Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Эка, парень, что взбрело тебе в башку! Но нет никакой одной причины! Не-ту! Слишком разное они занимали положение у нас на полигоне. Крохля — не чета нашему бывшему Голове. Он перед ним как червяк, — заключила бомжиха.
— Но всё же...
— Нет никаких "но всё же". Если у тебя есть охота, то взгляни на него. Разверни и любуйся им, сколько хочешь. Только после сам снова его запакуешь. Тут я тебе не помощница.
Разумеется, я отказался от её предложения. Не стал раскрывать картонки, чтоб обследовать тело умершего бездомного. Не то чтобы я страшился покойников — просто я не испытывал никогда желания изучать их с близкого расстояния. Как говорится, нос к носу. На это действие меня не могла сподвигнуть даже вероятность того, что удастся выяснить истинную причину его смерти. В чём, кстати, я весьма сомневался. Поскольку, по словам Кастры, на теле Крохли не осталось живого места.
От самой бомжихи также нельзя было больше добиться никакой интересующей меня информации. Поэтому я начал подумывать: не следовало ли мне и впрямь пойти на поминки в соседний шалаш? И попытаться выудить там, у приятелей Крохли, сведения, способные пролить свет на причину его гибели. Хотя маловероятно, что обитатели свалки были бы со мною предельно честны, откровенны и дружелюбны. Скорее всего, они бы послали меня куда подальше матюгами. Как Крохля вчера свою сожительницу вместе с Басмачом.
— Кто ж над тобой так поиздевался, милый ты мой?! Кто ж эта скотина?! Чтоб ему лопнуть, паршивцу окаянному! — вновь заголосила Кастра, громко всхлипывая. — На кого ж ты меня покинул?! Я ж теперь одна-одинёшенька осталась на всём белом свете!
— Не убивайся ты так крепко. Успокойся. Что сейчас поделаешь? — сказал я.
— Как мне, Вовка, не убиваться? Как успокоиться?! Нет у меня теперь нигде ни единой близкой души! Нет своего надёжного угла!
Судя по настрою Кастры и основательно принятой скорбной позе, очередной взрыв её причитаний был рассчитан надолго. Наверняка не меньше, чем на час. В моих утешениях она не нуждалась. Они только пуще её раззадоривали. Никаких иных дел у меня на свалке больше не намечалось. Поэтому я решил, что пора возвращаться домой.
Итак, я решил, что пора возвращаться домой. И в этот самый момент уловил за спиной странный шорох. Хотел оглянуться, но не успел. Потому как почувствовал сильный жесткий удар по затылку. От этого удара я мигом съехал с пошатнувшегося ствола берёзы и потерял сознание.
Глава одиннадцатая
Я очнулся оттого, что Жулька влажным шершавым языком лизала моё лицо. Из пасти собаки пахло нечистотами, словно из канализационного люка. Что было уже само по себе не слишком приятно. Кроме того, грозило реальной опасностью подцепить кишечных паразитов. Вероятнее всего — глистов. Но отогнать её у меня недоставало сил. Сил даже не было, чтоб произнести "пошла прочь".
Другой вопрос: стоило ли её прогонять? В отличие от некоторых людей эта дворняга не желала мне зла.
Я лежал на правом боку в позе человеческого зародыша: поджав под себя ноги, и с руками, крепко стянутыми за спиной верёвками. Щекой я ощущал ледяной холод сырой земли. Весь мир мне виделся снизу и, соответственно, в искажённом виде. Надо мной возвышались молодые деревья, редкий кустарник и хибара, возведённая Крохлей. Надо мною на сучьях берёзы колыхалось нижнее женское бельё. На одном уровне с глазами были уголья догоревшего костра, ножки древнего канапе и моя меховая кроличья шапка, что валялась неподалёку. Эта шапка смягчила удар по моему затылку.
У меня болела голова. Хотелось пить. Хотелось курить. Но ещё больше хотелось принять нормальное вертикальное положение.
Ко мне, тяжело ступая, приблизился какой-то человек в серых вельветовых джинсах и обутый в тяжёлые кожаные ботинки. В таких ботинках любили ходить скинхеды. Но откуда могли они здесь взяться? Что понадобилось им на мусорном полигоне? Не фашистская же атрибутика? Не брошюры же с речами Гитлера и Геббельса?
Хотя, стоп. Скинхеды вели войну с бомжами. Как явлением, позорящим лицо нации. Очевидно, они сегодня устроили налёт на это поселение обитателей свалки. Меня же приняли за одного из них. Из-за моего потёртого ватника и резиновых сапог. Замаскировался, называется! Впрочем, так маскируется добрая половина населения нашей страны.
Человек в тяжёлых ботинках склонился надо мной и принялся пристально изучать. Потом, смачно сплюнув, двинул меня ногой под рёбра, в печень.
Я застонал и согнулся ещё сильнее, чувствуя острую боль во всём теле.
— Шевелится, голубчик, — с усмешкой произнёс человек.
Я его узнал. Узнал по голосу, хотя слышал его до этого лишь однажды. Когда он переругивался с тётками, торговавшими овощами на площади возле поселкового магазина. Это был вовсе не скинхед, а тот скуластый водитель, который возил Кривоноса на "КамАЗе".
— Что с ним сделается? Он, сукин сын, у нас живучий, — заметил сам Генка, подойдя к своему водителю. — А ты, помнится, говорил, чтоб я не бил его лопатой. Но нашего Вовочку хоть ломом охаживай — ему всё нипочём будет. Подожди, он нам ещё спасибо скажет за закалку организма.
Конечно, приятно получать столь лестные отзывы в свой адрес. Только вот не приняли бы они эти слова как призыв к действию и не начали на самом деле охаживать меня ломом. Несмотря на то, что, по мнению Кривоноса, я обладал поразительной живучестью, подобное испытание вряд ли бы выдержал.
— Так-то оно так. Но рискованно. Вдруг он ещё окочурится, — заступился за меня его дружок. — Нам же сперва требуется с ним серьёзно потолковать.
— Правильно, Свисток. Не учел. Сейчас и потолкуем с Вовочкой. Пока он живой, — согласился тот. — Давай помоги мне. Бери его под мышки.
Вдвоем они, кряхтя и переругиваясь, подтащили меня к высокой берёзе, росшей поблизости. И усадили, прислонив спиной к её стволу. Под берёзой пологой горкой лежал снег, покрытый заледенелой коркой. Снег, естественно, незамедлительно забился в голенища моих сапог.
— Погодите, ребята. Одну минуту. Я подложу под него фанерку, — подскочил к нам Басмач. До этого он стоял вместе с Кастрой в стороне, у хибары.
— Ничего, обойдется. Не депутат, блин, сельсовета. Возможно, что зад ему вообще больше не понадобится. Зачем беречь то, что уже не пригодится? — заявил Кривонос, отобрал у Басмача кусок фанеры и зашвырнул её далеко за кусты. После, нагнувшись, прицелился и залепил мне кулаком в правый глаз. — Это тебе, Вовочка, за тот прошлый раз. Помнишь? Но, учти, это только разминка.
— И у меня, Вова, есть к тебе разговор, — сказал его дружок и, без всякой подготовки, двинул меня кулаком в левый глаз. Удар скуластого водителя оказался сильнее, чем у Генки. От него моя голова вильнула на бок, а из глаз посыпались искры.
В ответ я попытался лягнуть его ногой, но не достал. Водитель успел вовремя отпрянуть.
— Но-но, не брыкайся, как жеребец. Арабский скакун, понимаешь, нашёлся. Не то мы и ноги тебе свяжем, — грозно предупредил он.
— Извини, Вовочка. Позабыл познакомить тебя с моим товарищем. Закрутился. Рекомендую — Паша Свисток. Честнейшей души человек. Между прочим, ты ему тоже насолил, — сообщил Генка.
Я подумал, ударит ли Паша Свисток меня ещё раз ради знакомства? Вероятно, что да. Вот только куда? Оба мои глаза уже были подбиты. Нижняя губа — тоже. Побаливала ушибленная печень. О затылке и вспоминать не хотелось. Впрочем, наверное, для творческого поиска — это была не помеха.
Однако скуластый водитель проявил благородство и воздержался пока от нового рукоприкладства.
— Ребята, вы его того, не шибко бейте. Он весь из себя хворый. Просто страсть! Выпить даже, бедняга, не может. Говорит, что недавно выписался из больницы, — кашлянув, попросил Басмач.
— Да, вы уж того, не увлекайтесь. Он, Гена, невредный парень, — присоединилась к нему Кастра. — Принёс мне сегодня две бутылки водки и полбатона колбасы. Правда, колбасы этой у нас хоть завались. Целая коробка и немного во второй. Покойный Крохля ещё раздобыл. Мы всю неделю её ели-ели — объелись.
— Заткнитесь! Причём тут его хвори?! Причём тут ваша колбаса?! У меня от вас, недоумки, голова кругом идет! Не встревайте не своё дело! — осёк их Кривонос.
— Колбасу эту пускай жрут сами. А его две бутылки пускай отдадут нам, — заметил Паша. — Промочили бы себе горло.
— Две не получится. Одну мы уже выпили, — ответила Кастра.
— Устал я, пока копал могилу для Крохли. Подкреплялся, значит, — пояснил Басмач. — А от колбасы вы зря отказываетесь.
— Хватит про колбасу! Достали меня своей колбасой! — вспылил Кривонос. — Ну, скажи на милость, что за народ?! Сами уже выпили! Нет, чтобы подождать начальство! Смотри, Вовочка. Они пьют, буянят, обманывают. Но требуют к себе доброго и гуманного отношения! Дрянь, а не народ!
— Но мы... — попробовал что-то сказать Басмач.
— Что мы?! Ладно, пёс с вами. Свободны. У вас, по-моему, сегодня похороны.
— Да-да. Похороны, — поспешно ответила бомжиха, испугавшись вспышки его гнева. — Вы придёте на похороны? У нас там будет много выпивки.
— И колбасы, — добавил я.
— Ага. Целая коробка, — согласилась она.
— Не придём, — сквозь зубы проговорил Кривонос. — Мы с Пашей помянем Крохлю одни, без вас.
— Ну, как желаете.
Басмач и Кастра примерились, взялись поудобнее и поволокли труп Крохли в направлении местного кладбища бомжей. Сопровождала их Жулька, то убегая вперёд, то возвращаясь назад.
Упаковка из-под холодильника и целлофан, что прикрывали труп, часто загибались, обнажая его одежду или же голое тело. Тогда бомжи останавливались. Приседали на корточки и, чертыхаясь, принимались потуже затягивать верёвки, заталкивая под неё куски упаковки и целлофан. Собака сновала около них, нетерпеливо поскуливая, — наверное, она чувствовала, люди делают что-то не так, что-то неправильно. Поэтому ей хотелось быстрее похоронить своего хозяина.
— Эй! Только вы пока не закапывайте могилу Крохли! — крикнул Кривонос вдогонку Басмачу и Кастре. — Повремените! Я полагаю, что она ещё пригодится для этого нашего приятеля! К чему вам лишняя работа?!
— Не станем! — отозвался Басмач.
— Но пригодится, конечно, в одном случае. Если мы с ним не договоримся, — уточнил Генка.
— Счастливчик ты, Вова. У тебя будет славная компания. Вдвоем с Крохлей вы там, в одной могилке, не соскучитесь, — заметил Паша, рассматривая пятна грязи на своих вельветовых джинсах.
— Угу, займемся игрой в шашки, — буркнул я.
— Точно. В поддавки.
Кривонос подтащил древнее канапе Кастры. Установил в метре от моих ног и неторопливо на нём разместился. Потом закурил и, пуская дым колечками, принялся меня изучать.
— У меня сегодня праздник. Я очень рад, что мы с тобой встретились. Существует все-таки на свете справедливость, — проговорил Генка после паузы, стряхивая пепел с сигареты. — Ты уж не сердись, что мы взяли из твоего кармана триста рублей с мелочью. Не обращайся по этому поводу с заявлением в милицию. Триста рублей — не деньги.
— Нечего позориться перед милицией, что носишь с собой такую маленькую сумму, — вторил Кривоносу его дружок. — Ведь засмеют на всё отделение.
— Ха-ха. Однако вы-то не побрезговали взять эту сумму, — возразил я. — Как сказал бы один мой знакомый наркоман, вы, ребята, просто застали меня врасплох.
— Всегда кто-то кого-то застает врасплох. К примеру, как тот муж неверную жену. Такова жизнь, — произнёс Кривонос и покосился на Пашу. Скуластый водитель уже не разглядывал грязь на своих джинсах, а стирал её, изредка поплевывая на ладонь.
— Для измены у жены иногда бывают веские причины, — усмехнулся Паша.
— Бывают. Как и у любимых девушек, — добавил Кривонос. — Свисток вон тоже давно искал встречи с тобой.
— Искал встречи врасплох, — кивнул тот.
— Поздравляю, Паша! Твоя мечта исполнилась! — сказал я и прислонил плотнее затылок к холодному стволу берёзы, чтоб унять боль и кружение в голове.
— Спасибо.
— Что брюки-то, наверное, у тебя выходные? — поинтересовался я.
— Бери выше, Вова. Они исключительно для торжественных мероприятий. Ну, вроде свидания с тобой. Но, я полагаю, что твои брюки сейчас в ещё худшем состоянии, чем мои.
— Не волнуйся, я куплю себе новые в магазине. Не буду, как ты, искать их на мусорном полигоне.
— Пожалуйста, покупай, — хмыкнул Паша. — Только в наш магазин для продажи я приношу брюки, найденные на свалке.
— Ладно, довольно болтать о портках. Чьи портки у кого лучше и краше. Вы, между прочим, не в модельном салоне, — вмешался Кривонос в нашу завязавшуюся было мирную беседу. — Ответь-ка, Вовочка, ты что, действительно, собираешься занять моё место?
— С чего это ты решил?
— Да вот Басмач с Кастрой мне говорили. Но особенно распространялся на эту тему покойный Крохля. Твердил, как всё будет расчудесно и распрекрасно, когда ты станешь новым Головой. Каким ты будешь добрым и справедливым хозяином свалки. Меня даже слеза пробила.
— Они ввели тебя в заблуждение. Я никогда не хотел занимать твоё место, — сказал я.
— В общем, я так и думал, — удовлетворённо кивнул он. — Быть Головой — не для тебя. Это — не шутки шутить. Ты, не в пример своему дяде, не создан для этой работы. Кишка у тебя тонка. Ты не сумеешь одновременно ладить и с администрацией полигона, и с бомжами. Для всего этого нужен особый талант.
— Не сомневаюсь, что у тебя он есть.
— Не ехидничай, умник! — прикрикнул Кривонос.
— Я не ехидничаю.
— Вот и помалкивай! Управлять людьми сложно. Здешними людьми — тем более. У каждого свой норов. У каждого свои заморочки. Иногда я с ними просто чумею.
— С ними любой очумеет, — поддакнул Паша.
— Но знал бы ты, Вовочка, как Басмач и Кастра лебезили передо мной. Как умоляли простить, что принимали тебя. Тьфу! Противно было смотреть! Один Крохля ещё хорохорился. Пытался держать фасон. Только плохо получалось. От страха у него самого поджилки тряслись, — с презрением произнёс Генка.
— Ну и что? — пожал я плечами.
— Да ничего. И это группа твоей поддержки?! Что тут скажешь?! И с ними ты рассчитывал скинуть меня?! Наивный ты малый!
— Какой есть. Но я не желал тебя никуда скидывать.
— Слушай дальше. Стоило тебе прийти в этот раз к бомжам, как Басмач сразу побежал мне об этом докладывать. А Кастра давай стенать и рыдать, чтоб ты не заметил нашего появления с Пашей. Неплохо, да?
— Какого такого героизма ты хочешь от этих бомжей? До него ли им вообще? Они бедные и несчастные люди. Они просто борются за собственное выживание, — покачав головой, возразил я.
— Я же говорю, что здешний народ дрянь. Ну да хватит о бедных и несчастных. Они уж мне поперёк горла стоят. Приступим к делу. Зачем ты снова сюда притащился? — спросил Кривонос, принимая грозный вид. Его грозный вид выражался в следующем: он насупил брови, выпучил глаза и сжал кулаки.
— Я собирался расспросить Кастру и Басмача о том, как погиб Крохля. Но им самим ничего толком неизвестно. Они всю ночь спали пьяным сном, а утром увидели его уже мёртвым на краю полигона.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |