— Ну что ж, возвращаемся, — выдохнула я, разворачиваясь ко всё ещё потрясённому такой резкой сменой событий Роману, обняла его и крепко поцеловала.
По периметру залы вспыхнули даже те треножники, что лежали на полу с покорёженными чашами. Висящие под потолком ткани ещё очень долго не будут колеблемы ничем...
— Ya tuvey, ya tuvey, ya tuvey!..
— Ну, наконеш-то! — обрадовано возвёл глаза к потолку всплывший у меня перед взором Сфинкс. К сожалению, он оказался первым, кого я увидела, когда открыла глаза. Перед лицом Романа всплыла более приятная во всех отношениях мордочка Марселлы. Везёт же некоторым! Так плохо ещё не начиналась ни одна из моих кошачьих жизней...
С трудом преодолев желание тут же сотворить какую-нибудь пакость, я покачала головой и выдохнула в потолок:
— Benhap te...
— А мне? — обиделся Сфинкс, я совсем уже собралась показать, что ему полагается, когда вдруг Роман соскочил со своей лежанки и... тут же с грохотом повалился на пол, запутавшись в своём же саване. Выражения, которыми он окрасил в цвета это едва занимавшееся, до сих пор не вошедшее в силу, утро, я воспроизводить не стану. Лень.
— Ешли это вщя твоя благотарношть, — поджал губы Сфинкс, — то я от ваш ухожу. Вот. И не тержите меня — это бешполежно! — он развернулся на выход и, гордо вскинув голову, прошествовал в том направлении. Мы молча проводили его равнодушными взглядами: вот нужный товар — его уже никто не держит, зачем он такой шепелявый нужен снова великой богине? Узнает кто из наших — засмеёт!.. Меж тем полулев внезапно вздрогнул и, остановившись, таким же дрогнувшим голосом произнёс: — Да! Я ушёл! Но это не ожначает, што меня не нужно оштанавливать!.. — мы с Романом переглянулись, и я опустилась, чтобы помочь ему выбраться из пут, обрёкших его на такое речеиспускание. Марселла зубами выгрызала блох, которых нахваталась в караване, и Сфинкс снова остался без заслуженного, по его мнению, внимания. И тогда, как истинно мстительное существо, он решил сделать нам пакость, для чего принял соответствующую позу (ступив за порог одной лапой, а другой ещё как бы напоминая нам про нашу невежливость) и трагически, с надрывом произнёс: — А раз так... то я ещё вернушь!
— Тьфу на тебя! — в досаде откликнулся Роман, с треском вылезая из ткани, и вежливо поднял меня: — А я-то думал, опять куда-нибудь заставишь переться! А у меня это уже вот здесь вот всё! — он указал на свой кадык ребром ладони. — Так что пошли отсюда, пока ещё кто-нибудь не вылез! Вообще в этом вашем Египте одни сплошные радости — штанов на них не напасёшься! — он подхватил под мышку Марселлу и широким шагом направился на выход, минуя и меня, и Сфинкса. Проходя мимо дверного косяка, я неуклюже задела треножник...
— А-а-а-а-а-а-а-а!!!! Это дишкриминащия! Я пуду жаловатьшя в... куда там надо! Опять иштяжают бедное животное!
— Эй, хвостатое! Когда пойдёшь жаловаться, черкани мне, какое твоё последнее желание, ага?
— Во-первых, я хощу, штопы Ра штанцевал для меня штриптиж на гропнице, а потом...
— Можешь не продолжать, думаю, обойдёмся без венка на могилке, хватит заметки на папирусе "Пропал без вести"... А ты вообще какие венки больше предпочитаешь, с ленточкой или с бюстгальтером Хатор поперёк?..
А я-то думала, что моё настроение на это утро безнадёжно испорчено...
Караван встретил нас сонными лицами и тем самым взглядом, что, боюсь, будет преследовать меня до самых Фив. Если только в столице всё кончится. А если нет... то он будет преследовать меня до самого... конца... каким бы он ни был...
— Между прочим, ты так и не рашшкажала мне шкажку!..
— Между прочим, — опасно прищурилась я, — ты забываешь, с кем разговариваешь, животное. Я тебе что, бесплатное телевидение — сказки рассказывать? Или Шахерезада из "Тысяча и одной ночи"?!
— Во-первых, пощему бешплатно? — вскинул ко мне мордочку Сфинкс, предварительно компактно разместившись на коленях Романа. — Мы, шущештва жемные, платим вам, погам, швоей любовью и пощётом. А во-вторых... што, разве ешть вожможношть того, что ишчё и Шахерезада?..
К моему великому позору, я промахнулась, а таксист был слишком занят разглядыванием открывшихся на горизонте видов, чтобы отомстить за меня этому негодяю. Пришлось пойти на мелкую пакость и использовать своё могущество, устроив в районе южной оконечности полульва маленькую непогоду в виде грозы с молнией. А что, между прочим, его хвост очень даже ничего выглядел торчащим из песчаного холмика... Кроме того, это опять-таки с моей стороны забота о своих почитателях: я помогу ему обрести равномерный загар во всех местах...
— М-да, красиво, — промычал себе под нос восхищённый Роман, и я согласно кивнула, наблюдая за тем, как Марселла зубами за хвост выдёргивает из песка своё главное сокровище, — умели же ваши строить...
— Что? Ах, ты об этом, — я спрыгнула рядом с его верблюдом, и он поспешил сделать то же самое, убедившись, что караван обосновывается здесь для стоянки. — Да, место живописное. Египтяне вообще умеют красиво умирать...
— Тьфу! — в досаде сплюнул таксист, а ныне начальник стражи при египетском купце. — Умеешь же ты всё испортить этой своей философией! Да у вас тут, судя по всему, только этим и занимались!
Я пожала плечами, про себя улыбаясь, и мы вместе направились к шатру Джатиса, откуда тот уже успел появиться и принялся, прищурившись, выглядывать нас.
Через несколько минут разговоров они договорились о стоянке, и мы последовали дальше к горизонту, туда, где взмывали вверх колоссы гробницы Рамсеса второго, в Абидос. Честно сказать, здесь я бывала не один, а даже очень много раз, уже не помню сколько, но это было в том, моём мире, и теперь я не знаю, что происходит тут, в этом городе, где с середины четвёртого века до начала новой эры почитались боги загробного мира. Здесь находится самый, наверное, любимый мной храм Осириса, я его просто обожаю и не представляю (по крайней мере, так было в моём настоящем мире) себе даже недели без него. Надеюсь, этот изгиб Неба не особо его изменил, иначе мне будет очень обидно: быть в Египте и не посетить храм Осириса!..
Роман на мою маету внимания не обращал: как впервые увидевший новогоднюю ёлку, он крутил головой по сторонам, слегка приоткрыв рот и совершенно, кажется, позабыв, что пришёл сюда исключительно потому, что сопровождал нанимателя, в данный момент требовавшего защиты своей жизни. И совсем уж забыл о том, что пришли мы сюда тоже исключительно по воле Джатиса, обещавшего жрецам привести ткани для храма и золото для статуэток. И тем более было обидно, что об этом помнил сам купец, кажется, уже давно пресытившийся красотами Абидоса и посему интересующийся исключительно своей прямой деятельностью. Я его понимала. В том смысле, что за выгодой следить надо, но когти почему-то так и чесались выцарапать ему глаз-другой за такое отношение к родным святыням.
Роман вертел головой с таким энтузиазмом, что я всерьёз начала беспокоиться, не открутится ли она у него в следующее мгновение. Сфинкс проводил индивидуальную экскурсию по городу для Марселлы, время от времени намекая на то, что ночью здесь особенно красиво. Сей факт кошка принципиально игнорировала, видимо, мысль о близком соседстве упокоенных владык Верхнего и Нижнего Египта ей прекрасной не казалась. Меня, кстати говоря, этот зверь вообще старался не замечать, неистово виляя передо мной всё ещё дымящимся хвостом всякий раз, когда проходил мимо (боги мои, такая мишень, а я медлю!), поэтому для любопытного таксиста мне приходилось устраивать персональные лекции. И оказалось, что рассказывать об Абидосе мне было даже в удовольствие, я к своему последовавшему позднее за этим изумлению с увлечением продолжала рассказ, едва снова видела блестящие глаза Романа! Боги мои, это и вправду старость! Надо бы поискать зеркало, посмотреть, нет ли ещё седых волос!..
— Не спеши так, римский воин, дальше путь закрыт, — насмешливо оборвали меня, и мы с таксистом одновременно обнаружили, что он уже с минуту упорно наступает на пятки Джатиса, пытаясь пройти дальше. Вначале я даже зашипела, молниеносно занеся руку с блеснувшими когтями (перебивать увлёкшуюся богиню?!), когда вдруг Сфинкс и Марселла в единый голос так взвыли, что я опомнилась и поспешила снова опустить голову, изображая сейчас ненавистную мне роль. Однако здесь, в моём любимом городе, который, мало кто знал, напрямую связывался с жилищем богов египетских, я должна была меньше всего высовываться со своей и без того хлещущей за край силой. Я от избытка чувств так сильно впилась в локоть Романа, что он айкнул и укоризненно посмотрел на меня, после чего наконец-то и сам очнулся от прелести Абидоса и заметил, что мы застопорились на месте. Вмиг позабыв о разгневанной богине рядом, он вытянул шею, пытаясь определить причину нашей внеплановой остановки. Мне, понятное дело, стало обидно, точнее, я мгновенно вспыхнула справедливой, по моему мнению, яростью (а раз я так думаю, то так должно и думаться остальным!), но тут же почувствовала себя одинокой в этом чувстве, и моё кошачье любопытство разумно победило. Нагловато оперевшись на плечо "господина", я поднялась на цыпочки и вгляделась вперёд. Столпотворение было как раз перед входом в храм Осириса, я немного прищурилась, принципиально не замечая возмущённого мычания недовольного ролью подставки Романа, и смогла разглядеть причину всеобщей заинтересованности. Определив её, я мгновенно разочаровалась, и резко опустилась на полные ступни, скучно вздохнув: люди одинаковы во все времена, боятся ли они смерти или считают её всего лишь переходом, они всё равно делают из неё представление... Скучно. Скучно, Хнум, зачем такие сложности?..
— Што там? А што там? — подпрыгивал наш самый заинтересованный, не решаясь пренебрегать своей ролью и взлететь, чтобы удовлетворить любопытство. — Ну шкажите же мне, жештокие! Вам оттуда хорошо видно, а кто шмилоштивитшя ради бедного животного! Ну шкажите же мне, вы, шадишты! Я шейщаш умру, и моя шмерть будет на вашей шовешти! — вот тут мы опустили на него глаза, правда, исключительно ради того, чтобы полюбоваться, наконец, этим несравненным зрелищем. Сфинкс, заметив наше внимание, изобразил дохлый номер "машите, машите на меня" и картинно повалился на бок, на всякий случай оттопырив хвост и возложив на лоб лапу. Марселла вежливо похлопала. Мы отвернулись.
— А правда, Эстела, что там такое, с наших мест для поцелуев только лысина какого-то парня в золотом видна?
— Это не парень, это жрец, — снизошла я до его бесплодных попыток утолить любопытство.
— А что, есть различия? — нахмурился Роман; оно и понятно, жара, мозги плавятся...
— Ещё какое, — хмыкнула я, — именно поэтому в моём храме не было мужчин: терпеть не могу полупротивоположный пол. Вот ты бы подошёл, — оглядела я его с ног до головы, а Сфинкс громогласно хлопнул себя по лбу и попытался закрыть почему-то глаза, а не уши Марселлы.
— Спасибо, конечно, — нахмурился таксист, — только могла бы без примеров, и так понял...
— Вот видишь, а задаёшь глупые вопросы, — кивнула я, поведя плечами. Какой-то парень сбоку тут же нашёл себе занятие поинтереснее, нежели разглядывание макушек впереди. Ну вот, опять я дома... — А там ничего интересного, жрица ночью закололась, из-за любви, теперь её тело поспешно убирают с порожек храма, где его утром нашли, а народ наблюдает за тем, как смывают кровь с камней, обычное дело, понятия не имею, что в этом такого интересного...
— Нищего шебе, "опыщное дело"! — тут же полез в полемику главный по загадкам. — На моей памяти такое шлущилошь только пять раж, и в трёх шлущаях жрицы были пошмертно прокляты! А ты как вшегда лежешь шо швоими шадиштскими штущками!
— Прокляты? — оглянулся на меня Роман. — Это ещё за что?
— Ну, как же, юноша, ты не жнаешь элементарного! — лекторским тоном возмутился полулев, мне так и показалось, что он сейчас поправит на носу невидимые очки. — Эту жрицу жвали... — он замер, прислушиваясь к чужим мыслям: — Её жвали Хетепхерес, она была дощерью богатого вельможи, шлужила в храме Ошириша, где... однажды гуляла по шаду и вштретила прекрашного юношу... Они вштрещалишь, были близки, а нешколько дней нажад она ужнала, што он на шамом деле тоже был жрецом, как и она, только он — и это была его тайна — оштавалшя, как наша Эштела говорит, полноценным противоположным полом. В отщаянии... ну да, так они говорят, в отщаянии она поконщила ш шобой... Ох, как это груштно, когда молодошть вот так прошто рашштаётшя с жижнью. Не дай поги тебе, юноша, на швоём пути...
— Ну ладно, хватит! Поняли уже! — я мельком скосилась на Романа и ослепительно улыбнулась: — Не порть мне контингент...
Таксист открыл было рот, когда какой-то парень сбоку толкнул его, сделав в мою сторону шаг. Роман недовольно оглянулся на него, а я поспешила принять покаянный вид, опустив глаза в землю и изобразив на лице любимое выражение полной отстранённости от мира сего. Когда таксист вновь обратил на меня свой полыхающий взор, я достигла такой отстранённости в лице, что он даже пригляделся ко мне — я ли это, или меня уже успели подменить. Конечно, это была я, а посему я резко вскинула на мгновение на него ресницы, и он едва не задохнулся. Поджав губы, он пробормотал: "Пора в жрецы, пока совсем из-за этой женщины не съехал", — и обратился к Джатису со вполне закономерным в этом случаем вопросом, что же нам теперь делать. Тот разумно пожал плечами и едва заметным жестом пухлой смуглой руки с блестящей жирной кожей подал знак солдатам из так называемой "гвардии Романа". У меня под ложечкой заныло, когда они слаженно, словно современные Роману роботы, выхватили мечи и стали расчищать купцу путь. Надо же, никогда не думала, что буду скучать по тем временам, когда вот таких же жестов, только творимых мной, слушались рабы.
Роман, наконец, вспомнил о своих прямых обязанностях, ради которых и нанимался на службу, и встал сбоку от охраняемого объекта. Я заняла место у него за спиной, слегка опустив голову в знак принадлежности господину, и мельком подмигивала надувшемуся в очередной раз Сфинксу. Мы упорно продвигались вперёд, пока одна невзначай брошенная фраза заставила меня едва ли не споткнуться о хвост Марселлы и сбиться с шага. Я метнула недоумевающий взгляд в бок, и шёпот тут же раздался с другой стороны:
— Ты богиня Бастет... Ты ведь она, так? — прошептал человек, я заглянула внутренним взглядом под капюшон его плаща и обнаружила, что он ещё совсем юный паренёк. Марселла зашипела, заметавшись под ногами у Романа, и тот оглянулся, глаза его расширились, едва наткнулись на предмет моего интереса, из-за чего он тоже сбился с шага, однако тут же восстановил его и только пробормотал себе под нос, полагая, что мой кошачий слух слова не уловит: "Совсем уже, мужиков клеит прямо на улице..." Он отвернулся и продолжил путь, гордо вздёрнув подбородок.
— Ты Бастет? — снова шепнул мне юноша, и я, невольно скользнув внутренним взором по его сознанию, чуть было не отшатнулась от него, однако вовремя вспомнила, что я всего лишь рабыня (не стоит всем подряд знать о том, кто я есть на самом деле). — Почему ты молчишь, Великая?
