* * *
На операционном столе лежал усатый брюнет, в офицерском мундире французской армии. Шаровары и нижнее белье отсутствовали, промежность была прикрыта полотенцем. Раздутая стопа правой ноги имело серовато— багрово-фиолетовый цвет. Вместо пальцев торчали обломанные кости. От раны явственно доносился запах гниения. Изувеченная конечность была выбрита до колена.
— Ваше мнение коллега?
— Судя по виду, запаху, цвету — мионекроз, сиречь газовая гангрена. Без ампутации пораженной стопы, сепсис и соответственно смерть — гарантированы.
— Через какое время коллега?
— Максимум через шесть часов, Николай Иванович.
Пирогов удовлетворенно кивнул и сказал:
— Согласен. Какой Вы выбираете способ?
— Ампутация голени по Пирогову — это позволит сохранить полностью опорную культю голени, через три-четыре месяца сможет ходить на протезе совершенно свободно, без палочки. Если конечно послеоперационный период будет без осложнений. Да и для аэрации раны придется сделать лампасные разрезы.
Николай Иванович, удивленно посмотрел на Иванова, немного подумал и спросил:
— На какой процент успеха рассчитываете, Михаил Павлович?
— Процентов двадцать пять-тридцать.
— Начинайте коллега, с Богом.
Лежавший на столе человек, не понимавший ничего из разговора двух русских докторов, испуганно произнес:
— Maria sacrée! Que vous voulez faire avec moi?*
Стоявшая рядом с Пироговым Екатерина Смирнова ответила:
___________________________________________________________________
* — Святая Мария! Что вы хотите со мной сделать?
— Pour vous sauver, il faut amputer le pied. Le docteur dit que si cela ne pas faire, vous mourrez dans six heures.
— Je ne transférerai pas la douleur, quand ce boucher sciera à moi l'os. Je mourrai ma mort se couchera et sur votre conscience la mademoiselle*. — быстро проговорил француз.
— Чего он говорит?
— Он боится умереть, когда ему будут пилить кость.
Иванов фыркнул и сказал:
— Скажите ему, что сейчас ему сделают укол, он заснет и ничего не почувствует. Когда проснется, будет больно, но терпимо. Зато останется жив.
— Le docteur dit que maintenant à vous feront la piqûre, vous vous endormirez et ne sera pas malade. Il faut essuyer ensuite, mais la récompense de la patience sera la vie.
— La mademoiselle, ensuite je pourrai marcher ?
— Oui pourrez. Même la béquille ne demander pas.
— Merci la mademoiselle, espère nous nous nous verrons encore.
— Certes, le capitaine**.
На этот раз, быстро взглянув на Иванова, фыркнула сестра, потом ответила на безмолвный вопрос Михаила:
— Француз после операции надеется на встречу.
От Пирогова не укрылось, что между сестрой и хирургом 'проскочила искра', и он сказал, подразумевая всех французов:
— Если есть красивая девушка, они всегда одинаковы, даже на краю могилы. Начнем?
Построжевший лицом Иванов ответил:
— Начнем. Шприц.
Последовал укол.
— Жгут.
— Пульс?
— Сто шесть, наполнение хорошее. — Буквально через пол минуты, Пирогов добавил, -коллега он спит.
— Спасибо Николай Иванович. Нож.
Пирогов вложил в руку Михаилу требуемый инструмент. Раздался скрип разрезаемых тканей.
— Ретрактор.
Ткани были раздвинуты, показалась белая кость.
— Пилу.
Аккуратный, скругленный распил. Далее последовали не менее интересные слова, термины и действия. Через двадцать минут, пристраивая иссеченные клиньями лоскуты мышц и кожи на надкостницу, Иванов потребовал иглу и нитки.
Сестра Смирнова, стоявшая чуть в стороне, с восхищением смотрела на Михаила, а ________________________________________________________________________
* — Для того, чтобы спасти вас, придется ампутировать стопу. Доктор говорит, что если этого не сделать, вы умрете через шесть часов.
— Я не перенесу боли, когда этот мясник будет пилить мне кость. Я умру, и моя смерть ляжет и на вашу совесть мадемуазель.
** — Доктор говорит, что сейчас вам сделают укол, вы уснете и будет не больно. Потом придется потерпеть, но наградой за терпение будет жизнь.
— Мадемуазель, потом я смогу ходить?
— Да сможете. Даже костыль не потребуется.
— Спасибо мадемуазель, надеюсь, мы еще увидимся.
— Конечно, капитан.
Пирогов задавая специфические вопросы, усваивал метод ампутации названный его именем.
* * *
— Вы Михаил Павлович не обижайтесь, за тот небольшой экзамен, который я Вам устроил. Да и хотелось испытать препарат ваш.
— Ну, что Вы Николай Иванович, я и не думал обижаться.
— Вы знаете, вот я подумал, Ваш опыт, умение производить операции, да все новые знания в медицине, что появились за то время, каковое прошло между обороной Севастополя и как Вы говорите шестнадцатым годом, могут быть очень полезны. Надо только довести эти сведения до наших медиков. Согласны со мной? Ведь можно спасти будет множество жизней!
— Безусловно! Скажите, а как сейчас организована помощь раненым?
— Вот, пожалуйста, ознакомьтесь.
Пирогов протянул Михаилу потрепанный лист бумаги. Видно было, что он постоянно имеет его при себе, как некое руководство к действию.
'Приказ ?94, 29 ноября 1854г. Исполняющего дела начальника штаба Севастопольского гарнизона генерал-майора СЕИВ князя Васильчикова В.И.
Войска как сухопутные, так и флотские, занимающие передовые линии укреплений, должны иметь постоянно наряженных по 8 человек с роты для относа раненых, людям этим иметь в готовности носилки и переносить раненых никак не далее частей, составляющих ближайший резерв, к местам, где установлены желтые флаги, войска в резерве находящиеся наряжают по 12 человек с роты, которых обязанность состоит относить раненых до пунктов, где выставлены красные флаги, где принимают их люди, особенно для того сформированные команды и относят раненых на перевязочные пункты. Команды сии снабжены достаточным числом носилок, поэтому этим людям, несущим раненого передавать его следующим на тех же носилках и принимать на сдаче пустые носилки, с которыми немедленно возвращаться к своему месту. На местах, где выставлены красные флаги находиться:
В 1 дистанции: сзади шестого бастиона у дома с зеленой крышей одному доктору и двум фельдшерам, резервной бригады в четные, а Волынского пехотного полка в нечетные числа.
2 дистанции: за 5 и 4 бастионами на Морской улице одному из докторов и двум фельдшерам Тобольского в четные числа, а Минского в нечетные числа месяца.
3 дистанции: за 3 бастионом у морского госпиталя одному доктору и двум фельдшерам Селенгинского в четные числа, а Московского в нечетные числа месяца.
4 дистанции: за Малаховым курганом у пролома доковой стены, одному доктору и двум фельдшерам Бутырского в четные, а Якутского в нечетные числа месяца.
Медикам этим подавать первое необходимое пособие раненым и не задерживая их немедленно отправлять на главные перевязочные пункты и наблюдать, чтобы по принесении раненого люди возвращались к своим местам.
Г. начальникам частей наблюдать, чтобы люди для относа раненых были постоянно на своих местах, и чтобы в войсках в резерве находящихся были собраны к желтым флагам при офицере, г. медики должны наблюдать определенную очередь. Команды при перевязочных пунктах поручаются в городе подпоручику Яни, а в сухопутном госпитале смотрителем оного поручику Исаеву; на сих офицеров возлагается обязанность наблюдать за постоянным нахождением и носилок у пунктов, где выставлены красные флаги и непрерывным движением данных им команд, подпоручику Яни 180 человек, а поручику Исаеву 160 человек, для носилок даны им по одному казаку. Относ раненых таковым порядком начать с 1 числа декабря и начать продолжать во все время бомбардирования, если бы таковые случились, по пробитии тревоги на бастионах раненых не убирать, и никому за таковою надобностью из фронта не отлучаться, до окончания дела, которое не может долго продолжаться.
Раненым будет оказано положенное пособие по окончании дела и отбитии штурма'*.
— Прочитали?
— Да Николай Иванович.
— Раненых на передовых перевязочных пунктах, указанных в приказе сортируют на пять категорий. Безнадежные и смертельно раненые, с этими заняты сестры милосердия и священники. Тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи, этих переправляют в операционные в первую очередь. Тяжелораненые, требующие также неотлагательного, но более предохранительного пособия, ожидают операции. Раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие необходимо только для того, чтобы сделать возможною транспортировку; наконец, легкораненые, или такие, у которых первое пособие ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно сидящей пули.
— В шестнадцатом году этот принцип сортировки с успехом применяют во всех армиях, Николай Иванович. А ведь основоположник его, Вы. Что касается до приказа, самое первое, что бросилось мне в глаза — в наше время, принято обозначать места, где находятся беспомощные раненые, некомбатанты, больные, госпитали и больницы, знаком красного креста на белом фоне. Причем это международный символ.
— Это когда же такое приняли? И почему именно такой?
— Приняли его в шестидесятые годы, после австро-прусской войны по предложению швейцарского комитета вспомоществования жертвам войны. Поэтому и в знак уважения к Швейцарии приняли флаг Швейцарии, но поменяли цвета. Даже объяснения придумали, почему именно крест. Его лучи символизируют:
умеренность, благоразумие, справедливость и мужество. Такой флаг издалека заметен. Санитары, которые выносят с поля боя раненых, должны быть не вооружены, и иметь на руке белую повязку с красным крестом.
— Что еще кроме флага?
— Мне кажется, что князь в своем приказе, допустил ошибку, распорядившись оставлять тяжело раненных на бастионах во время штурма. Надо таких страдальцев немедленно отправлять на перевязочный пункт. Тут каждая секунда дорога.
— Согласен с Вами. Попросим его, он изменит приказ.
— А почему приказ подписал начальник штаба. Даже не начальник штаба, а исполняющий дела?
— А у нас в Севастополе нет единоначалия. Князь Васильчиков, истинный наш благодетель. Он первый обратил внимание на состояние перевязочных пунктов и облегчение участи раненых. Еще до моего приезда в Севастополь, обратился к частной благотворительности и сумел привлечь к ней жителей Севастополя. Ведь почти ничего не было! А тут явились постели, белье, бинты, корпия, посуда.
— Да я знаю, по-моему, ведь население принимает большое участие?
— Женщины стали сестрами милосердия, арестанты составили отличную и самоотверженную прислугу, продовольствие улучшилось благодаря пожертвованиям. Да и сестры милосердия и сердобольные вдовы стали прибывать. Но это уже позже. Я Вам потом дам 'Русский инвалид', почитаете.
— Спасибо Николай Иванович.
— Пустое! Так как бы нам организовать ... м-м-м, улучшения знаний врачей? Я бы и сам с
_________________________________________________________________
* — Подлинный приказ Васильчикова.
удовольствием поучился у Вас.
— Николай Иванович! Вы меня в краску как барышню вгоните!
— Я ведь не Господь, всего знать не могу. А если кто знает более моего, с удовольствием поучусь.
— Насколько я знаю, от своего командира полка, завтра будет тяжелый день, бомбардировка продолжиться. А уж потом союзники запросят перемирия. У них будут большие потери.
— Штурм?
— Попытка. А у нас будет передышка, можно будет спокойно собрать медиков.
— Так и решим.
* * *
"Русский инвалид"
"...сердобольные вдовы, забывая собственную свою опасность и не помышляя о трудах и лишениях, дни и ночи проводили в уходе за больными... Сердобольная вдова Воронина... занимается перевязкою ран в гангренозном отделении, убийственном для здоровья, по злокачественности воздуха, и не желает оставить сего госпиталя... Сердобольная Пашковская, состоявшая при Симферопольском военном госпитале, постоянно присутствовала при ампутациях и других операциях, затем неуклонно наблюдала за ходом болезни каждого страдальца, в точности исполняя все распоряжения врачей...
В Богоугодном заведении, где находятся теперь самые трудные раненые, сердобольная вдова Малейн ухаживает за ними с таким редким усердием, не упуская ни малейшего случая подать им необходимую помощь, возможное пособие.
В отделении раненых пленных сердобольная вдова Евреинова также сама перевязывала раны и... заслужила общую их благодарность.
К сожалению, 12 сердобольных вдов... во время ухода за больными и ранеными, вследствие истощения сил и от заразы, окончили жизнь в Симферополе...".
Глава 15. Дорого яичко к Христову дню.
Павел Матвеевич, инженер со станции Тернополь, вместе с выведенными за штат четырнадцатью офицерами, ста пятьюдесятью тремя нижними чинами и своими тремя рабочими находился в Северном укреплении.
По приказу Нахимова, выведенных за штат, переодели и перевооружили. Вместо трехлинейных магазинных винтовок, выдали шестилинейные гладкоствольные ружья с устрашающего вида штыками. Выданную форму собирали по всем полковым швальням, которые только нашлись в Севастополе. Сформированная из них караульная рота, стала использоваться вместо "предков". Тех в свою очередь, переодев в выстиранную форму "потомков", начали срочно переучивать.
После того, как заведующий хозяйством полка, властью данной ему командиром, разоружил всех кого сочли возможным, все винтовки, драгунки, карабины и три непонятно как затесавшиеся в столь изысканное общество "берданки" сложили в одном из казематов. Все, кого Ларионов назвал 'лишними', также появились в месте формирования двух новых батальонов. На две трети состава они должны были состоять из 'потомков', на треть из 'предков'.
Времени на формирование Ларионов отвел крайне мало. Три дня, и батальоны должны были быть готовыми к тому, что их бросят в бой, как полноценную силу. Ремезов с сомнением покачал головой, когда это услышал.
— Господин полковник, солдаты в ротах не 'притрутся' друг к другу. Особенно если учесть, что 'предки' наши, обучены совсем по другим уставам. Очень мало времени.
— Все понимаю Петр Ильич. Но надо постараться. Другой возможности для увеличения численности нет, и времени большего нет. Знаете, как в народе говорят? Дорого яичко к Христову дню!
Ремезов пообещал сделать все возможное и невозможное, но приказ выполнить.
* * *
Павел Матвеевич, был шутливо назван при назначении, заместителем командира полка по научной части. Название то шутливое, а вот обязанности самые серьезные. Не касаясь военных дел, он был занят комплектованием библиотеки из всех книг, уставов и наставлений, которые оказались у офицеров. Вторым очень важным делом, инженер считал составление подробных списков: месторождения полезных ископаемых, технологии, изобретения.
Два прапорщика, которых инженер вытребовал себе в помощь, буквально стонали от писанины. Иной раз, выпытывая из косноязычного рабочего, каковыми иногда были их одновременцы, устройство станка, марки сталей и сплавов или состав красителей для тканей, молодые помощники инженера приходили в отчаянье. С такими 'носителями знаний', приходилось разговаривать более уравновешенному и опытному Павлу Матвеевичу, и ему таки удавалось узнать еще много чего, что могло храниться в людской памяти.
