"Я живой" (отредактировано и дополнено)

Наверное поэтому Игнат так хотел её. Даже изменившаяся внешность девки не отталкивала его, даже ставший округлым живот не уменьшал сексуального влечения. Когда он находился рядом, все его естество горело желанием обладать ей. Он начинал ненавидеть маленького выродка, который сидел в её чреве, за то, что он не от него...

"Сука...", — подумал Игнат, невообразимым усилием воли угомонив разошедшиеся нервы и, постаравшись придать себе спокойный вид, вошел в камеру.

— А я уж заждалась, — томно произнесла Катя и облизала пересохшие синеватые губы языком. Она задрала пижаму сама, до того как просунуть руки в отверстия для наручников. Первым, что увидел убер, когда вошел, были её обнаженные крепкие ягодицы — Ты до сих пор борешься с желанием трахнуть меня?

— Заткнись, — зло огрызнулся ученый. — Думаешь, мне не терпится подхватить от тебя мутировавший вирус? Неизвестно, как это на меня повлияет...

Игнат приготовил шприц и положил руку на левую ягодицу девушки. Он еле сдерживал желание овладеть Катей.

"Опомнись", — подумал он, злясь на себя за слабость. — "Это просто химия, феромоны... Она — мутант: она жрет сырое мясо и подмывается водой из проведенного в камеру шланга... Она заразна..."

Мысли шли в разрез с действиями: Игнат уже распахнул халат и сжал задранное к потолку хозяйство, чтобы направить его в лоно ненавистной и желанной пленницы...

Резкая боль в области паха заставила убера рухнуть на колени. Катина пятка прилетела снизу и угодила прямо туда, куда надо.

— С-с-сука... — тоненько простонал Игнат.

Катя.

База "Лаба".

Достаточно сильна для побега...

Я схватилась за стекло между отверстиями для рук, уперлась ногами в прозрачную стену и начала с силой давить на нее. Несколько секунд ничего не происходило, но потом стекло не выдержало — раздался хруст и я рухнула на стонущего от боли убера. Больше никого в помещении я не чувствовала и не слышала, Игнат работал один, но надо было поторопиться — в любую минуту в лабораторию мог зайти один из этих... И тогда мне конец.

Я залезла на хнычущего ученого верхом (Господи, какой же он огромный, я ему в пупок дышу) и, закинув ему на шею цепь от наручников, изо всех сил потянула её на себя, упершись ногами в плечи громилы.

Понявший, что его убивают, Игнат подобрал под себя руки и колени, встал на четвереньки, но тут же завалился набок.

Силы начинали покидать меня, и я закричала в отчаянии, да и боль в животе была невыносимой, но не привыкший к дракам ученый просто отдал мне свою жизнь. Другой бы кувыркнулся вперед, ухватился за цепь, оттянул её, но этот же болван тупо шарил перед собой руками, не пытаясь меня сбросить. Не боец, даром что здоровый, как пожарная вышка.

Через минуту все было кончено. Игнат вывалил изо рта здоровенный язык, глаза с полопавшимися капиллярами бессмысленно уставились в никуда, лицо его посинело. Я обыскала мертвое тело и, вытащив из кармана халата ключи от наручников, вышла из камеры.

Серега.

Заброшенный алюминиевый завод.

Пора сваливать.

Я дождался, пока анабиозники приблизятся к телу и навел точку коллиматорного прицела на голову ближайшего ко мне мертвеца.

Идея приманить тварей телом Хазара, до того, как они вынесли дверь, пришла мне в голову сразу, как я застрелил зараженного товарища по несчастью. Как это ни цинично, но раз он больше не жив, не из-за чего маяться муками совести (проще говоря, ерундой). Погоревав над телом минуты полторы, я наспех перекрестился и, открыв окно, выбросил из него труп, немного поработав над ним ножом.

Странное дело: стоит человеку обратиться, стать ходячим мертвецом, как андэды перестают его ассоциировать с пищей. Как будто какой-то выключатель срабатывает. Но, стоит снести свежему, не тронутому разложением мертвяку голову, как он снова переходит в разряд пищи для находящейся поблизости нежити. Ломать голову над разгадкой этой тайны мне не хотелось, но интересный факт я припомнил и решил поэкспериментировать.

Когда тело Хазара рухнуло на землю, анабиозники живо переключили свое внимание на новый, более доступный объект. Прожорливые твари, сообразив, что к ним, буквально с неба, прилетело шикарное мясное блюдо, обступили труп и, обменявшись нечленораздельными рыками (может быть, это традиционная мертвячья молитва перед едой?) приступили к трапезе: стали срывать кожу, вытягивать сухожилия, впивались зубами в еще кровоточащее мясо. Один гурман даже присосался к глазнице — не к той, через которую вышла моя пуля, а к уцелевшей. Я насчитал семерых... Троих упокоил Хазар (стальные у мужика были яйца, должно быть). Одного я (скромный результат, учитывая то, что я был неплохо вооружен, а товарищ по несчастью отбивался подручными средствами). Еще семеро трапезничали под моим окном... Откуда же их столько? Никогда не слышал о таких больших стаях анабиозников. Внушительный коллектив.

Я прикинул и посчитал, что когда они закончат с Хазаром, то снова будут пытаться проникнуть ко мне — если они сообразят разбить окна и забраться через них в здание (а анабиозники, как я слышал, способны на подобные выходки, потому что намного находчивее обычных андэдов), придется вести бой здесь... Поэтому я посчитал идею перестрелять тварей сверху удачной и похвалил себя за сообразительность.

Выдохнув, и, на мгновение, оставив легкие пустыми, я плавно надавил на спусковой крючок. "Сайга", шумно плюнув пламенем, знакомо лягнула в плечо. Пуля пробила мертвяку (лысому дядьке, похожему на захворавшего и сильно пьющего Уиллиса) переносицу, и тот рухнул на спину, не выпуская изо рта окровавленный кусок мяса. Челюсть его не переставала работать еще несколько секунд. Странно, но его собратья никак не отреагировали на выстрел и уменьшение их дружного коллектива — настолько увлечены они были трапезой. То ли Хазар оказался таким вкусным, то ли нежить такая голодная, уж не знаю.

"Что ж, такая преданность любимому делу не может не вызывать уважение", — подумал я, ловя в прицел следующую жертву.

Когда с мертвецами было покончено, я решил задержаться в своем временном убежище — на всякий случай. Вдруг выстрелы карабина привлекли сюда несколько припозднившихся анабиозников? Уж лучше перебить их сверху.

Ночь я, как и планировал, провел на заводе. Почти не спал — обдумывал слова Хазара... Где гарантия, что это не было бредом человека, готового вот-вот переступить предсмертную черту? Гарантий не было. И все-таки, я ему верил. Странные завоеватели-великаны сломили сопротивление жителей базы. Если бы не одна единственная деталь описания, а именно собачьи шкуры поверх изношенно одежды, я был бы абсолютно уверен в том, что на "Девятку" напали уберы...

Когда я вышел с территории завода, то наткнулся на бредущую по дороге парочку. Сначала, мне показалось, что мертвяки держатся за руки, но, приглядевшись, понял, что это были полицейский и, по всей видимости, нарушитель, пристегнутый к нему наручниками. Причем мертвый блюститель порядка явно был анабиозником, тогда как арестант являлся обычным мертвяком, причем очень и очень несвежим.

Полицейский, время от времени, дергал рукой, к которой был пристегнут доходяга, отчего тот ненадолго прибавлял шаг, но, через несколько секунд, снова начинал плестись с черепашьей скоростью.

Увидев меня, анабиозник прибавил ходу, а затем и побежал. Арестант, которого он тянул за собой, конечно же, тут же потерял равновесие, повалив наземь и конвоира. Я не дожидаясь, пока парочка поднимется на ноги, быстро приблизился к копошащимся на земле мертвецам.

Первый выстрел оборвал попытки полицейского встать. Второй выстрел прекратил мучения дряхлого, ссохшегося, воняющего пылью и плесенью арестанта.

До базы "Девять" было четыре часа ходу, до "Лабы" — в разы дольше, но я решил не испытывать удачу — судьба и так была ко мне милостива там, на заводе.

Я направился к уберам, настороженно глядя по сторонам и не перебрасывая карабин за плечо. Перспектива встретиться с анабиозником на открытом пространстве меня не прельщала.

Катя.

Некрополь.

Беглянка.

Мне снова повезло: у высокого бетонного забора стоял древний грузовичок китайского производства, кузов которого был полон навоза. Пока я добралась до этой развалюхи, стараясь придерживаться неосвещенных участков, увидела немало интересного. На территории неизвестной базы, на которой меня держали пленницей, имелась посадочная площадка и вертолет. Сначала я даже хотела попробовать взять в заложники пилота, который копошился в кабине (все-таки, в своей звериной силе и ловкости я уже убедилась, так что самоуверенности мне было не занимать), но, увидев ошивающихся у черной громадины бойцов, которым ростом уступал даже покойный Игнат, решила эту затею оставить.

Жители базы меня удивили: нет, здесь, конечно, были и обычные люди, но бронированных переростков с мини-зенитками в руках было больше. И эти гиганты, в отличие от скоропостижно скончавшегося ученого, наверняка умели за себя постоять...

Сначала я подумала, что нахожусь в "Селе" (я там никогда не была, так что спутать было легко), но потом отмела эту догадку. Во-первых, маловато военной техники (вертолет да какой-то уродливый бронетранспортер), во-вторых, не припомню рассказов о здоровенных мужиках в диковинной броне, разгуливающих по базе (а об этом наверняка бы терли торговцы и прочий бродячий люд), в-третьих, не пахнет болотом, и в-четвертых, не видно ни одной нефтяной вышки...

Зайти за спину водителю — субтильному усатому мужичку лет пятидесяти — мне не удалось: он облокотился на дверцу своего уродливого грузовичка (откуда взял-то такой?) и, мечтательно глядя в вечернее небо, на котором уже начали проявляться первые звезды, курил древнюю на вид трубку, время от времени поджигая гаснущий табак зажигалкой и делая подряд несколько частых затяжек.

Пришлось идти на риск. Мощный луч прожектора с вышки (да-да, здесь все по-серьезному, не то, что в "Оплоте") скользнул по ущербному тельцу "китайца", заставив водителя зажмуриться и поднять руку, чтобы защитить глаза от яркого света. Когда он опустил ладонь и протер глаза, первым, что он увидел, была несущуюся на него женщина в больничной одежде, со страшным серым лицом, покрытым паутиной отвратительных черных вен, бешенными глазами и обнаженными в диком оскале зубами, кажущимися неправдоподобно длинными из-за съежившихся десен.

Когда я подбежала к нему вплотную, он сделал шаг по направлению ко мне. Я бы не смогла остановиться, даже если бы очень сильно захотела. Но я не хотела. Единственным моим желанием, которое овладело разумом и пульсировало в каждой клеточке моего воспаленного мозга, было поскорее убраться отсюда.

В водителя я врезалась на бегу, но, за секунду до столкновения, выбросила вперед руки и схватила мужчину за подбородок. Он, не успев распределить центр тяжести и встать устойчиво, завалился назад. Когда затылок мужчины соприкоснулся с металлическим креплением бокового зеркала, раздался звук удара и треснувшего стекла... А еще влажный хруст, от которого в животе у меня застонало...

Тело водителя обмякло, голова неестественно запрокинулась и я, не теряя драгоценных мгновений на сожаления и размышления, затащила подергивающийся труп за грузовичок, который стоял очень близко к высокому забору. Теперь машина закрывала меня от луча прожектора и нежелательных свидетелей, так что я относительно спокойно раздела убитого и облачилась в замызганные штаны, которые пришлись почти впору, клетчатую рубаху неопределенного цвета и безразмерный, но теплый пуховик с синтепоновой подкладкой, пахнущий табачищем, с засаленными рукавами и воротником. Не побрезговала я так же и полосатой лыжной шапочкой, влажной от крови, и потными, вонючими носками, и кирзачами, которые оказались мне велики (но это лучше, чем бегать босиком).

Низ живота постоянно тянуло (меня удивляло, что я вообще проявила такую прыткость для будущей мамаши, пусть и на малом сроке — да и живот вырос порядочно для трех месяцев), так что я отсиделась некоторое время за грузовиком, восстанавливая дыхание и борясь с искушением впиться в тело мертвого водителя зубами (меня снова мучил голод)...

Когда боль в животе утихла, я подождала, чтобы луч прожектора прошел мимо грузовика и, забравшись на крышу кабины, перепрыгнула через забор...

Сирена, пронзившая вечернее спокойствие базы, заставила меня забыть о боли от жесткого приземления и побежать. На ходу, я потрогала живот, опасаясь, что своим прыжком навредила плоду, но почувствовала, что с ним все в порядке. Не поняла, а именно почувствовала, как, наверное, это может чувствовать только мать... Я знала: несмотря на страх, опасность, отчаяние и чувство обреченности, я сберегу ребенка, которого не желала, которой был чудовищной ошибкой и не должен был увидеть этот свет. Потому что я — его мать!

Я добралась до пролеска и свернула в лесополосу, надеясь хоть немного запутать погоню...

Серега.

Некрополь.

Что такое удача?

Люблю, когда удача поворачивается ко мне лицом, а не жопой, как обычно (и ведь пендаль-то не выпишешь, терпи себе, да зубами скрипи).

Что такое удача, для среднестатистического обывателя допандемийного периода? Ну, наверное, крупная купюра, которую счастливчику принесло ветром прямо под ноги. Или три семерки, которые обнаружились под защитным слоем с надписью "стирать здесь" на лотерейном билете. Или горячая, пьяненькая девушка, именно на него, среднестатистического обывателя, уронившая свой шалый взгляд и, отчего-то, решившая, что он "ничего".

Что такое удача, для бродяги вроде меня?..

Пуля просвистела над головой и с глухим стуком врезалась в деревянную опору электропередачи, заставив меня дать стрекача в сторону единственного возможного укрытия — заброшенной заправки.

Когда я, не сбавляя скорость, запрыгнул в давно уже выбитое окно с сорванной решеткой, валявшейся неподалеку, раздалось еще два выстрела и одна из пуль врезалась в деревянную раму, отчего та брызнула во все стороны щепками и раскололась. Я неудачно приземлился руками на стеклянные осколки и, безбожно матерясь, прижался к стене. Выглянув и тут же убрав голову из зоны прицеливания. Правда, это мало что дало — стрелка я так и не увидел.

Оглядевшись, я наткнулся взглядом на лежащего неподалеку мертвеца, который, видимо, и был причиной отвратительного запаха, царившего в заброшенном помещении. Голова его была размозжена, а над телом уже давно поработали крысы, так что он скромненько так смердел и вел он себя вполне прилично — как и полагается мертвому человеку.

— Хреновый из тебя снайпер! — выкрикнул я, наспех обрабатывая руки антисептиком, который достал из рюкзака вместе тюбиком "жидкого" пластыря. — Ни одной пули в цель!

— Ничё, это дело поправимое! — донесся снаружи хриплый крик.

Я снова выглянул из окошка, на мгновение. Этого хватило, чтобы увидеть, как из лесополосы, что тянулась вдоль дороги, вышли трое... Трое из леса, блин.