* * *
... первичный отчёт о повреждениях...
1) нарушение герметичности секторов два, четыре, семь...
2) выполнен аварийный сброс нестабильных реакторов два и три. Облучение в пределах нормы...
3) отказ системы пассивной защиты...
4) ионизация в рабочих камерах ячейки С-привода под номерами 3-1, 3-3...
5) отказ модуля системы ориентации "Зеро"
6) деструкцией навигационной подсистемы...
... зеркало исходящего перехода нестабильно, ожидание подтверждения командира корабля Лисицина П.С.... предупреждение проигнорировано, переход в ручной режим... Потеря тяги на тридцать четыре процента, термическое нарушение внешней обшивки в районе двигателя... туннель вр...е...м...
Подтверждение центрального Компьютера: окончание блока дешифрации не поддаётся. Нарушена структура сигнального прокола пространства.
* * *
Само собой, с орбиты поселения видны не были, но рисунок реки, петлявший по равнине, ни с чем не спутать. Огибая едва торчащие из тёмно-зелёного моря обломки невысоких гор, она плавно уходила на юг, на прощание, образовав короткую петлю. Вот между этой петлёй и горами мне и надо приземлиться. Скосив взгляд, с облегчением читаю "Время до входа в нижние слои атмосферы два часа". Часть пути над ночной стороной оказалась не настолько познавательной с точки зрения географии. Сказывалось отсутствие каких-либо источников света на поверхности, не то, что на Земле, чьи города в тёмное время суток сверкают во всей красе. Как и промышленные центры, уцелевшие после освоения Солнечной системы. Нет, вру — один есть. Тусклый огонёк чётко обозначил присутствие цивилизации на планете, если не ошибаюсь, то примерно у подножия гор. Прежде чем капсула перевернулась в очередной раз, и лишила обзора, свет резко исчез. Его, подобно свече, задули — полыхнув на прощание, растаял в первобытной темноте, нарушаемой ближе к экватору всполохами грозовых разрядов. Пристроив голову на лапах, терпеливо жду.
Два часа истекли, а капсула продолжала держаться орбиты. Впрочем, ненадолго. Предупреждающе пискнув, на плёнке дисплея показалась траектория снижения. Я раздосадовано выдохнул — ещё три круга, прежде чем начнётся участок планирующего полёта. При очередном подходе к дневной стороне, снаружи должны раскрылись небольшие "крылья", поддерживаемые силовым полем — нечто вроде экрана, совмещённого с системой торможения. Банально тормозить о воздух с нагревом поверхности аппарата нельзя, слишком велик шанс привлечь аборигенов, знающих о ближнем космосе и верхних слоях атмосферы. А с экраном, пусть и маломощным, капсула выдаст себя за один из простых метеоров, которые привычное явление над планетой.
Последний виток прошёл тяжело. Лапы, ограниченные в движениях, отчаянно просили твёрдой опоры, да и крылья, вроде бы удачно пристроенные по бокам, нестерпимо чесались, требуя свободы и свежего воздуха. Кстати о воздухе — внутренняя атмосфера была далека от оптимальной температуры. Ограниченная массой и источником питания, система жизнеобеспечения поддерживала минимум комфорта... Не дать задохнуться и не зажариться. Мне... сейчас мысленно взывающему непонятно к кому (не Вселенной ли?), высунув на всю длину язык. Когда вернусь домой, обязательно выскажу всё, что думаю о конструкторах орбитального "гроба". К счастью, всё имеет свойство заканчиваться. В один прекрасный (и такой долгожданный!) момент, компьютер вывел предупреждение. Следующий час превратился в один большой аттракцион. Вестибулярный (или что отвечает у раккона за равновесие) аппарат, привыкший к плавным полётам над полигоном Института, сдался на сороковой секунде. Очевидно, разочаровавшись в создателях данного экземпляра машины. Ауррр! Мир, я иду к тебе! Как же плохо...
* * *
С самоуничтожением бывшей капсулы проблем не возникло. Едва я отошёл на безопасное расстояние, как из оболочки немедленно полезли клубы серой пыли. В считанные минуты они обгрызли до неузнаваемости матовую поверхность, превратив обе половинки в осыпающиеся под собственным весом куски пористого материала. Расколовшись на сегменты, аппарат растёкся по земле, стремительно впитываюсь в последнюю, игнорируя местную растительность. Налетевший порыв ветра развеял остатки дыма позади места посадки, оставив лишь тоненькую струйку дыма над мусором, вынесенным на берег беспокойными волнами. Но и она вскоре затихла, залитая водой. Последним, с неприятным для слуха раккона шорохом, исчезло стекло иллюминатора, было застывшее на песчаном пятачке диковинной лужицей.
Проводив глазами последние ошмётки, я направился в сторону холмов, покрытых молодым лесом. Последняя улика, указывающая на моё происхождение, благополучно разложилась, лишив всех нитей, связывающих с прошлым. На месяц. Год... может, навсегда. Даже если так, то получится ли создать из пепла новую — из ничего? Закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Трава, до невозможности мягкая, приятно гладит шерсть на лапах, расступаясь при каждом шаге — вот что, значит, всю жизнь просидеть в бетонных джунглях Земли. Прохладный ветерок, поигрывая листьями, заодно распушил гриву на голове. Тем самым окончательно остудив тело, разгорячённое долгим пребыванием в душной спасательной капсуле. Как же здесь хорошо... Так, брысь отсюда, мохнатая морда! Не отвлекайся! От этих слов на душе даже стало как-то нехорошо. Обидел самого себя, мда. С неохотой разлепляю веки и перехожу на бег. Почему-то внутри зародилась обида на себя, как будто и правда оскорбил раккона. Очередная моя фантазия... Если звездолёт СБ спасся, значит обо всём на Земле уже известно. Если нет... наверняка СБ всполошится и отправит разведчика в эту систему. Есть, в конце концов, аварийные С-передатчики для передачи сообщений при аварии. Да и оставаться слишком опасно — неизвестно, видел ли кто из местных вспышки над ночной луной. Кто их знает, этих магов? Найдут случайного свидетеля, сопоставят с другими фактами, и, прощай жизнь. Хотя, полёт в атмосфере был привязан к тёмному времени суток. Не важно, оставаться на берегу озера нет смысла. Я не умею охотиться, не умею пользоваться простейшей осознанной магией, не знаю обычаи и законы ракконов с ирками — слишком много "не" для одного крылатого. О помощи от людей стоит забыть, как и про зонды. Перехватят, и конец наступит конкретно всем на планете, независимо от расы. Целы ли они? Может удастся выяснить. Потом. А сейчас пора принимать решения самому, наплевав на амбиции "небожителей" с чиновниками. Раз помощи не будет, надо идти к новоприобретённым сородичам. В... к хвосту миссию — она провалилась, едва начавшись. А эти смогут дать кров над головой, знания и защиту, в случае угрозы из космоса. Или, даже, рассказать им про странное... Если сработает фокус с маскировкой человеческой части сознания. Жизнь, в отличие от смерти, даётся нелегко. Звездолёт атаковали очень уж резво. Повод лишний раз задуматься — без знаний о расе, столкновение в космосе начать... глупо.
Обрыв, к которому лапы привели сами собой, показался подходящим для первого шага. Шага в небо. Я не уверен в точности приземления. Стороны света определятся вечером, во время захода, а сейчас надо как можно скорее осмотреться вокруг. На всякий случай ещё раз прислушиваюсь к себе. Странно, но на душе легко — груз прошлых забот больше не давит. Прекрасно. С тихим хлопком, крылья впервые зачерпнули воздух чужой планеты. Прозрачный, пропитанный незнакомыми запахами земли и растений. Затёкшие в тесном фиксаторе, они жаждали одного. Несколько мощных взмахов, и я устремляюсь ввысь, навстречу неизведанной судьбе. Первый свободный полёт, без ограничений и постоянной слежки, можно было сказать, на полигоне я и не летал вовсе. От открывшегося вида совершаю немыслимый пируэт. Откуда это щемящее чувство свободы в груди? Словно и не летал... совсем. Что со мной? Инстинкты, дремавшие где-то внутри, рвались наружу — стоило немалых трудов не поддаться и не ринуться сломя голову к горизонту. Лететь, раскинув широкие крылья, ловить восходящие потоки, осматривая свой новый дом. От опьянения обретённой свободой спасают воспоминания из той, человеческой жизни. Родной город, знакомые, те, которые ждут возвращения, не зная и части правды... те, что не могут вот так вот взять и исчезнуть из памяти, оставив пустое место. Встряхнувшись, прикидываю, куда приземлиться. Капсула действительно не ошиблась, доставив аккурат за сто восемьдесят-двести километров от поселения Бета. Полоску реки, огибающую у горизонта возвышенность, ни с чем не перепутать. Дней пять пути, и я у цели.
Неуклюже разворачиваюсь, подруливая хвостом — я не горю желанием дать о себе знать. Хватит и того, что озеро осталось далеко позади. Пора спуститься на землю. Раскачиваясь на крыльях, плавно касаюсь ногами* высокой травы. И шарахаюсь в сторону от мохнатой тени, выскочившей из кустов. Покрытая лоснящейся бурой шерстью, она грозно зарычала и ринулась в атаку. На меня! Зверь размером с хорошую собаку ловко увернулся от автоматически выпущенных когтей, и попытался обойти слева, нацелившись на полусложенные крылья. Не задумываясь, я прыгнул в сторону. Избежав тем самым первого ранения: противник едва не достал до передней лапы. Злобно рыкнув, не теряя скорости, он повторил попытку. Видимо, не впечатлила ответная демонстрация зубов и когтей. Сделав ложный выпад, я отшвыриваю зверя ударом. Его зубы успевают лишь громко клацнуть и вырвать из кожи клок шерсти. Шипя от боли, бью рычащую зверюгу со всей силы. Что б его! Вместо контрольного удара тороплюсь разорвать дистанцию. Вдруг очнётся раньше, чем сумею подняться в воздух? Но всё обошлось, и спустя минуту лапы утопают в песке на противоположном берегу реки.
* * *
Шли третьи сутки, как я углубился в лес, растущий вдоль реки. Мелкая живность, при первых же признаках разбегалась во все стороны, не рискуя попадаться на глаза. Той некрупной птицы, что удалось поймать день назад, едва хватило наскоро перекусить. Один удачный удар по деревцу и жизнь "курицы" обрывается на зубах. Контроля над инстинктами хватило лишь кое-как общипать эту первую в жизни добычу, прежде чем проглотить с голодным урчанием. Мало. Таких бы десяток, но куда там! Немногочисленные сородичи жертвы, противно гогоча, немедленно стали обходить меня стороной за километр. Непуганые они здесь, значит, до ракконов ещё идти и идти. Лес перестал казаться чем-то необычным, манящим густыми кронами деревьев, превратившись в одно большое проклятие. Не умею я выживать среди природы — окажись здесь и сейчас в теле человека, и наверняка бы уже оказался в какой-нибудь яме или покусанный животными. Или, хуже того, добычей мелких хищников, наблюдавших издалека. Раккон, предпочитающий передвигаться по земле действительно необычное зрелище. Разумеется, было бы намного проще поискать открытый участок и подняться в воздух, если не одно но. Страх упустить из виду жителей Беты, оставаясь до самого последнего момента не замеченным. Тому были свои причины. На второй день, я неожиданно наткнулся на кострище. Вода из реки не успела, как следует занести круг из обугленных веток. Значит, ирки пользуются рекой в качестве дороги. Подобные следы попадались всё чаще, заставляя менять маршрут. Случайная встреча с двуногими хищниками могла испортить первый контакт. Лучше найду одинокого раккона.
Ранним утром меня разбудил странный шум. Словно через заросли ломится крупный зверь, начисто игнорируя встречающиеся препятствия на своём пути. Чуть правее небольшого оврага застонало молодое дерево, наклонившись от могучего удара. Поначалу, я решил, что пересёкся с лесорубами. Было немало кадров, на которых прямоходящие жители деревни, ловко орудовали магическими инструментами, добывая древесину в глухих районов. Без дорог, на одних странных телегах, запряжённых похожими на земных быков животными. Должно быть нелёгкий труд... Но то, что я увидел дальше, заставило усомниться в реальности происходящего.
Захрустел колючий кустарник на склоне. Часть оказалась сразу же выдернута с корнем, и отправлена на крону растущего поблизости дерева, покрытого тёмно-зелёными иглами вместо листьев. Та же учесть постигла трухлявый ствол, отброшенного мощным пинком. Проследив за его полётом, я решил на всякий случай спрятаться за массивным аналогом земного дуба. Мой "зверь" почему-то упорно не желал уходить, принюхиваясь к окружающим запахам. Странно. Оттолкнув клубок инстинктов от управления телом, принюхиваюсь сам. И застываю с приоткрытой пастью. Единственным живым существом, помимо меня, был ещё один раккон — запах крылатого хищника ни с чем не спутаешь. Нейтральная смесь из шерсти, выдыхаемого воздуха и выделений на шее очень напоминала клона, если бы не одна мелочь. От любителя пеших прогулок несло ещё и чем-то сладким, ощущающимся даже на языке. Инстинкты упрямо молчали, заставляя нервничать всё больше. "Раккон... Не совсем раккон...". От мыслей отвлёк глухой удар о землю. Спустя мгновение, из оврага показалось ЭТО.
* — главный герой, ориентируясь на человеческое прошлое, различает конечности, в зависимости от сферы их применения. Передние лапы становятся руками, едва оказываются свободными от хождения. Аналогично с задними — ноги, пока опирается только на них. Подобная трансформация понятий вполне справедлива по отношению к ракконам, чья анатомия включает признаки прямоходящих существ, будь то строение пальцев или мышечного аппарата.
Глава 12.
Кособокая конструкция с диким скрипом и скрежетом перешагнула через край и с грохотом повалилась на землю, ломая последние заросли колючки. Поначалу я принял её за робота — угловатое туловище с металлическим блеском, шарообразная "голова" с выпуклыми глазами-сенсорами, суставчатые лапы. Правда, их было, почему то три, а не как принято четыре или шесть. Стараясь не привлекать внимание, я приблизился к странному механизму, продолжавшему безуспешно искать опору под ногами. И ошалел от увиденного. То, что выглядело издалека цельным корпусом, на деле оказалось связкой грубо обтесанных брусьев, стянутых металлическими полосами. Кое-как оплетённые проволокой конечности, и правда похожие на звериные лапы, заканчивались не когтями, а обломанными под самый корень деревянными лопатками. Очевидно, неизвестный создатель пытался бороться с неустойчивостью своего детища — даже мне хватило одного взгляда, чтобы понять порочность голема. Больше ничем эта груда хлама быть и не могла. Единственная деталь, хоть как-то сделанная нормально, оказалась "голова" в виде резной сферы из куска бревна, на котором изобразили глаза, заполненные узором непонятных иероглифов. Кажется, сбоку были и уши, но рассмотреть не вышло, потому что в следующее мгновение послышался звонкий крик, от которого замер не в меру подвижный голем:
— Гане, текстрра! ("Стой, хреновина!")
Что такое "гане", и, тем более, "текстрра", я не имел ни малейшего понятия, поэтому стал терпеливо ждать развития событий. И дождался... На свою голову.
