Некоторое время она кружила Юму на руках, глупо улыбаясь, когда вокруг них вращалась виртуальная квартира. Украшена она была по-спартански — простые белые стены, одинокий стеклянный столик и небольшой черный диван. Вдобавок к этой мрачной гостиной была кухня с одним лишь коробчатым синтезатором, сливающаяся со столовой с одиноким удивительно большим столом, почти полностью неиспользуемым.
В этой комнате лишь две вещи привлекали взгляд. Одной были выходящие на балкон стеклянные двери и вид за ними, обзор Митакихары с высоты птичьего полета внизу и небеса вверху. Учитывая, что периодом в этой симуляции была современность — или, скорее, будущее — подразумевалось, что квартира почти невероятно высока, достаточно, чтобы смотреть на город сверху.
Другой была постоянно меняющаяся голографическая поверхность стены напротив дивана, единственное, что в комнате можно было назвать кричащим. Стену заполняло широкое разнообразие миниатюрных экранов, сдвигающихся туда и сюда, влево и вправо, в фокус и из фокуса. Каждый экран заполнял, казалось бы, случайный отрывок настоящего текста или какая-нибудь диаграмма или рисунок. Кёко по опыту знала, что хозяйка этой квартиры часто сидела и нервирующий промежуток времени смотрела на случайные экраны или просто зачастую использовала их как некое интерактивное рабочее пространство, экраны объединялись и подчинялись ее мыслям.
Просто еще одна из тех причуд, которые Хомура так и не соизволила объяснить.
В последующие годы Хомура потратила немало времени, практикуясь и совершенствуясь в цифровом искусстве, часто показывая остальным некоторые свои рисунки. Некоторые изображения были трогательными, почти душевными рисунками Хомуры в очках и с косичками из далекого прошлого, или журнального столика Мами, заставленного тарелками с тортиками. Хотя нельзя было по-настоящему сказать, что у нее был талант, из огромного числа попыток она вынесла некоторую отточенную компетентность.
Но были и другие рисунки. Бессвязные и случайные, они были столь же прекрасны, сколь и тревожны. Хомура не объясняла, даже после прямых вопросов, предпочитая лишь слушать их комментарии. Пустошь из сахара, конфет и больничных символов; всадник — всадница — в красном c гигантской пылающей свечой вместо головы; шутовское уродство, парящее в небе вниз головой, с шестернями под платьем; непроницаемо-черная гора, возвышающаяся над опустошенным, затопленным пейзажем. Иронично, именно в этих картинах Хомура приближалась к грани истинной художественной новизны: от некоторых из них Кёко было чрезвычайно сложно отвести взгляд, они, казалось бы, втягивали ее, напоминая о чем-то атавистическом.
Однако как бы странно они ни завораживали, Кёко никогда и близко не сомневалась во внутреннем здравомыслии Хомуры, в отличие от Мами.
Хотя даже сейчас Кёко инстинктивно чувствовала, как будто между рисунками и Богиней была какая-то связь. Кёко не говорила об этом Церкви, никогда. Она не могла осмыслить, как это вписывается в схему вещей — нет, если точнее, она отказывалась верить в пришедшие ей концепции.
Когда-то, через несколько лет после основания Церкви, она получила доступ к хранилищам Черного сердца, куда попали личные файлы Хомуры, скрытые от любопытных глаз Правительства или нижних уровней МСЁ. Но сколько бы она ни старалась, она не смогла найти ни единого следа когда-то виденных рисунков или, как бы она ни надеялась, никаких рисунков, относящихся к Богине. Иными словами, ничего полезного Церкви. Подозревая махинации, она поручила нескольким своим агентам проникнуть в Черное сердце и поискать еще, но и они пришли ни с чем. Это тревожило и было одной из причин, по которой она отказывалась верить в смерть Хомуры, хотя и не могла об этом говорить.
Все это впечатляюще детально промелькнуло у нее в голове, пока она игриво кружила Юму: оборот, другой, третий.
— Ну правда, сколько вам обеим вообще лет? — появилась в дверях столовой Мами. — И разве нельзя, чтобы мы хоть раз отметили эти события без грязных шуточек?
Кёко поставила Юму обратно на пол.
— Не будь такой занозой, Мами, — сказала Кёко. — С Юмой весело играть.
— Мне четыреста пятьдесят восемь! — восторженным детским тоном с оттенком насмешки сообщила свой возраст Юма.
— Хм, ну, во всяком случае, раз уж ты теперь здесь, мы можем сесть за стол, — проигнорировала их слова Мами.
Она стояла в дверях, когда двое других прошли мимо, но на мгновение остановила Кёко, потянув ее за рукав.
«Я приглядываю за Кисидой-сан, — передала она сообщение по частному каналу. — Пока что она хорошо справляется».
«Мы расстались, Мами», — не сбившись с шага, передала Кёко, не выказав никаких видимых признаков разговора.
«Ну почему ты всегда такая? — ответила Мами, глядя девушке в спину. — Неужели и правда так плохо осесть с кем-то? Я полагаю, тебе бы это помогло».
«С твоей стороны это интересное замечание, — возразила Кёко, садясь за стол. — Поскольку не похоже, чтобы у тебя кто-нибудь был».
Мами вздрогнула, отступив. Она ненадолго напряглась, формулируя ответ.
«Это по-другому, и ты это знаешь», — наконец, запротестовала Мами, последовав за ними. Хотя, на ее взгляд, получилось довольно неубедительно.
Тем не менее, когда они сели, Кёко удивила ее ответом:
«Прости, Мами. Я не это имела в виду. Забудь, что я сказала».
Мами удивленно моргнула. Кёко редко демонстрировала раскаяние, когда критиковала других, тем не менее, здесь она извинилась. Если подумать, ее отсутствие отношений было легкой мишенью, тем не менее, Кёко и Юма никогда над этим не подшучивали. Было ли это некоей странной формой уважения? И почему же замечание Кёко заставило ее запнуться?
«Не волнуйся об этом, — ответила Мами. — Я не обижена».
Будь это настоящая встреча, когда все трое были в самом деле физически близки, Мами продемонстрировала бы куда больше удовольствия и откровенной гордости, когда они пробовали ее блюда и жадно их поглощали. Здесь же была виртуальность, еда была не настоящей, и Мами даже не притворялась, что что-то готовит — даже для них было бы весьма экстравагантно запускать полнодетальную симуляцию молекулярного уровня лишь для чего-то подобного, но при меньшей детализации не было заметной разницы между превосходной-в-реальности готовкой Мами и — достаточно хорошей — проверенной Мами симулируемой едой. Они могли бы искусственно стимулировать центры удовольствия, чтобы улучшить восприятие еды, но никто из них этого не хотел, не упоминая о том, что это было бы близко к нарушению правительственных ограничений на параметры симуляции, даже для военнослужащих.
Так что они сидели за огромным обеденным столом Хомуры, специально предназначенного для подобных собраний, и «ели». Оба конца длинного стола были пусты, один для загадочной Богини Хомуры — а теперь и Кёко — другой для подруги, чье отсутствие печалило их всех.
— Мы уже много лет не собирались так по-настоящему, — пожаловалась Юма, перемешивая среди риса кусочки курицы. — Хочется, чтобы эта война стала легче, чтобы ты могла больше бывать дома, Мами-нээ-сан.
— Ну, если бы ты просто хоть раз в жизни покинула Землю, мы могли бы устроить что-нибудь подобное на Жукове или где тебе захочется, — отметила Мами, указав своими палочками на Юму. — Ну правда, это ребячество.
— Ты же знаешь, почему я так не делаю, — надулась Юма. — Не используй эту форму, чтобы посмеяться надо мной.
— Я все равно скажу, что ты беспокоишься о том, что произойдет, если ты отойдешь от своих машин, — сказала Кёко, искусно произнося слова в промежутках между глотками супа мисо. — Неужели настолько плохо будет терпеть крошечные задержки маршрутизации? Уверена, ВИ проживет и без тебя.
— Э-э-э-э, снова этот разговор, — сказала Юма, с откровенным раздражением растянув «э-э».
Она изобразила, как тянется к какой-то рыбе дальше по столу, будучи явно слишком маленькой, чтобы до нее дотянуться. Мами взяла тарелку и передала ей.
— Я до сих пор помню, как ВИ была просто новой малышкой, — с намеренно задумчивым видом сказала Кёко, — а затем она стала портиться, оставаясь все время рядом с тобой.
— О, да ладно, — сказала Юма. — Она прекрасно отлаженный ИИ, и ты это знаешь.
Она задумчиво прожевала рыбу, когда надолго повисла тишина.
— Давайте поговорим о делах, — наконец, сказала она. — Знаю, сейчас не лучшее время, но…
Она огляделась, ожидая согласия.
— Наверное, — сказала Мами, — хотя я надеялась этого избежать. В конце концов, это социальная встреча.
Кёко пожала плечами.
— Не думаю, что у нас будут лучшие темы для разговора, если только у тебя нет ничего о Хомуре, — сказала Кёко.
По-видимому, у Мами не было, так как она не ответила.
Юма для эффекта кашлянула. Странно было слышать это от кого-то столь маленького.
— Итак, насчет вашей многообещающей протеже, — начала Юма. — Я пошла напролом и попросила кое-кого поговорить с ее одноклассницей, Симоной дель Маго, под видом исправления правительственных записей. Она не смогла назвать причину, по которой в двух ее школах были записаны неправильные родители, за исключением того, что в случаях, когда записи были неправильны, некорректно вписанные люди были друзьями ее родителей. Вообще-то мы уже это знали, так что это проверено, и в любом случае, телепат не сочла, что она лжет. Генетические тесты подтверждают отцовство.
— Значит, ничего? — вынужденно кратко спросила Кёко из-за того, что она активно набивала рот охлажденной лапшой.
— Почти ничего, — ответила Юма. — Но телепат так не думает. Она сказала, что по ощущениям, девушка как будто училась сопротивляться телепатии. Это…
Кёко подавилась лапшой, довольно некрасиво разбрызгав кусочки перед собой, прежде чем эта еда автоматически удалилась, убрав брызги, тарелку с охлажденной лапшой и все, что было в иллюзорном горле Кёко. Через мгновение тарелка вновь появилась перед ней, со свежей лапшой.
— Серьезно? — спросила она, вытирая салфеткой рот, пусть даже там на самом деле нечего было вытирать. — Насколько это надежно?
— Не особо, — сказала Юма, слегка улыбнувшись поведению Кёко. — Для не-волшебниц неслыханно полное телепатическое сопротивление. Хорошее обучение может привить ментальную дисциплину, необходимую для избежания утечек информации при допросе, но телепат все равно будет знать, когда ты лжешь или скрываешь информацию. В прошлом мы редко беспокоились этим — никто не может круглосуточно быть начеку, так что телепату всегда удавалось получить информацию, если просто достаточно подождать рядом. Мой агент не смогла обнаружить, скрывает ли она что-нибудь, и на этом бы обычно все закончилось, но она утверждает, что не может избавиться от ощущения, что ее каким-то образом ввели в заблуждение. Я не знаю, стоит ли ей верить.
— Так что именно это подразумевает? — спросила Мами, больше не беспокоясь бесполезной едой.
— Понятия не имею, — признала Юма. — Пока что я сказала агенту следовать за ней, и мы продолжаем копаться в ее семейном фоне, но нет ничего примечательного. Порой телепаты ошибаются. Такое редко, но бывает.
— Здесь накладывается все больше и больше совпадений, — помрачнев, сказала Мами. — К примеру, это недавнее нападение на конвой, где была Сидзуки-сан.
Она приостановилась взглянуть, знают ли они, о чем она говорит. Кёко мгновенно кивнула, но Юме пришлось замереть и уставиться на мгновение в пространство, прежде чем, наконец, указать, что она поняла.
— Послебоевой анализ указывает, что они явно считали, что нападают на что-то необычайно важное, — сказала Мами. — Те истребители оказались далеко за пределами их обычного рабочего диапазона — им нужно было сделать множество прыжков, чтобы добраться туда, и обычно они так не делают, потому что сканеры в глубине нашего пространства достаточно хороши, чтобы они чаще расплачивались за это, чем наоборот, учитывая, что после каждого прыжка они временно отключаются. С точки зрения оружия и защиты, для этого путешествия они от всего избавились, что упростило их уничтожение. Затраты и выгоды здесь не имеют никакого смысла, если только транспорт не перевозил что-то очень важное.
— Транспорт с восемью волшебницами на борту может этого стоить, — указала Юма. — Сколько их было, семь истребителей? Думаю, все мы стоим побольше истребителя.
— Только если они знали о них, — сказала Мами. — Маршруты наших конвоев намеренно разработаны так, чтобы подобные рейды в среднем были весьма неэффективны. Среди прочего, навигационные спецификации маршрутов не выкладываются до самого последнего момента, так что даже если им в руки как-то попались наши транспортные данные, у них должна была быть информация только для очень короткого временного окна. В таком случае, почему бы не напасть более чем на один транспорт? Почему только один?
— Может быть, они испробовали что-то новое, — предположила Кёко.
— Может быть, — сказала Мами. — Но военным ИИ это ничуть не нравится. Для военных кораблей в секторе уже поднят уровень тревоги. И еще одно…
Она сдвинулась на стуле, отодвинув еду немного в сторону.
— Радиационная атака последнего истребителя была тактически бессмысленна, — сказала она. — Конечно, неприятно для всех под нее попавших, но пилот и его ИИ не могли ожидать, что это и в самом деле кого-то убьет. Не с относительно целым кораблем и всеми из них живыми и не пострадавшими. Будь у кого-то из них достаточная подготовка, ему даже этого не удалось бы добиться. Истребителю стоило сократить потери и бежать. К чему этот самоубийственный удар? Кальмары обожают их, но лишь когда в них есть смысл. Но не так, даже если у него не лучшие были шансы покинуть человеческое пространство. Затраты и выгоды балансируются только если он полагал, что есть отдаленный шанс устранить что-то вроде линкора. Восемь волшебниц, транспорт, несколько пассажиров и груз не равны линкору.
Повисла тишина, пока все они размышляли об этом, и Мами осознала, что она, возможно, говорила слишком серьезно.
— Не то чтобы я предполагала связь между этим и нападением демонов, — сказала Мами. — Это было бы слишком уж притянуто за уши.
— Мы знаем, — встретилась с ней взглядом Кёко. — Хотя ты права. Из-за этой девушки больше беспокойства, чем я ожидала.
— К тому же я не думаю, что мы увидели конец, — сказала Мами. — Не с таким желанием, как у нее.
Остальные кивнули, не потрудившись спросить, что это было за желание. Их секретность, как всегда, весьма уважали.
— Полагаю, я могу также добавить, что мы еще глубже изучили директора Валентин, — сказала Юма, вращая в руке напиток. — Но мне не о чем сообщить. Все проверено. Даже телепатическое наблюдение до сих пор вернулось ни с чем.
Она остановилась и, когда никто ничего не сказал, продолжила:
— Я еще немного подумала о логистике этого, и в то время как, конечно, есть возможность, что перенасыщенные кубы горя могли создать в жилой зоне, при этом был бы велик риск случайной утечки. Гораздо проще сделать что-то подобное в специализированном предприятии вроде «Прометея» или, вообще-то, «Зевса». Исследовательский институт «Зевс» никак не связан с Джоан Валентин, но с магической стороны они занимаются гораздо большим. Зачарования, развитие сил, квантование магии и тому подобное. Помимо Валентин, они были бы более логичными подозреваемыми, и через них проходит гораздо больше кубов горя. Конечно, произошло все это в Митакихаре, где существуют буквально десятки мест, где это можно было бы сделать, по крайней мере, разумно, и это могла бы быть любая волшебница в своем доме, знай она, как, и не беспокоясь о том, чтобы облажаться и выпустить повсюду демонов.
