжет неторопливо заворачивается, дабы не мешать и не пачкаться от чернил, если возникнет надобность что-то записать.

— Ладно, оставим небеса их властителям и поговорим о делах земных.

Хрустальная фигурка водружается на стол ровно посередине, и мы оба некоторое время старательно разглядываем детище явно неравнодушного к природным тварям стеклодува.

— Любите лягушек? — вежливо интересуется дознаватель.

— Не особенно.

Прозрачный уродец ловит последние солнечные лучи и насмешливо переливается радужными бликами.

— Хотели сделать кому-то подарок?

— Почему вы спрашиваете?

Мужчина откидывается назад, опираясь на один из подлокотников:

— Вообще-то, моя работа — спрашивать.

— О, прошу прощения!

— Не стоит. Так хотели подарить?

Качаю головой:

— Нет. Да и некому.

— Понятно. Хотя, лично мне трудно представить девицу, пришедшую бы в восторг от этого... — Дознаватель досадливо морщится. — Страшненькое создание. И тем страннее его выбор для кражи.

Да, в здравом уме никто не стал бы рисковать, стараясь стащить уродца из лавки. А уж я — тем более! Честное слово, проще было бы купить. Но с фактами не поспоришь: фигурку, предназначенную для прижимания бумаг или страниц раскрытой книги, нашли в моей сумке, а продажа в отчетных записях купчихи не засвидетельствована.

Жаба, сидящая на книге... Мерзкое зрелище, должно быть.

— Почему не протестуете?

— А должен?

За моим вялым удивлением следует бесстрастное:

— Все обычно так делают. Кричат, что ничего не брали, что им подкинули, что... А вы молчите. Почему?

— Есть смысл оправдываться?

Внимательные глаза мигнули:

— Нет.

— Тогда и не буду. Поберегу ваши уши и время.

— Но ведь вы не вор.

Эти слова должны были, наверное, прозвучать вопросительно, но слетели с уст дознавателя утверждением, озадачив и вызвав у меня растерянность, которая, конечно же, не могла укрыться от моего собеседника, продолжающего:

— Не вор. И не брали эту пакость.

— Простите, я не понимаю...

— Думаете, я верю обвинению? Нисколько. Фигурку вам наверняка подкинули и поспешили заявить о пропаже как можно скорее, пока вы не решили порыться в собственной сумке. Обычное дело.

Уж это точно! Если бы мне пришло в голову перетряхнуть свои пожитки, хрустальный уродец скоренько отправился бы на встречу с камнями мостовой.

— Но если вы все знаете...

— А толку? Знаю. Но нужны доказательства. Свидетельства. А пока у меня есть лишь показания заявителя. Так, работник лавки, принадлежащей dyesi Карин Каланни, именуемый Харти Оттом, заявляет, что при сверке описи товара привезенного и выставленного обнаружил недостачу в количестве одной закладочной фигурки, изображающей лягушку. Поскольку сие произошло вскоре после того, как лавку покинул некий Маллет Нивьери, оказывающий dyesi Карин магические услуги, dyen Оттом высказал предположение, что фигурка исчезла из лавки именно вместе с магом, и обратился к патрулю с просьбой задержать... Ну да, обычное дело. Сведение счетов.