— Димыч, вот скажи мне, как коренной ленинградец. Ты в нашем морском порту был? Нет? Тогда поделюсь с тобой великой тайной. Приличная часть порта, с огромными складами и стоящими судами, является островом. Если точнее, "Вольным островом" отделенным от города довольно широкой рекой Екатеринингофкой. Соединяет остров с городом два моста. Если по беспредельному, то рвануть два моста взрывчаткой, после чего спокойно чистить и вывозить порт. Если культурно, то строить стены на мостах и опять же чистить и вывозить порт. А там, на складах, заверяю, запасов найдется тысячекратно больше чем тут.
Пан сосредоточенно вытащил блокнотик и сказал — А теперь поподробнее!
Языком трепать — не железо варить. Тут хоть полночи мог бы рассказывать — но меня Катюха среди козлов ждет и негоже испытывать ее верность. Пришлось говорильню сворачивать, а работы ускорять, так как прибежали бойцы от дальнего склада с криками "Шеф, все пропало! Там столько вкусного, что мы все утонем!". Утрирую, но Пан убрал блокнотик, обещая вытрясти из меня стратегические сведения позже, и рысцой убежал смотреть. А мне оставалось опустить обратно маску и продолжить приваривать торчащую как "журавль" по бортам корабля стыдобищу, выдаваемую мной за шлюпбалки.
В три ночи пятницы тридцатого марта я продолжал варить. Пошли вторые сутки, как мы в Хельсинки. Никакой туристической программы! Одни сплошные будни гастарбайтеров. Я за эти дни сварил больше железа, чем за последние лет пять своей жизни. По кораблю теперь было не пройти снаружи — сплошные кронштейны. Все проходы в корабле завалены барахлом, даже поперек кормы сложены все ручные краны, которые нашли. Димыч очень серьезно отнесся к моему заявлению, что нужно будет строить свой маленький порт, которому потребно оборудование. Тем более, что в Сосновом бору есть пирс, который принимал грузовые суда во время постройки АЭС. Ныне пирс наверняка в руинах, но глубины вокруг него никуда не делись, да и любой пирс для начала лучше, чем никакого.
За работой даже некогда было следить, что эти биндюжники тащат. То один то другой подбегали с просьбами тут опору приварить, там сетку вместо лееров. Я представляю, какой будет аврал, когда придется приводить в порядок корабль после нашей варварской погрузки.
Один раз прибежал Кир, с криками, что подарок мне принес и сунул початый ящик желтых цилиндриков. Первое что удивило — надписи на английском и русском. Совершенно неожиданный привет от "родных осин". Дальше посетовал, что ящик не отыскался раньше — мог бы на вылазку в Хельсинки не тащить сварку, обошелся бы такими "карандашиками". Это термитные электроды! Они чем-то похожи на сверхмощные бенгальские огни. Такие режут все, температурой около трех тысяч градусов. Правда, сгорают секунд за двадцать без возможности их затушить и повторно использовать. Но находку приберу в закрома. Мне пока стационарной сварки вполне хватает, а термитные электроды хороши для автономных вылазок.
Между тем дело явно двигалось к концу. Не потому, что забрали все, что хотели. Просто грузоподхемности корабля всегда мало, особенно когда тащат дизели всех мастей, генераторы и прочие судовые машины. Гидрокостюмы с защитой, кстати, Пан забрал все. Забрали несколько аквабайков, удачно вставших рядочком около носовой башни. Комплекты аквалангов с компрессорами и без, сварочные посты и просто газовые баллоны, которых набралось изрядно. Кухонное оборудование намародеренное по лодкам и вообще имущество финских яхт заметно пострадало. Дошли даже до надувных тузиков, сваливаемых спущенной стопкой между рубкой и ныне несуществующей Рогаткой. Под лодочные моторы пришлось приваривать три кронштейна прямо к рубке и прикручивать к ним толстую доску, на которую эти моторы и вешали. Потом пришлось добавить еще доску.
Я понял, что мы зашли за предел добра и зла, когда мне приволокли на тележках и подняли кранами снятые стальные двери склада. Мол, прихвати по быстрому, а мы еще ограждение привезем. Ворота прихватил, после чего снял маску и веско сказал — Баста!
И так у нас валкость повысилась и на волне неизвестно как себя корабль поведет. А тут еще такое! Баста!
Пан пытался загрузить еще чуть-чуть. Ограждение все же впихнули, мотивировав, что будущий порт надо будет всячески укреплять. Свалили секции на правый борт — заодно и крен выровняли, который у нас образовался после суматошной погрузки.
Довольные бойцы теснились на маленьком свободном пространстве перед люками в рубку — остальные места были заняты. Да все было занято! Даже в арсенале лежали тюки палаток. Народ ждал похвалы, причем почему-то от меня. Логичнее было по этим вопросам ждать поощрения от непосредственного начальства, то есть от Пана. Но могу и я похвалить.
— Молодцы! — ребята заулыбались — Орлы! — улыбки стали шире. — А теперь берем бухты веревок и начинаем закреплять все это, чтоб отодрать нельзя было! Если волной что-то смоет я, может, и не расстроюсь. А вот если после смыва груза крен появится да еще в неудачный момент. Я! Буду! Очень! Зол! Бегом все привязывать!
Похвала всем понравилась, судя по скорости исчезновения команды. А теперь "...попробуем со всем этим взлететь".
Уже выходя из гавани, вместе со следующим за нами Мангустом под управлением Кима, видели пару катеров, наблюдавших нашу процессию. Финны, похоже, отошли от неожиданности и начали инвентаризацию доставшегося им наследства.
Пан с сожалением посмотрел на эти катера — Плакали наши повторные визиты!
Пожал плечами. То, что нам удалось урвать кусочек флота без единой потери со своей стороны, стало редкостной удачей. Удача не уживается с жадностью.
В девятнадцать часов пятницы тридцатого марта наш конвой успешно дошел до Козлиного острова. Волнение и ветер всю дорогу нас сопровождали умеренные, но даже так вояку качало изрядно. Никто не пытался перехватить ценный трофей, никто нас не запрашивал. Всю вахту простоял скрестив пальцы — только бы не штормануло! Уже вижу, что мы катастрофически перегружены и метацентр у нас поднялся. Перевернемся от любого сильного качка!
Часов в восемнадцать связался с Катаной. Катюха сдержалась с эфирным поношением заблудшего супруга и подтвердила готовность к выходу. Никаких проблем и происшествий. Собрался с силами и порадовал жену уже что-то почувствовавшую, и заранее недовольно сопящую в рацию. Я ее сопения не слышал — ощущал всем организмом.
— Кэт, конвой перегружен, очень валкий. Идем напрямую, и держим восемнадцать узлов. Ты нас не догонишь. Жди.
Отпустил тангенту с некоторым содроганием, не зная, чего услышу. Но шипение эфира через некоторое время разорвалось коротким — Принято.
Даже странно, что все мои опасения закончились так банально. Но позже выяснилось, не закончились. Уже пройдя траверз Козлиного и начиная финишный, девяностокилометровый рывок — за кормой, у горизонта увидел развернувшийся бело-синий парус Катаны. Мдя. Это из серии — "...не догоню, так хоть согреюсь". Быстро прикинул — нам ходу часа три, Катане — шесть или семь. Не страшно, Катюха и восемь часов за штурвалом отстоит легко. Потом меня пристрелит и пойдет спать. Успокоился — все будет хорошо.
В девять вечера начал запрашивать ЛАЭС. У них там теперь морская охрана на "Мустангах" появилась, после демаршей "зеленых", и морские диапазоны они слушают. А раньше на месте патрулей был яхтклуб станции в незамерзающей от тепла станции марине. Эти "зеленые" — определенно вредители.
— Харон вызывает ЛАЭС. Ответьте...
Никто на мои стенания не отзывался, даже на аварийном и патрульном каналах. Не верю, что их загрызли! Скорее, их осталось мало и они затаились. Пан спросил задумчиво
— А у них есть, чем нас достать? — пожал плечами и ответил
— Мустанги с пулеметами у них есть точно. Будь я начальником охраны станции, имел бы на крайний случай противокорабельную ракету. Вдруг на станцию брандер с СПГ отправят... — помолчав в размышлениях, закончил — ...нет, ракеты у них нет. Кронштадт под боком, они досюда легко достанут. И пулеметы на катерах, скорее всего, винтовочного калибра. Нет смысла им с броней бороться. Нечем им нас достать. Вот и молчат, разглядывая метки на радарах.
Полдесятого мое терпение закончилось. Ну не верю, что нас не слышат, не говоря уже про "всех сожрали". Не-ве-рю!
— ЛАЭС, повторяю подробнее для слишком осторожных! — после каждой фразы отпускал тангенту и слушал эфир.
— Харон, на ракетном катере с восьмеркой соскучившихся по полетам пятитонных ракет, все еще вежливо ждет ответа.
— И носовая башня ждет ответа, теребя спуск
— И кормовая. И даже катер сопровождения Мангуст, с Владимировской МТПУ интересуется враждебным молчанием берега. Прием.
Наконец тишину эфира прорвал напряженный голос
— Первое апреля послезавтра. Шутник. Катер подойдет, тогда поговорим.
Покрутил в руках микрофон на витом шнуре. Не поверили. Да и ладно. Повернулся к Димычу.
— Помигай фонариком Мангусту, пусть подойдет и перепрыгивай к ним. Будешь общаться с охраной ЛАЭС. У вас одинаковые извилины от фуражек, вы договоритесь легко. Мангуст больше и выше Мустанга раза в полтора так что, говори с ними сверху-вниз. Помни про мои подозрения, что их мало. Это будет сильный козырь. Да что тебя учить...
Махнул рукой на ухмыляющегося Пана. Это я просто нервничаю. И у меня где-то в ночи идет сюда по приборам Катюха. Одна.
— И знаешь, Пан. Имя "Шутник" для ракетного катера мне понравилось.
Димыч махнул рукой, уходя со словами — Да, как скажешь.
Минут через пятнадцать подскочил ожидаемый Мустанг. Осветил прожектором наш конвой, который возглавил Мангуст и пошел к ракетоносцу. Но наш Мангуст вильнул, перекрывая путь встречающим, после чего катера слегка потанцевали и встали борт о борт. Наблюдал эту картину из кабины носового орудия. Как им управлять из рубки мы пока не разобрались, а вот пальнуть разок по морю "вручную", на переходе к Козлиному, удалось. Посему крутил маховики, еще раз показывая сидящему рядом Володе, как тут все работает. Стрелять, уверен, сегодня нам не придется.
В двадцать два десять, пятницы тридцатого марта, конвой подходил к первому каналу ЛАЭС. Впереди шел пятнадцатиметровый Мустанг, за ним двадцатиметровый Мангуст и замыкал конвой пятидесятиметровый "Шутник". Еще, где-то в трех часах позади шла Катана, с которой все начиналось. Первый шаг был сделан. И останавливаться некогда — "пустота дает возможности". Пустой центр Хельсинки дал нам Шутника и изрядно припасов. Вакуум власти позволил отшвартоваться внутри охраняемого объекта. Но часы тикали и капельки человеческих дел заполняли пустоту новым смыслом.
* * *
Вернувшись после часового общения в штабе МВДешников, осуществлявших охрану ЛАЭС, подозвал самого сообразительного в сопровождающей нас группе погранцов.
— Серый, назначаю тебя временным старпомом Шутника! В наше отсутствие установите большие палатки между гаражом и ангаром для катеров части. Все с верхней палубы несите туда. Вопросы?
— А капитан где? — совсем не по армейски спросил служивый. Вот что должность старпома делает! Еще и нескольких секунд не прошло, а очевидные вопросы появились.
— Будет через полчасика. Они там мосты наводят. Мы с капитаном отплывем на Мангусте до утра, Кима за штурвал посажу. Тебе в помощь Володя и Федор. Федя у нас сильный, за двоих будет. Все. Лимит вопросов закончился.
Пока Пана не было, собирал большую сумку. Кошка, веревка, тряпки — что еще может понадобится? Ага, на веревку узлов навязать! Стар я уже для скользких канатов. Еще чего понадобится?
Когда я на совещании сказал Пану поторопится, ибо меня посетила Мысль — он только кивнул. А вот теперь набросился едва не придушив, мол, я ему всю политику порчу. Отмахнулся от претензий. Некогда. Мысль грызла и торопила. А еще через пару часов сюда Катюха придет. Ее встретят и доведут, но мне бы хотелось в это время быть подальше. А к утру мое милосердное счастье выспится и успокоится.
Совещание "в верхах" дало довольно интересные результаты. По кратким рассказам аборигенов ЛАЭС "отбили" довольно легко, хоть и с большими потерями в первые дни. Но тут не только сотня людей дежурной смены работала, тут на территории и институт есть и строительные организации и организации проводного и кабельного хозяйства. Гаражи, пожарная часть, типография, гостиница, учебно-тренировочный центр и медчасть не говоря про склады, склады и еще раз склады, не упоминая заводы ЖБИ и конторы аналогичной направленности. Словом, народу хватало, и отгородилась станция от мира заборами с постами со всех сторон. Вот только враг в первый день лез не снаружи, а изнутри. Снаружи на защиту станции встал сосновоборский учебный пограничный отряд, часть девяносто семь восемьдесят пять, кузница пограничных прапорщиков. Те немногие, что от погранцов выжили, к концу недели перебазировались на станцию. Вот в те дни и были самые большие потери. Да еще рейды за семьями в город организовали, на чем потеряли не меньше людей, чем при зачистке внутренней территории станции.
На настоящий момент на станции шестьсот пять человек, из которых "в строю" менее полусотни, остальные женщины, дети, пожилые и хитрозадые. Еще полторы сотни собрано в ополчение, но тут уже "строй пожиже, и труба пониже". Вояки едва держат периметр. Мало их для такой протяженности, несмотря на все навороты охраны и сигнализации. Еще и спать когда-то надо. И есть, причем ни один раз в день — а запасов нет.
Все эти, совершенно секретные, подробности рассказывал Пану его знакомый пограничник — из тех, кто добрался до периметра станции после "судного дня". Судя по всему, нашему капитану местный погранец обрадовался как родному и разве только в жилетку не плакал. Когда я уходил, они и поминали своих ребят. Я не черствый, они меня сами культурно спровадили, мол, не мешай братьям по оружию, извозчик лодочный. Про извозчика — утрирую. Хотя доля обидной правды в этом есть.
Вот и сейчас повезу. Просто повезу Пана глянуть на порт. Хотя "героическая" мыслишка меня гложет. Но не хочу сглазить, посему буду молчать, через плечо плевать и даже пустыми ведрами, отобранными у девушки, черных кошек отгонять.
Всю дорогу заметно нетрезвый Пан пытался вытрясти из меня Мысль, но я стойко не хотел сглазить. К нашему разговору активно прислушивался Ким, смешно шевеля ушами и пытаясь их вывернуть за спину, к тихонько общающемуся начальству.
По широкой дуге от Копорской бухты, Мангуст приблизился к "стройке века" то есть к "долгострою века" — дамбе. Через нее есть два прохода, один у самого Кронштадта второй в пяти километрах северо-восточнее острова. Оба прохода активно строили, но им еще "строить и строить". Для прохода в Маркизову лужу избрал дальний проход. Не хотелось нервировать моряков крепости, они ведь и шибануть чем-то могут. Ныне все на нервах.
В два часа ночи субботы, тридцать первого марта, я скрестил пальцы на руках, ногах и даже ежик волос встопорщился. Открывался вид на Канонерскую гавань Вольного острова и, соответственно, Канонерский судостроительный завод. И ничего, что там людей раз-два и обчелся, завод же есть! Даже глаза прикрыл, считая удары нервно бухающего сердца.
