По возвращении в пригородный дом Бецких меня настигло понимание, что ради пары-тройки тонн золота очень даже стоило выдирать нас с Ольгой из вражеского тыла, поспешно чему-то учить и гнать почти на противоположную сторону земного шара — Стране Советов нынче особенно кстати подобные денежные поступления. Беспокоил лишь один вопрос — почему именно нас? Неужели из-за удобной ситуацией с внедрением? Даже легенды не пришлось придумывать — всё по правде. Разве что отмазать двух подростков на три месяца, объяснив их отсутствие работами на оборонительных сооружениях.

Теперь же, когда задание выполнено, логично ожидать отзыва и возвращения к работе по основной специальности.

— Пожалуй, — сказала Оля, выслушав мои соображения. — Но только чувствую я — выйдет иначе. Даже неудобно перед тобой — обычно-то ты всегда правильно предугадывал.

Вскоре пришло распоряжение из центра (не знаю я, как организована связь) нам с Олей отправляться в Аргентину, поступать в школу военных летчиков, после чего проситься добровольцами или в британские военно-воздушные силы, или в американские. В принципе, логично. Я-то знаю, что присмотр за теперешними союзниками нужно проводить тщательно, однако не вполне понятны именно наши перспективы — мы же гражданства не меняли, следовательно, закрепиться в послевоенный период ни по ту сторону океана, ни по эту, не сможем.

Ну и ладно — руководству видней. Короче, поскольку чемоданы у нас всегда наготове — взяли их, и поехали. Между Монтевидео и Буэнос-Айресом — столицей Аргентины — курсируют пароходики, а дорога тут не слишком дальняя — двести километров с небольшим. К вечеру были на месте и отправились искать гостиницу. А навстречу группа молодых парней в коричневых рубашках. Идут, скандируют фашистские лозунги и строят из себя сверхчеловеков. Тут моя голова и соскочила с катушек — я тупо, как носорог, попёр на них буром. Мы крепко подрались, но я эту шваль разогнал.

Оглядываюсь: Ольга стаскивает с руки свой помятый алюминиевый кастет и несколько ребят, одетых мирными жителями, отряхивают друг друга и прикладывают носовые платки к ушибам и ссадинам. То есть я дрался не один — горячие аргентинские парни активно и незамедлительно поддержали мою инициативу.

— У тебя что? Контузия совсем прошла? — Оля насмешливо кривит губы, от левого края которых тянется припухлость. — То такой осторожный был, сдержанный и взвешенный, а тут, словно с цепи сорвался. Тебя что, снова подменили?

Про "снова" я спрошу у неё позднее, а сейчас группа поддержки активно галдит на незнакомом языке... почему незнакомом? Это же испанский, которым я вполне уверенно пользуюсь! Вот, сказали что мучача... это про Оленьку?! Уфф. Схлынуло возбуждение и я снова адекватен. Меня усаживают и начинают прикладывать к лицу непонятные прохладности и жгучести. Фотовспышка, ещё одна, строгий полицейский с неуместными вопросами про имена и род деятельности и, наконец, мы с Ольгой стремительно удираем за показывающим дорогу местным. А второй следом за нами тащит чемоданы.

Переночевали мы в частном доме у одного из парней, а утром нас проводили на вербовочный пункт. Вы бы видели, как неприлично ржал при виде наших пилотских удостоверений представительный такой лейтенант аргентинских ВВС. С виду — настоящий благородный идальго, но речи его, когда он комментировал ценность этих документов, я категорически не желаю повторять. Обидно-то как! Но лезть в драку не ко времени, тем более — пусть меня научат, если не доверяют... хотя, не такой уж я искусный летчик. Стерпел.

А Оля не стерпела: — Проверьте, — говорит.

— Извольте, — когда это настоящие идальго отказывали даме в такой малости!

Нас довезли до лётного поля и подвели к двухмоторному самолёту со слегка отвислым пузиком. Показали, как забраться в кабину и уселись на сидении во втором ряду. (Я про "идальго" во множественном числе — достал он меня). А тут куча незнакомых стрелочек, неизвестных кнопочек и непонятных рычажков. Оля сразу потускнела, а я потребовал документацию.

Новое "извольте", и толстая пачка книжек с картинками на чистейшем американском английском. Этим языком в письменном виде я владею уверенно — тут сразу видно, где кончается одно слово и начинается другое, а читал я технических текстов столько, что самому страшно вспомнить. Терминология понятная, перевести дюймы в сантиметры, а фунты в килограммы — не проблема. У Ольги обучаемость такая, что мне и не снилось, а наглядное пособие в полном нашем распоряжении — условия идеальные. Правда, закончили мы уже сильно после полудня — много нового материала.

Идальго раз двадцать выскакивал наружу, а потом приходил не один, показывая на нас самым разным военным и высказываясь в смысле, что скоро выведет "этих наглецов" на чистую воду. Ну и самолёт не просто так стоял — его активно обслуживали, подвешивая в бомбоотсек бомбы. Они, конечно, скольки-то фунтовые, но на вид — как наши соточки.

Взлетели мы, как только сказали, что готовы. Идальго с нами на месте радиста, которое давно себе облюбовал. И еще два встревоженных авиатора — пилот и штурман. Почему встревоженных? Так управление на этой машине одинарное — только слева. Хотя мест впереди два. Поскольку экзаменовали нас с подругой — я взялся за штурвал, а Оля устроилась рядом — там как раз позиция штурмана. Страхующие заметно волновались, однако взлетели мы правильно — не зря в своё время нас натаскивали на "Дугласе". Хотя, нынче в наших руках "Локхид" под названием "Вентура". Эта "птичка" может продержаться в воздухе целых пять часов и пролететь больше двух тысяч километров. Ну, да, модель новее, чем старина Ли-2, и всякой всячиной напичкана плотнее.

И вот летим это мы себе, летим по заданному маршруту. Часики тикают, отсчитывая уже третью сотню минут, я просто держу направление и высоту, а подруга трудится, как пчёлка, сравнивая результаты своих вычислений с данными радиополукомпаса. Под нами безбрежная гладь океана и полное отсутствие ориентиров. Смеркается, а до берега примерно час полёта. И тут справа внизу на поверхности воды — тонкий длинный силуэт с торчащей вверх узкой рубкой — подводная лодка.

Радист-идальго её тоже увидел — сыплет в эфир чередой цифр. А я закладываю резкий вираж и опускаю нос, чтобы разогнаться на снижении. На какое-то время цель скрывается из виду, чтобы тут же оказаться точно впереди. Ольга сосредоточенно щелкает переключателями, открывая бомболюки, а я с волнением вижу, что цель быстро погружается. Вот только рубка видна, а вот и перископ исчез буквально у нас перед носом, оставив после себя узкую стрелку расходящегося следа. В этот момент наш аппарат начал "вспухать", освобождаясь от бомб — я поспешил его выровнять.

Через минуту, закрыв бомболюки, Оля выдала направление на аэродром. Судя по расстоянию, горючего как раз хватало. И ещё меня начало трясти — садиться-то придётся ночью. А этот маневр известен мне чисто теоретически.

Тут откуда-то сзади до нас добрались те самые пилот и штурман (думаю, они сидели на местах верхнего и нижнего стрелков) и принялись восторженно вопить о том, что своими глазами видели летящие из воды обломки. Я им не поверил, потому что, во-первых, сумерки, во-вторых — ну что может вылететь из воды с глубины не меньше десятка метров? Да и бомбы у нас были не глубинные.

Сознался я при всём честном народе, что ночному пилотированию не обучен и уступил место настоящему лётчику. Настоящий штурман тоже вернулся к исполнению своих обязанностей, а мы с Олей пробрались подальше от кабины и устроились поудобней — ещё час лететь. О чем шла речь между нашими "экскурсоводами" — ума не приложу. Но сели мы успешно уже в потёмках. Когда выбрались на поле, было видно, что "идальго" очень огорчён, а пилот со штурманом довольны, словно именинники. Они и позвали нас с собой в просторную палатку, где ждал богато накрытый стол и возбуждённая компания. Только тут я обратил внимание на то, что среди присутствующих трое одеты не в ту форму. А потом пришли снявшие лётную амуницию штурман с пилотом. Они тоже выглядели неправильно. То есть не как все, а как трое особенных.

Не сразу сообразил, что многие фразы произносятся не по-испански, а на каком-то похожем на него языке.

— Хорхе боится, что из-за нашего маленького бомбометания Аргентина вступит в войну с Германией, — сказал штурман, откупоривая бутылку "Белой лошади". — А Педро, — кивок в сторону пилота, — восторженно скорбит о том, что не он сидел у штурвала. То есть, скорбит, потому что не он, но в восторге от скорости вашей реакции, дон Хуан. Действия же доньи Хельги просто обворожительны. Чтобы столь своевременно начать бомбометание нужно иметь просто звериное чутьё.

— Простите, господа! — попыталась добиться ясности моя подруга. — А почему я вижу непонятно чьих авиаторов на аргентинском аэродроме?

— Мы из Бразилии, — пояснил незнакомец, не участвовавший в полёте. — Вчера во время учебного полёта немного заблудились, сожгли лишнего горючего и сели на вынужденную...

... — потому что кое у кого в Буэнос-Айресе невеста, — буркнул Хорхе (идальго). Парни они, — обвёл он рукой собравшихся, — отличные, любят добрую шутку, но вы, господа, — взгляд на нас с Ольгой, — так утомили их своим изучением инструкций, что ребята крепко осерчали. Им домой нужно, а тут сиди и жди, когда пара юнцов начитается досыта.

— Хотели вас тоже помучить, — смущённо улыбнулся пилот. — Но вы — словно железные — летели и летели, да ещё она, — взгляд на Олю, — постоянно контролировала возможность возвращения.

— А что насчёт войны с Германией? — не понял я.

— Аргентина — нейтральная страна. Ей ни на чьей стороне выступать нельзя, — пояснил Хорхе. — Поэтому утопление немецкой подводной лодки равносильно объявлению войны фашистам.

Вот и этот парень проговорился — не любит от гитлеровцев. Слышно по интонациям. И никто здесь не любит — заметно по реакции аудитории.

— А кто сказал, что это мы её потопили? — искренне удивился я. — Ну видели мы её, ну наблюдали, как погрузилась. Она что, опознала нас? Сообщила кому-то по радио? Подводные лодки они вообще такие — берут, и не возвращаются на базу.

— Я передал по радио, что вижу неопознанный корабль и дал координаты, — прошептал Хорхе. — А потом меня перегрузкой приложило. Про то, что бомбили, я не сказал — сильно был озадачен, когда представил себе последствия.

— И никто не скажет, — обвёл я взглядом присутствующих. — Гитлер капут, — поднял я стаканчик с виски.

— Гитлер капут, — все дружно встали и хряпнули до дна. Бедная Оля — она предпочитает белые вина, а тут самогонка из пива... Но стерпела, только поморщилась и стремительно закусила.

А дон Педро из Бразилии достал из-под стола бутылку мескаля. Не знаю, отчего он уверен, будто субмарина немецкая, и что она утонула, но настроение у него праздничное.

— Я бы вас, юнцы, прямо сейчас принял на те места, которые вы сегодня занимали, — пояснил он, наполняя стаканчики текилой. — Положить четыре болванки из десяти прямиком в прочный корпус, это надо уметь. Хотя, будь у нас настоящие бомбы — сами себя взрывной волной опрокинули бы.

— Разве вам было видно? — удивилась Оля. — Сумерки, зыбь, высокая скорость.

— Как на ладони — я же на месте нижнего стрелка сидел. Три пробития верных, а в районе кормы — кто знает? Гитлер капут, — поднял он стаканчик.

Снова хряпнули стоя и до дна.

Утром в организме образовался основательный сушняк. Оля выглядела рассеянной и слегка встрёпанной. А бразильские парни оставались бодрыми и весёлыми. Улетели они спозаранку. Лейтенант Хорхе Орейра, которого я ещё вчера называл словом "идальго", посадил нас с подругой в машину и отвёз обратно в город прямиком на вербовочный пункт.

— Подождите немного, сейчас я всё улажу, — с этими словами он скрылся за одной из дверей. Спустя полчаса вышел оттуда с виноватым видом и развернул перед нами газету с фотографией, где мы с Оленькой присутствуем с определённо разбитыми лицами, а рядом написано про двух хулиганов, напавших на ни в чём не повинных мирных жителей и скрывшихся от представителей органов охраны порядка.

— Даже имен ваших не спросил господин начальник школы. Велел гнать подальше и впредь на порог не пускать.

Так мы впервые провалили задание.

Глава 15. Консервация

— Да, ребята, отожгли вы! — такими словами нас встретили дома. — Этак вы всех нас под монастырь подведёте. Нам никак нельзя привлекать к себе внимания — тут ведь и британские спецслужбы действуют, и американские. Да и Бразилия с Аргентиной присматривают за делами на Уругвайщине. Мы потому до сих пор на свободе, что ведём себя тихо и неприметно.

— Всё намного хуже, пап, — печально вздохнула Оля. — Мы еще и во время проверки навыков пилотирования отметились. Причем особенно странно вёл себя пилот...

— Дон Педро из Бразилии, где много диких обезьян, — подхватил я, — уверенно опознал встреченную подводную лодку, как немецкую, хотя видел её на протяжении буквально пары секунд в погрузившемся на десяток метров положении и сверху продольно. Крайне неудобный для идентификации ракурс.

— Ну-ка, добавьте подробностей, — подключилась мама.

Разумеется, мы всё рассказали.

— В Бразилии очень велико американское влияние, — заметил папа. — И испаноговорящий американец — не такая уж редкость, если он из мест на границе с Мексикой. Но "Белая лошадь" — сорт виски больше характерный для англичан. Опять же восторг по поводу утопления субмарины тоже говорит в пользу британской ориентации -птенцы адмирала Деница ужасно их огорчают.

— Этих "птенцов" с радостью придушили бы в любой из стран восточного побережья Южной Америки, — заметила мама. — Разбой в Южной Атлантике всем не в радость.

— В этих же странах немало эмигрантов из Германии, — вспомнил я. — Есть даже эти... диаспоры. Или землячества, если не умничать. Так что присутствие спецслужб Третьего Рейха тоже возможно.

— Вот. И в этой неоднозначной обстановке вы привлекаете внимание к тихим беженцам, которые мирно зарабатывают себе на скромную жизнь, приютившись под крылышком пожилого белоэмигранта, — печально улыбнулся папа. — Придётся сделать предупредительный ход — мы очень рассердились на дочку и её жениха, отказали им от дома и сняли с иждивения.

— То есть мы должны отсюда съехать и устроиться отдельно, самостоятельно зарабатывая себе на жизнь, — довела мысль до конца Оля.— Для окружающих — между нами ссора из-за недостойного поведения отпрысков.

Все дружно кивнули. Мама смахнула слезинку, а мы с так и не разобранными чемоданами встали и пошли, куда глаза глядят.

Сразу повернули в сторону, противоположную городу — на квартиру в центральной части у нас не хватило бы денег, а окраины не слишком привлекательны — много нищеты, которая нервирует. В пригороде и просторней, и народ не такой замурзанный. Да и как-то все при деле. Чуть погодя, сообразили, что ноги несут нас в сторону аэродрома. Поспрашиваем, не сдаёт ли кто комнату. Опять же дорога в сторону центральной части Монтевидео отсюда благоустроенная — удобно будет добираться на работу. На шибко богатые заработки нам, пожалуй, рассчитывать не стоит — пусть и невелика в эти поры безработица, но всё равно присутствует. Так что на тёплые места и без нас желающих достаточно. А женщины вообще используются исключительно в сфере обслуживания — официантки, уборщицы, базарные торговки.