Бортовой

— Я весел, как музыкант на похоронах, чёрт возьми, — ругнулся дружище, пинком отшвырнув игрушку в угол. Консоль глухо стукнулась о композитную стенку и сиротливо откатилась под столик. — Непруха, блин, со всех сторон. Кофе купил, не посмотрел на этикетку. Китайский. Китайский, Майк! Ещё радовался, идиот, что с хорошей скидкой... Потом скачал новый релиз игрухи, пока на базе были, и сразу не опробовал. А там полная фигня, ведомые — конченые дебилы. На самых простых заданиях тупят, и меня валит первый же фриц, зашедший с хвоста. Тут ты ещё решил образ сменить, тоже мне, звезда Голливуда...

— Будет тебе на жизнь жаловаться, Томми. Ищи радость в серых буднях, — осклабился мой "домовой". Вернее, "бортовой". Зрелище, признаться, не для слабонервных: улыбочка на пол лица из-под бородищи. — Как говорил Козьма Прутков...

— Майк.

— Чего?

— Иди к чёрту.

— Всё так плохо?

— Да.

— Ну, извини, — я принял свой обычный облик. — Шутка не удалась.

— Да уж, клоун из тебя неважный, — огрызнулся Том, плюхнувшись на стул. — Будешь искать работу в цирке, наймись уборщиком. Вместо робота.

Потом мы пошли на сближение с новооткрытой системой, и обида была забыта. Том просто не умел надолго обижаться. Но проблему скучающего экипажа нужно как-то решать. Это сейчас мы все будем загружены работой. После отправленного на станцию отчёта снова наступят тягучие дни, или даже недели, когда ничего не происходит.

Кажется, безопасников серьёзно натаскивают по психологии? Надо будет посоветоваться с Эрнестом. Или в будущем не браться за длительные миссии.

— Классическая отрицательная аномалия, — усмехнулся Виктор Петрович, изучив полученную компьютерную модель. — Обычно залежи минералов любого происхождения и свойства дают повышенную плотность гравитационного поля по сравнению с окружающей породой. Либо сама порода, в которой сидят кристаллы, достаточно плотная, чтобы создать аномалию, достаточно вспомнить классику — алмазы в кимберлите. Бывают и исключения, когда минерал менее плотный, чем порода. Но не в этом случае: взятые образцы в среднем имеют плотность более пяти грамм на кубический сантиметр. Вот что аномально.

— Сканирование не выявило пустот, — добавил Эрнест. — А это означает, что мы имеем дело с залежами чего-то нетипичного.

Морган, потыкав пальцем в поверхность своего продвинутого коммуникатора, выдал на обзорный экран какую-то диаграмму. Если я не ослеп, это результат спектрального анализа образцов, взятых первыми разведботами.

— Видите? — Джимми указал на пики разноцветных кривых. — Элементов тяжелее никеля практически нет. Медь — в следовых количествах. Классическая планета звезды двойной солнечной массы второго поколения. Зато изотопы... Все как один стабильные, но все — нетипичные. Один углерод-тринадцать чего стоит. На Земле его распространённость не более одного процента от всех атомов углерода, а здесь — девяносто. То же самое насчёт серы и железа.

— Простите дилетанта, — я изобразил деликатное покашливание. — Чем эти изотопы отличаются от тех, которые мы знаем?

— Во-первых, атомной массой. — Джимми явно обрадовался возможности просветить очередного неуча. — Во-вторых... Нет, химически углерод-тринадцать совершенно такой же, как и углерод-двенадцать, и менее стойкий углерод-четырнадцать. Горят они одинаково хорошо. Но в теории — пока на практике это сложно проверить, найти их в больших концентрациях пока удавалось одним тоу — нетипичные изотопы могут создавать нетипичные межатомные связи. А, следовательно, кристаллы и соединения с нетипичными свойствами. Вы же знаете состав гравикристаллов. Их основа — железо-пятьдесят семь уникальной кристаллической структуры, и длиннейший хвост самых различных примесей. Здесь этот изотоп железа, кстати, тоже преобладает над типичным пятьдесят шестым. Так что, господа, нам крупно повезло. Мы наткнулись на космический склад редких, но стабильных изотопов.

— Видимо, у звезды-прародительницы, в которой они образовались, было редкое чувство юмора, — не без иронии проговорил Том. — Как знала, что явятся однажды такие любители редкостей, как мы, и насинтезировала их на целую планету.

— На две, если быть точными, — сказал я. — Вторая дальше от ...центра, но она близнец этой.

— Тем более. Две планеты, набитые редкостями. Ну, что, готовить пару ботов-копателей?

— Для начала мы должны уяснить, что ищем, — резонно заметил Щербаков. — Итак, имеем планету, состоящую в основном из редких изотопов. Имеем плато, под которым наблюдается отрицательная гравитационная аномалия при средней плотности образцов выше пяти. Знаем состав и структуру гравикристаллов, которые невозможно получить в земных условиях... Какие выводы, коллеги?

— Не может быть... — прошептал побледневший Морган. — Это же чистая теория...

— Антиграв-кристаллы, — Эрнест был не так эмоционален. — Что ж, позитроны тоже некогда считались чистой теорией. В гравикристаллах, согласно теории, достаточно "вывернуть" кристаллическую решётку, чтобы они при пропускании слабого тока не создавали гравитационное поле, а разрежали его. Кто знает, какие условия были на этой планете, пока звезда умирала? Быть может, именно те, что надо.

— В любом случае это следует подтвердить изысканиями на поверхности, — Вуур впервые за всё время решил поделиться своим мнением. — Но если теория подтвердится, и Земля получит исключительное право на разработку, это значительно продвинет транспортные технологии. Сначала ваши, а затем и всего Содружества.

— Спускаем сперва роботов, — произнёс я, сделав свой, капитанский вывод из услышанного. — Если они действительно найдут эти кристаллы, готовьтесь к спуску в самолёте и скафандрах высшей защиты. Вы ж не удержитесь от прогулки.

— Не удержимся, — усмехнулся Эрнест. — Учёный везде должен сунуть нос, иначе грош ему цена.

Хотел было ядовито припомнить, скольким учёным стоили жизни любопытство и длинный нос, но удержался. Разубедить их не получится, а брюзгой и неприятным типом прослыть — как пить дать.

— Готовьте программу, — сказал я. — Пойдут два копателя и два роя сборщиков. Сделайте поправку на космическое излучение. Фон на поверхности повышенный.

Сюрпризов здесь ожидать не приходилось. Ни тебе астероидов, ни звёздных вспышек. От летающих камней систему напрочь вычистила сама звезда на стадии красного гиганта, а вспышки... Они этим останкам даже и не снились. На кладбище-то оно всегда тихо и спокойно. Разве что излучение космоса, от которого уже давно не прикрывали магнитные поля умершего светила и планет, но на то и придуманы жёсткие вакуумные скафандры высшей защиты, чтобы уберечь в своём напичканном электроникой нутре хрупкие сгустки жизни.

Учёные имели повод достать прибережённую как раз для таких случаев бутылку шампанского. Их догадка насчёт кристаллов со свойствами антиграва подтвердилась. Более того, детальное сканирование обеих планет показало, что залежей этих кристаллов хватит всерьёз и надолго. Залегают, правда, глубоко, но это в наше время не проблема. Теперь антиграв-движки роботов не будут занимать девять десятых полезного объёма, и стоить, как целый автопарк. А земной транспорт смогут быстро переставить на относительно дешёвую антигравитационную тягу. Наконец-то сбудется мечта экологов покончить с эрой двигателей внутреннего сгорания.

Открытие отпраздновали весело и шумно, откупорив не только шампанское, но и чего покрепче. Попутно выяснили, что алкоголь даже в малых количествах делает чуланцев неадекватно эмоциональными. Попросту уболтали Вуура выпить бокальчик брюта. Ему тоже стало весело, правда, ненадолго: уснул, бедняга, прямо за столом, едва не угодив лицом в банальный салат. А наутро экипаж, позабывший, что довольно долго не употреблял ничего крепче кефира, маялся вульгарным бодуном наравне с чуланцем, который всю жизнь вообще не пил спиртного. Его сородичи на весёлых застольях предпочитали нюхать особые цветы, а не употреблять спиритус вини. Один я, что обидно, был трезв, как стёклышко.

— Хоть бы вы помогли страждущему, Джимми, — моё извращённое чувство юмора, раз пробудившись, не желало успокаиваться, и я начал донимать Моргана. — Все выпили, как люди, и только мне отказано в самой простой человеческой радости.

— А чем конкретно я могу вам помочь, сэр? — наш химик не сразу сообразил, чего от него хочет чокнутый капитан.

— Вы как-то признались, что ваше хобби — конструирование ИИ.

— Ну... — молодой учёный смущённо улыбнулся. — Это и впрямь хобби, капитан. Как это по-русски — звёзд с неба не ловлю. Так, студенческая ещё забава, написание ИИ-блоков для бытовой техники. Вы, простите, не примитивный домашний робот, вы человек, и соревноваться в программировании с самим Господом мне как-то не с руки.

— Но вы ведь можете написать какую-нибудь простенькую программку, которая действовала бы на меня, как коньяк, — не унимался я.

Морган весело оскалился во все тридцать два отменно здоровых зуба.

— Простите, сэр, но здесь я вам не помогу, — сказал он, явно сдерживая смех. — Не сочтите за бестактность, но я бы на вашем месте не упустил такой великолепной возможности избавиться от вредных привычек.

Вот шельмец. И не придерёшься, логика железная. Остаётся только посмеяться с ним за компанию и закруглить разговор.

Преодолевшие бодун светила науки пошли писать отчёт об исследованиях планет мёртвой системы. Задача нетривиальная: втиснуть в относительно небольшой информационный пакет самое важное. Мы в неисследованном космосе, между нами и станцией может быть что угодно, от пульсаров до туманностей. И, хотя связь основана на принципах "частиц-близнецов", вернее, феномена частиц, одновременно находящихся в одном и том же состоянии, но в разных точках пространства, космические сюрпризы не исключены. Потому отчёт я всегда передаю пятикратно, со смещением времени передачи на сто минут. Так надёжнее. И, поскольку на сверхдальнюю передачу всегда тратится большое количество энергии, которую нам следует экономить, инфопакеты должны быть компактными. Вот и соображают сейчас на троих в хорошем смысле слова. Их триумф наступит после публикации данных, но заслуженный лавровый венок ещё нужно сплести.

А мы, работяги космоса, поможем чем сможем.

Станция ожидаемо вышла на полноформатную связь спустя полчаса после отправки второго инфопакета.

В разговоре учёных я не участвовал по самой простой причине: переставал их понимать уже на второй минуте. У каждой профессии свой сленг, подозреваю, что от разговора пилотов у наших умников тоже уши дыбом встанут. Но по обилию непонятных терминов учёные стабильно держали первое место. Потому я переключился на свою рутину, отстранившись от их возбуждённой дискуссии, демонстрации образцов, таблиц и графиков. Мне куда важнее стабильность канала связи и исправность систем корабля, чем даже открытие месторождения антиграв-кристаллов. Это, конечно, приятно, но мне тоже нужно делать свою работу.

Кстати, о работе.

Наверное, уже давно не секрет, что космические пилоты, в особенности командиры кораблей, помимо штатной инструкции имеют инструкцию секретную. Да, да, это относится даже к пилотам гражданских лайнеров. Мало ли, какая фигня на борту случится. Согласно этой инструкции капитан в нештатной ситуации наделялся диктаторскими полномочиями. Соответствующие голосовые команды — разумеется, в комплекте с авторизацией командира и его биометрическим профилем — всегда вшиты в ИИ бортового компьютера. Однажды мне пришлось воспользоваться своим правом, и это спасло восемьсот жизней.

Но очень малый круг посвящённых знает, что инструкцией предусмотрены не только аварии и прочие несчастные случаи. У меня есть соответствующие полномочия на случай бунта экипажа или попытки его захвата врагами любой известной расы. В том числе и человеческой. В этом случае я получаю право как вооружить команду "Арго" и приказать открыть боевые действия против десанта противника, так и наоборот, разоружить её, а затем карать и миловать. Расстрелять не смогу, но разгерметизировать корабль до того, как бунтующие доберутся до скафандров или спасательных капсул — успею. Слава богу, на практике применять это не довелось и, надеюсь, не доведётся. Но, помимо диктаторских полномочий, капитан корабля получает секретный индивидуальный код прямой линии связи с начальством отдела безопасности станции или планеты приписки. А также кодированные фразы, означающие, что оное начальство вызывает его самого.

Я компьютер, мне не надо делать морду ящиком, завидев эту невинную с виду фразу на экранчике личного коммуникатора. Я просто получил её в виде коротенького текстового сообщения.

"Прогнозируются солнечные бури в вашем районе, следите за магнитометрами".

Что ж, удачный момент: открыт канал связи со станцией, и никто не обратит внимания на тоненькую ниточку приватного разговора. Тем более, в режиме нейросвязи.

"Показания магнитометров в норме, но мы отслеживаем изменения, — немедленно отозвался я — такой же кодовой фразой. — Капитан Кошкин на связи".

"Полковник Лемешев", — представился мысленный голос, и я вспомнил этого человека. Невысокий, квадратный, совершенно седой в свои полста с небольшим, человек с холодным взглядом желтовато-карих глаз. Начальник даже не отдела безопасности, а особого отдела в самом отделе безопасности. Того самого, что должен следить не за внешними угрозами или излишне длинными языками сотрудников военных баз, а за высоким начальством. Эти напрямую подчинены даже не Генштабу, а всеземному министерству обороны. Вернее, конкретно его главе и тем, кого министр наделит особыми полномочиями. Соответственно, и отбор в этот отдел тоже особый.

"Мне сообщить личный код?" — полковник неверно истолковал моё молчание.

"Нет, не нужно, товарищ полковник. Я вас помню".

"Очень хорошо, товарищ капитан, — в его мысленном голосе мне почудилась холодная ирония. — Эрнест очень лестно о вас отзывается. Говорит, у вас стальная выдержка".

"Просто я тормоз, как все пилоты, — я не удержался и съязвил. — Пока испугаюсь, уже бояться нечего. Извините, товарищ полковник, но разговор о выдержке меня настораживает. Что-то случилось?"

"Случилось. Помните Фальконе, аргентинца с "Ариадны", которого вы вытащили с планеты Этна-четыре?"

"Да".

"Он дал кое-какие показания по делу катастрофы его корабля. Даже соглашался на сканирование памяти, чтобы вспомнить самые мелкие детали. Но только недавно врачи сочли его достаточно окрепшим для этой процедуры. Память у него эйдетическая, образная, и мы получили с ментосканера довольно чёткую запись... Я сейчас перешлю вам один её фрагмент. Посмотрите. Кое-что должно показаться вам знакомым".

Файл был сжат для максимально быстрой передачи. Запись с ментосканера, понятно, уступала по качеству записи с видеокамер, да и личность аргентинского итальянца наложила свой отпечаток на воспоминания. Но момент и впрямь крайне интересный. Фальконе был связистом, и как раз заглянул в рубку, чтобы сообщить капитану о внезапном выходе из строя внутренней и внешней систем связи. Вряд ли он придал значение тому, что в тот момент попало в поле его зрения.