Иллория: спасти королевство (общий файл)

Так, например, эта история с печаткой. Власт смутно помнил, что украл ее из ящика стола в комнате на самом верху башни и обменял на рынке на дракона. Но король не мог со сто процентной уверенностью сказать, было это в этой жизни, в прошлой, или история с кражей всего лишь выдумка уставшего мозга. Оказалось, печатка исчезла на самом деле, и произошло это в этой жизни, более того, в этом месяце, на этой неделе, буквально позавчера! А его величеству чудилось, будто это случилось давным-давно.

История с пропавшей печаткой добавляла к существующим еще две большие проблемы: сама пропажа и появление того, из-за чего печатка исчезла — дракона.

В висках кольнуло, Власт схватился за голову и едва не застонал — такой сильной оказалась боль. Это его наказание за бессмертие — терпеть бесконечные головные боли, мозг не справлялся с огромным количеством информации и периодически проводил "чистку". Иногда Власт обнаруживал, что забыл простейшие вещи, но был этому только рад. Если бы король никогда ничего не забывал, вскоре жизнь могла бы ему наскучить, ведь жизнь — это бесконечная смена ощущений, новые знания и опыт, а когда ты все испытал и обо всем знаешь, жизнь превращается в существование. А бесконечного существования Власт не выдержал бы.

Однако, несмотря на головную боль, печатку предстояло найти, а также предстояло разобраться с драконом.

Для начала его величество решил заняться меньшим злом и покинул тронный зал. Он отправился на конюшню, где, по словам Лоддина, и поселилась огнедышащая тварь.

На заднем дворе пахло лошадьми и навозом, но Власту стало гораздо лучше. От свежего морозного воздуха голова прошла, и мучительные боли исчезли.

Скользнув глазами по стойлам, Власт вздохнул. Его любимая кобыла Жемчужина умерла три или четыре жизни назад, и теперь ее стойло пустовало.

Хотя, нет. Не пустовало.

Власт подошел к деревянной перегородке и присмотрелся к полумраку. В глубине стойла в куче сена лежал маленький, величиной с небольшую собачку, зеленый дракон. Зверь мирно спал, а из его ноздрей тонкими струйками поднимались к потолку черные ниточки дыма.

— Может, отдать его кому-нибудь? — спросил Лоддин, неслышно подошедший к королю.

Власт не обернулся к министру, но обрадовался, что тот нашел его.

— Нет. Пусть пока останется у нас. Чем-то же он меня привлек.

— Вам было всего шесть лет!

— Мне было сто один год.

— Это теоретически. Практически же вы обладали умом и телом шестилетнего ребенка. А это значит, что ничего особенного в этом драконе нет. Нам немного не повезло с животным, лучше бы вы взяли щенка или барашка, тогда, по крайней мере, мы бы не ломали голову, что с ними делать.

— Так ты хочешь избавиться от дракона?

— Со всем к вам уважением, ваше величество, да. Советую его кому-нибудь... подарить. Как знак глубочайшего уважения.

— Я понял, на что ты намекаешь, но послу Северной Рандории я предложил бриллиантовую шкатулку. А дракона мы все-таки оставим.

— Тогда следует позаботиться о том, чтобы рядом постоянно находился человек с ведром воды.

— Зачем? Драконы много пьют?

— Пьют они немного, но когда у малыша из пасти станет вырываться огонь, рискуют сгореть не только лошади.

— Верно. Тогда позаботься об этом. А еще лучше, пусть для дракона построят специальный загон из камня и насыплют вокруг побольше песка. И чтобы подальше от деревянных построек и зевак. И вот еще что.

Лоддин поклонился в знак того, что понял поручение и готов слушать дальше.

— Мне нужен сыщик.

— Сыщик? — брови первого министра поползли вверх, но спустя секунду на его лице появилось понимающее выражение. — Вы собираетесь искать печатку.

Власт не стал подтверждать догадку министра, но тот и без подтверждения догадался, что его предположение верно.

— Найди человека, которому мы могли бы доверить столь деликатное дело. Он должен быть честен, неболтлив и умен. У тебя есть такие люди на примете?

— Найду.

— Вот и славно. Только займись, пожалуйста, этим прямо сейчас. Дело важное. Сам знаешь, если кто-то узнает, что печатка исчезла...

— Толпа невежественна, ваше величество.

— Да. Они думают, будто королевская печатка делает человека королем, а если печатка исчезла, то король уже не король.

Власт усмехнулся. Лоддин тоже улыбнулся, но в голосе его слышалось беспокойство:

— В печатке, ваше величество, действительно заложена большая волшебная сила. Королем она, конечно, никого не сделает, но...

— Поэтому я и говорю, что ее нужно найти как можно быстрее. Изготовить дубликат мы не сможем. — Власт бросил на спящего дракона последний взгляд и направился к дворцу, — И подумай, пожалуйста, насчет своего заместителя. Ты, к моему глубокому сожалению, не вечен.

Королю не нужно было видеть лица Лоддина, чтобы понять его чувства, но он ничего не мог поделать — проблемы следовало решать, пока не стало слишком поздно. И впереди у него целый ворох задач, с которыми нужно разобраться. И не в последнюю очередь подумать над тем, кто придет на смену самому Власту. Он очень устал. Устал править и жить. Ведь это огромнейший труд — жить вечно.

* * *

Отец Богун был в ярости. Такой ярости он не испытывал никогда. Ему казалось, что если он не найдет для нее выход, она поглотит его, испепелит, расплавит, и священник превратиться в лужу кипящего яда, которая вечно будет пузыриться и брызгать на любого, кто пройдет мимо, смертоносными каплями.

Он просидел в бане связанный с кляпом во рту всю ночь, пока сквозь щели в ставнях не начал проникать солнечный свет и звуки проснувшегося монастыря. Где-то кричали петухи, слышался звон колокола и скрип снега, голодный священник учуял запах горячей похлебки, и его желудок требовательно заурчал.

Кроме Дрота никто не знал, что отец Богун провел ночь вне своей кровати, а Дрот, хоть и был старательным и исполнительным, особой сообразительностью не отличался. Монах не понял, что отец Богун попал в беду и не спешил на выручку. Правда, о местонахождении священника могли догадываться девочки, ведь он не скрывал, куда направляется, когда пришел за Ирией, но они не могли предположить, что настоятель монастыря останется в бане связанный и беспомощный. И священник лежал на полу, проклиная день, когда подобрал на пороге корзинку и назвал мальчишку Ивором.

Тело затекло, он не чувствовал рук, а ноги наоборот при каждом движении взрывались сотней иголок. От веревок во рту образовался нехороший привкус, и Богун подозревал, что теперь этот привкус будет появляться каждый раз, когда он будет вспоминать своего мучителя. Нет, положительно надо найти мальчишку и отомстить. Эти мысли согревали священника всю ночь, и к тому времени, когда Дрот постучал в дверь бани, план уже был готов.

— Отец Богун, вы там?

Священник напряг голосовые связки, но из его рта вырвалось только слабое:

— Мы-ы-о!

Этот звук вряд ли будет слышен за прочной тяжелой дверью бани, а Дрот, конечно, не догадается сразу взломать дверь, он наверняка уйдет по своим делам и вернется только когда обнаружит, что священник не присутствовал на утренней службе.

У отца Богуна оставался только один выход. Он извернулся и с силой толкнул тяжелую банную скамью. Его план не сработал — скамья оказалась не просто тяжелой, а очень тяжелой, массивной, сделанной на совесть, вырезанной из цельного ствола огромного дуба, как, впрочем, большинство мебели монастыря святого Палтуса. Поэтому от всех потуг замерзшего и обессиленного священника, она не упала, а едва сдвинулась с места.

Отец Богун застонал.

Однако Дрот не ушел. Он снова постучал в дверь и уже громче спросил:

— Отец Богун, вы там?

"Ну конечно, здесь, — мысленно завопил священник. — Сам подумай, дубина! Дверь изнутри заперта!"

И, словно услышав беззвучную мольбу о помощи, дверь затрещала.

Мощному Дроту понадобилось немного времени, чтобы снести дверь с петель. Он вошел в баню и сразу же увидел лежащего на полу священника.

— Что с вами случилось? — и он бросился развязывать отца Богуна.

Когда священник избавился от кляпа, стал сильно кашлять и отплевываться, а первое, что сказал, были не слова благодарности, а вопрос:

— Тебя кто-нибудь видел? — спросил Богун.

— Нет. Я же помню, вы велели все делать тайно.

Священник кивнул и уже самостоятельно освободил ноги. Дрот помог ему подняться и практически донес до монастыря, потому что ноги отца Богуна не желали слушаться и отказывались ходить.

— Неси меня в мой кабинет, — приказал священник, уже зная, какую картину там увидит.

Дрот выполнил просьбу и прислонил отца Дрота к косяку, а сам принялся возиться с замком.

— Дай сюда, — раздраженно повелел Богун и вырвал из рук громилы ключ. — Стой здесь, жди, пока позову.

Замок щелкнул, и священник вошел в кабинет.

Ноги все еще плохо его слушались, но он силой воли заставил их двигаться. Первым делом подошел к столу. Мешочек с мелочью, который он обычно носил на поясе, лежал на своем месте — в верхнем ящике. Сундук с ветошью тоже стоял не тронутый.

В душе Богуна появилась слабая искра надежды на то, что сопляк просто обманул его. Он обернулся к портрету отца Андрияна и сердце его резко опустилось куда-то к желудку. Портрет висел криво. А священник всегда следил, чтобы картина висела идеально ровно, чтобы постороннему взгляду было не за что зацепиться, и чтобы никто не подумал, что за картиной находится потайной шкафчик.

— Это Дрот, — попытался успокоить себя Богун, хотя внутренний голос подсказывал ему, что Ивор не лгал. — Это Дрот сдвинул картину, когда проверял, все ли в порядке.

Священник сорвал портрет со стены и почувствовал, что искра надежды стала немного ярче — тайный шкафчик был закрыт на замок.

Для полного успокоения следовало убедиться, что и внутри такой же порядок, как снаружи, поэтому отец Богун снял с шеи веревку, на которой висел ключ, и открыл замок.

На него смотрели абсолютно пустые полки.

На них не было ни единой бумажки, ни единого конверта, ни даже тени денег.

Отец Богун опустился на пол, схватил себя за жидкие стриженные волосы и завыл.

— С вами все в порядке?

В дверь зяглянул Дрот, и священник схватил первое, что попалось под руку — тяжелый подсвечник — и швырнул его в помощника.

— Сгинь!

Удивленная и испуганная физиономия Дрота тут же скрылась за дверью.

Богун поднял голову, снова посмотрел на пустой потайной шкафчик, и завыл еще громче и отчаяннее. А потом вскочил и принялся крушить все подряд: сбрасывал с полок шкафа писания святых и деяния святого Палтуса, опрокинул письменный прибор, сломал стул, сбросил все, что находилось на столе, а портрет своего предшественника растоптал ногами. Раз он не смог защитить то, что ему было положено защищать, в печь его! В камин!

Отец Богун швырнул растерзанный холст в камин и забросал его дровами, но когда потянулся за кочергой, внезапно замер.

Приступ бешенства прошел так же внезапно, как начался, и теперь священник не только контролировал свое тело и эмоции, но и обрел возможность мыслить ясно и четко.

Его обворовали. Это плохо. Украли все, что ему удалось получить от первого министра и религиозных простаков, и теперь, с исчезновением Ивора, денежный поток от Лоддина иссякнет, и может даже первый министр сделает ему, не сумевшему сохранить минстрского сынка Богуну, какую-нибудь гадость. Но было кое-что похуже, а именно: исчезновение конвертов и свитков и, главное, пропажа того самого письма, которое, если его прочитает Ивор, откроет правду о его происхождении. А этого допустить было нельзя. Нужно вернуть мальчишку и заставить заплатить за все, что тот сделал, но сначала показать его Лоддину, чтобы получить оговоренную сумму.

— Дрот! — крикнул Богун. — Дрот!

Монах осторожно приоткрыл дверь и просунул в щель нос и один глаз.

— Зайди. У меня для тебя особенное задание. Если справишься, прощу все твои прегрешения и глупость, и то, что ты позволил мальчишке сбежать.

Дрот вошел в кабинет священника и плотно закрыл за собой дверь. На беспорядок внимания не обратил, просто переступил через разбросанные книги, и приготовился слушать.

— Отыщи его, Дрот. Найди, побей хорошенько и приведи сюда. Живого. И забери у него все бумаги и деньги. Это нужно сделать срочно, Дрот. Ты понял? Срочно. Чем скорее, тем лучше. Он не должен встретиться с министром, не должен попасть во дворец, а он обязательно попытается туда проникнуть. Ему нужно будет поговорить с Лоддином, но этого разговора не должно случиться. Ты меня понял?

Дрот дважды кивнул.

— Если понадобится, опроси всех, кто живет вокруг монастыря, узнай, куда он отправился. Прочеши весь город, каждую канаву, каждый придорожный трактир, каждую забегаловку, где вкусно кормят, каждый дом, где он мог остановиться на ночь. Если быстро найти не получится, карауль у замка. Стереги каждый вход, каждый выход, но не дай ему встретиться с министром. Твоя задача поймать его и привести ко мне. Ступай.

Монах снова кивнул и отправился к двери.

— И вот еще что.

Дрот обернулся.

— С ним наверняка будет девчонка. Ее можешь забрать себе.

Монах оскалился и вышел.

Отец Богун не сомневался, что скоро, очень скоро Ивор будет валяться в его ногах и молить не убивать его.

А священник его не послушает.

Глава 5

Проблемы, требующие решения

В разбойничьем замке было тихо. Так тихо, как бывает только в могиле или в сгоревшем доме. Взметень, набычившись, сидел в своей комнате и тоскливо смотрел на лаз в прапрадедовский лабиринт, а разбойники не пили, не шумели, а ходили тенями и старались пореже попадаться главарю на глаза. Буря прошла, наступило затишье, но все понимали, что в любой момент могла разыграться вторая серия великой драмы под названием "Куда делся этот сопливец?"

Взметень вздохнул. Он, конечно, погорячился. Погорячился, когда набросился на парня и загнал того в лабиринт, и теперь пожинал плоды поспешности принятого решения. Пацан оказался себе на уме. Может, духовы предсказания на него подействовали, а может отец плохо знал собственного отпрыска, но Бьорн ушел. Ушел в лабиринт. Кто знает, зачем? Найти прапрадедовское сокровище и доказать отцу, что духи предсказали ему сделать папаню невозможно богатым и влиятельным? Или просто сбежать подальше от взбешенного главаря разбойничьей шайки?

Ответов не было, но сердце подсказывало, что больше Взметень своего сына не увидит. Тот либо заблудился в подземелье окончательно, либо каким-то чудом вместо того, чтобы помереть с голоду, найдет выход и сбежит из разбойничьего замка.

— Взметень, а Взметень, — донеслось от двери.

Главарь не обернулся.

— Чего тебе, Слепень.

— Лытка пленного привел.

— Ну и ладно. Сами разберитесь. Что, в первый раз что ли?

— Так важная птица, судя по всему.

Взметень начал выходить из себя, но все равно не обернулся и не пошевелился. Ему не было дело ни до чего, кроме как до своих мыслей.

— А мне-то что? Пусть Лытка сам с ним пошепчется. Отстань!