У входа дежурили две женщины в непроницаемых чёрных очках и серых жакетах с короткими рукавами — сообразно нынешней моде. Я не видел их глаз, но ясно чувствовал, что они внимательно следят за мной с того момента, как я вошёл под своды колоннады. Одна из них была брюнеткой — длинные прямые волосы аккуратно уложены в две косички (странная причёска, подумал я); другая — зеленоволосая, с короткой вьющейся стрижкой. Крошечные серьги в ушах мигали серебристыми светодиодами работающей бижутерии, о функциях которой несложно было догадаться. Когда я приблизился, брюнетка сделала шаг в сторону, загородив мне проход. Я ненароком поймал своё крошечное отражение в непроницаемых стёклах очков.
— Вы приглашены? — холодно осведомилась она, явно не ожидая услышать ответа. Ну да — в дамский клуб мужчины обычно не ходят. По крайней мере, не в одиночку и не через парадный вход.
— У меня встреча. — в тон ей сообщил я. — С госпожой Адатигавой. Она должна меня ждать.
— С госпожой Адатигавой? — недоверчиво переспросила она. Я едва заметно кивнул, наградив её надменным взглядом. На несколько секунд она замолкла.
Затем она вежливо поклонилась мне. Её зеленоволосая напарница, помедлив, сделала то же самое.
— Нижайше прошу прощения, — произнесла она гораздо более любезным тоном. — Добро пожаловать в "Лепесток розы", господин Штайнер. Госпожа Адатигава передаёт свои извинения, что не смогла встретить вас лично, — ещё бы, подумал я, это было бы грубейшим нарушением всех мыслимых приличий с её стороны, — и поручила мне провести вас. Прошу вас, следуйте за мной.
Я удостоил её кивком и прошёл за ней вверх по мраморным ступенькам, через разъехавшиеся в стороны двери и могильно-тихий атриум, где застыли, подобно средневековым доспехам, четыре сторожевых робота. Их треугольные головы даже не пошевелились, когда мы проходили мимо.
Моя провожатая провела меня мимо двух лестниц, шедших на второй этаж, и к двустворчатой двери, из-за которой доносились приглушённые голоса и звуки музыки. Приглашающим жестом она отворила дверь, и я вошёл в зал "Лепестка розы".
Большой овальный зал был оформлен в бордовых тонах, начиная от ковров на полу и заканчивая драпировками под потолком. По стенам бежали, ежесекундно изменяясь, золотые узоры, словно пульсирующие жилы. Потолок подпирали колонны из красного мрамора, а между этими колоннами, за многочисленными столиками, сидели посетительницы.
Это был дамский клуб — место, куда женщины приходят, как правило, ради двух вещей: для живого общения в своём, узком, исключительно женском кругу, и для того, чтобы полюбоваться на мужчин. Своих партнёров приглашать с собой обычно не принято, но здесь было, на кого любоваться — иначе клуб перестал бы быть дамским. Это заведения высокого профиля — вход сюда, в "Лепесток розы", был только и исключительно по приглашениям, и только для лучших из лучших. Я готов был поклясться своей Линзой, что этим вечером здесь соберётся если не весь цвет Титана-Орбитального, то значительная его часть.
Барная стойка вдавалась в зал, cловно модельный подиум: туда-сюда сновали официанты (все без исключения — мужчины) в красно-золотых ливреях. На сцене, в виду всего зала, На сцене, на виду у всего зала, текуче изгибался в танце юный парень: софиты жадно ловили каждое изящное движение его тела. На моих глазах танцор откинулся назад, ногами обвив шест и одной рукой держась за него, и взглянул прямо на меня. Обворожительно блестнули лиловые ресницы сказочных очей. Длинные нежно-розовые волосы водопадом стремились вниз, к сцене.
Я отвернулся. Танцующий парень был прекрасен — настолько, что я поневоле чувствовал себя очень и очень невзрачным, даже несмотря на завитые волосы и длинные ресницы. Но выглядеть красиво было его работой, не моей.
И хорошей работой. Я мысленно представил себя на сцене дамского клуба и почувствовал, как на щеках выступил непрошеный румянец.
Всё-таки я предпочту уголовный розыск.
Временами посетительницы оборачивались в мою сторону, когда я проходил мимо столиков, но тут же отворачивались — очевидно, заметив мою провожатую, от которой я не отступал ни на шаг. Кое-кого сопровождали спутники-мужчины: те бросали на меня подозрительные взгляды, будто ожидали, что я посягну на их место. Я старательно не подавал виду, но мне было чересчур неловко.
Это было женское царство, целиком и полностью. Один, без сопровождающей, я был здесь непрошеным гостем.
Моя провожатая провела меня через половину зала, к ещё одной двери, и отворила её передо мной. Я перешагнул порог.
Мариэ Адель Рене Адатигава восседала в роскошном кресле посреди комнаты; полы её тёмно-красного, украшенного лиловыми и розовыми цветами и поющими птицами, платья спадали на ковёр у её ног, облачённых в изящные сапоги на невысоком каблуке. Широкие рукава спадали с обоих подлокотников кресла, открывая тонкие запястья, украшенные сияющими браслетами. Серо-голубой подворотник платья охватывал шею Адатигавы, слегка открывая её восхищённым (иных и быть не могло) посторонним взглядам. Одна из безукоризненно завитых прядей длинных тёмно-рыжих волос спадала на левое плечо. Лиловые глаза, чуть посветлее моих, пристально смотрели на меня. Губы тронула улыбка.
— Господин Штайнер! — сладчайшим голосом произнесла Адатигава. — Как я рада вновь видеть вас в добром здравии!
— Благодарю вас, госпожа Адатигава. — слегка поклонился я; наш разговор шёл по-японски. — Я тоже очень рад видеть вас. Надеюсь, ваши дела в полном порядке?
— Разумеется. — проронила Адатигава и сделала властный жест рукой: — Присаживайтесь, прошу вас. Ксения, — в её голосе прорезались стальные нотки, — забери у господина Штайнера плащ.
Я позволил моей провожатой — Ксении — снять с меня плащ, и опустился в кресло прямо напротив Адатигавы. Нас разделял низкий стеклянный столик.
Владычица преступного мира Титана-Орбитального смерила меня пытливым взглядом, задержавшись сначала на моих волосах (завивка держалась), затем на кружевах рубашки, а затем — на моих руках. Ногти чуть поблескивали, покрытые бесцветным защитным лаком. Адатигава улыбнулась ещё теплее. Её подчинённых, стоявших на почтительном отдалении от хозяйки, такая улыбка, должно быть, приводила в ужас.
— Вы всё столь же прекрасны, господин Штайнер. — промурлыкала Адатигава.
— Как и вы, моя госпожа. — учтиво склонил голову я.
— Вам стоило бы задержаться на вечер. — добавила она. — Сегодня в "Лепестке розы" собирается выдающаяся публика. Лучшие люди нашего города, смею сказать.
— Благодарю, но я вынужден ответить отказом. — произнёс я. — Сожалею, но сегодня вечером меня ждёт работа.
— Жаль, очень жаль. — с неподдельной грустью вздохнула Адатигава. — Могу ли я, по крайней мере, угостить вас?
— Не смею отказываться. — склонил голову я.
Адатигава щёлкнула пальцами, и спустя мгновение появилась другая женщина — в таком же жакете, как и моя провожатая. В руках она держала поднос с бокалами, в которых плескалось что-то алое.
— Эриданское красное, господин Штайнер. — тоном радушной хозяйки произнесла Адатигава, пока её подручная ставила перед нами бокалы. — 2364. Меня уверяют, что тогда был хороший урожай. Спасибо, Мишель. — кивнула она женщине с подносом; та отстранилась, и Адатигава подняла бокал.
Я торопливо поднял свой.
— Ваше здоровье, господин Штайнер. — провозгласила Адатигава.
Бокалы звякнули. Вино действительно оказалось выше всяких похвал.
— И что же привело вас ко мне на этот раз, господин Штайнер? — улыбаясь, спросила Адатигава, держа бокал в отставленной руке. — Едва ли вы просили о встрече лишь для обмена любезностями.
— К сожалению, вы правы, моя госпожа. — учтиво кивнул я и, отставив бокал, положил на стол папку с фотографиями. Желтоватый свет люстры под потолком блестнул на золотистом четырёхлистнике на обложке.
Адатигава недоумённо воззирилась на папку, приподняв бровь. Её подручные недоумённо глянули на меня из-за спины хозяйки.
— Вчерашней ночью, — начал я, — была убита диспетчер Портовой Администрации. Убита на рабочем месте. — я раскрыл папку и легонько подтолкнул её Адатигаве. — Её зарезали виброножом. Никаких других следов убийца не оставила.
Адатигава подхватила одну из фотографий и поднесла поближе к себе, держа листок белыми кончиками своих изящных ногтей. Она внимательно рассмотрела её, и я заметил, что на секунду на бледном лице Адатигавы промелькнуло удивление.
Это было то, чего мне недоставало: Адатигава знала о Вишневецкой. Вряд ли владычицу мафии Титана-Орбитального, взошедшую на свой трон по трупам конкурентов, могло сильно удивить зрелище трупа с перерезанным горлом — даже настолько искромсанным. Десять лет тому назад "Монплезир" развернул настоящую войну с конкурирующей организацией, родом из округа: и хотя она шла вне поля зрения публики, искромсанные трупы полиция находила каждый день. Именно тогда мне и посчастливилось оказать Адатигаве определенного рода услугу, с которой начались наши отношения.
Поэтому дело было определенно не в трупе. Но она — через кого-то из младших сестёр-лейтенантов, само собой — и наняла Вишневецкую. Аванс наличными вполне вписывался в общую картину. А так как "Монплезир" занимается и контрабандой, то всё становилось на свои места.
Кроме одного. Зачем принимать контрабанду в Порту, где не стыкуются курьерские корабли?
Адатигава подняла глаза от фотографии. Её лицо вновь приобрело прежнее выражение, отстранённое и с каплей интереса. Она отложила фотографию.
— Как её звали? — спросила она.
— Хироко Вишневецкая. Она нездешняя.
— Правда? Право, как грустно. — скорбным тоном промолвила Адатигава. — Молодые люди со всей Гегемонии стекаются сюда, в наш прекрасный город, в поисках лучшей жизни... и лишаются её. Это возмутительно. — она откинулась в кресле, сплетя перед собой пальцы. — Я возмущена. У вас есть подозреваемые, господин Штайнер?
— Вообще-то, — я немного подался вперед, — я подозреваю вас, госпожа Адатигава.
Воцарилось гробовое молчание. Казалось, будто температура в комнате упала на несколько градусов ниже нуля.
Подручные Адатигавы, стоявшие позади кресла своей хозяйки, не переменили ни позы, ни выражения лица. Но теперь в них ясно читалась угроза.
Одно слово, и мне не выйти отсюда живым. После того обвинения, что я только что сделал, спасти меня могло только чудо.
И чудо случилось. Адатигава рассмеялась.
Оцепенение спало. Сёстры-мафиози позади кресла расслабились, отпустив рукоятки пистолетов и клинков, которые они только что готовы были пустить в ход.
— Знаете, что я больше всего ценю в вас, господин Штайнер? — отсмеявшись, спросила Адатигава. — Вашу откровенность. Но я хочу услышать больше. — она подалась вперед. — Так что вы мне скажете, господин Штайнер?
— Что вы убили Хироко Вишневецкую. — ответил я. — Сначала наняли её — вам нужна была диспетчер, чтобы пропустить курьерский корабль в Порту. Вы заплатили ей наличными — аванс, и всё остальное — по окончанию дела. — Адатигава с неподдельным интересом кивнула, и я продолжил: — Корабль прибыл двенадцатого марта. Три дня спустя Вишневецкую убили на рабочем месте, посредине смены. Перерезали горло. Я думаю, что это сделали вы.
— И зачем нам это понадобилось бы? — всё с тем же интересом спросила Адатигава.
— А зачем вам мог бы понадобиться курьерский корабль? — пожал плечами я. — Вам нужно было провезти что-то такое, о чём не должна была знать ни одна сторонняя душа. Поэтому, когда дело было сделано, вы убрали Вишневецкую. Нет человека — нет проблемы.
— Стройная теория. — кивнула она.
— Но мне не понятно только одно, — закончил я. — Как можно было убить Вишневецкую на рабочем месте, не оставить никаких следов и отключить все камеры на месте преступления? А главное, — я кивнул на фотографии, — таким способом?
Адатигава отстранилась, вновь сцепив пальцы. На её губах блуждала игривая улыбка.
— Благодарю вас, господин Штайнер. — проговорила она. — За вашу откровенность. — я склонил голову. — И я хотела бы быть с вами столь же откровенна: мы не убивали эту девушку. Ни я, ни кто-либо из моих сестёр. И вам же не хуже моего известно, что в Порту не стыкуются курьерские корабли. — она покачала головой, всё ещё продолжая улыбаться. — Право, зачем нам такие сложности, господин Штайнер?
— Я не знаю. — честно признался я. — Именно поэтому я и обратился к вам.
— Но вы были очень уверены в своих предположениях. — возразила она.
— Вы были самой вероятной подозреваемой, моя госпожа. — учтиво ответил я.
Адатигава вновь рассмеялась, деликатно прикрыв рот ладонью.
— Приятно слышать, что я ещё в чём-то подозреваюсь! — воскликнула она. — Право, вы мне льстите, господин Штайнер.
— Всего лишь правда и ничего кроме правды, госпожа Адатигава. — с улыбкой произнёс я. Адатигава улыбнулась мне в ответ.
— Мы не убивали госпожу Вишневецкую. — повторила она. — Мы не поступаем так с теми, кто помогает нашим делам. Так не принято.
— А госпожа Вишневецкая помогала вашим делам? — спросил я.
— О, господин Штайнер, — предостерегающе подняла ладонь Адатигава, — неужели вы думаете, что я вправе разглашать такие подробности?
— Да, боюсь, что нет. — признал я. Другого ответа я и не ожидал, но это была ещё одна часть нашего с Адатигавой ритуала.
— Смею вас заверить, — добавила она, — что кооператив "Монплезир" ведет свои дела исключительно законным путём. И что кооператив "Монплезир" не занимается крупнотоннажными перевозками. В конце концов, — она издала смешок, — если бы это было иначе, ваши коллеги давно узнали бы об этом, верно?
Я вежливо кивнул. Мы о многом бы узнали, но через наши системы просачивалось столь же многое. Адатигава вежливо давала мне понять, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут: ответ будет неизменным.
И что ни она, ни её люди не имели отношения к произошедшему в Порту. В это я готов был поверить... но меня не отпускало чувство, что Адатигава чего-то недоговаривала.
В конце концов, влияние "Монплезира" простиралось и на Порт, и на Дэдзиму. Что бы там не произошло, вероятно было, что подручные Адатигавы действительно были в этом замешаны.
Но как именно?
— Вы не против ещё одного бокала, господин Штайнер? — спросила Адатигава, подняв бокал.
— Разумеется. — кивнул я. Из-за кресла появилась Мишель — золотые волосы собраны в пучок на затылке, в руках — открытая бутылка вина. Она наклонилась, чтобы наполнить бокалы, и только тогда я заметил короткие ножны на её левом бедре, выглядывающие из-под полы жакета. — Если только вы не пожелаете выпить на швестершафт...
— Право, господин Штайнер! — подняла брови Адатигава. — Вы меня смущаете.
Я виновато кивнул и поднял бокал.
— За вас, моя госпожа. — произнес я. Адатигава улыбнулась.
Вино и на этот раз было превосходным.
— Вы уверены, что не хотели бы остаться на вечер? — спросила Адатигава, отставив бокал. Я покачал головой. — Жаль, очень жаль. Тогда, боюсь, мы вынуждены распрощаться?
