Мессир барон 1-11

— Письмо у тебя с собой? — спросил Марвин, разглядывая крепостную стену с праздничными флажками на ней.

— Что?.. А, нет. Я его съел.

— Съел?!

— Так было нужно, — солидно пояснил Йо. — Так всегда делают.

— Да?.. Значит, то, что ты мне рассказал — всего-навсего неподтвержденный слух, — заключил Марвин. — А не официальное сообщение и уж тем более не королевский приказ.

— И что?..

— То, что я об этом ничего не знаю. И не обязан арестовывать полукровок на собственной земле.

— Тут их много?

— Насколько я знаю — только ты.

— А, — удивленно сказал Йо. — Спасибо.

— Ты можешь тут оставаться, сколько захочешь. Если будешь молчать о том, что рассказал мне.

— Спасибо, — неуверенно повторил Йо. Марвин чувствовал его взгляд, но не оборачивался.

— Что еще происходит в стране? — спросил он. — Только коротко.

— Ну что... В Граарге была буча, потом ее гвардейцы взяли. Грааргу, в смысле. Говорят, крови много пролилось. Культ Ратин официально запретили. Хлеб дорожает. Люди мрачные. Все как обычно, короче.

Марвин встал со скамейки, подошел к забору, разглядывая щенят, перетягивающих друг у друга тряпку. Йо что-то еще говорил, он не слушал. Было холодно — здесь всегда тень от крепостной стены. Со двора гулом стихии доносились голоса. Пора идти. Хорошо бы что-нибудь съесть, а то живот ноет. Или ладно?..

— А у вас что?.. — Марвин вздрогнул, обернулся к неслышно подошедшему Йо. — Как ты сам, как Флора?.. Она здесь?..

— Здесь, — подтвердил Марвин. — Но сегодня не выйдет.

— Почему?.. Праздник ведь...

— Незачем ей попадаться на глаза моим соседям.

— А, ну да... А ты — как? Что-то ты на себя не похож.

— Главное, чтобы я был похож на барона ор-Мехтера, — сказал Марвин сухо. Бездна, он столько раз мечтал увидеться с Йо, а сейчас между ними стена, множество стен, и биться в них нет ни возможности, ни желания. — Пора идти, у меня дела. Спасибо за информацию.

— Марвин, я...

Но Марвин, не дожидаясь собеседника, уже завернул за угол, во двор. У конюшни толпились люди, и Марвин ускорил шаг. Приехали уже?..

— Мессир! — окликнул его пронзительный голос.

Обернувшись, он увидел Дорин, особенно некрасивую в праздничном платье. За ней уныло брел Расмус Катер.

— Мессир, — повторила Дорин, буравя его взглядом. — Нам нужно ваше решение насчет поля.

— Мы бы вам мешать не стали... — сказал Расмус.

— ... но нам надо знать немедленно...

— ... а то засеять не успеем.

В толпе Марвин разглядел осанистый силуэт графа ор-Рогана, сглотнул, борясь с нахлынувшей паникой. Началось... Теперь нужно держать себя в руках, нужно, нужно...

— Так что скажете, мессир? — скрежетнула Дорин.

Марвин смерил взглядом мнущихся старост, нелепых, докучливых. Хоть сегодня они могли бы не лезть...

— Засейте крапивой! — приказал он.

— Крапивой?.. — тупо повторил Расмус.

— Именно.

— Может... хоть коноплей? А урожай надвое поделим...

— Крапивой, — повторил Марвин. — Поздно договариваться вздумали, милсдари. Поздно.

За спиной восхищенно присвистнул Йо, но оборачиваться Марвин не стал.

* * *

— ... засадил ему в челюсть...

— ... проводить такую ночь под крышей, когда селянки танцуют и юбочки эдак развеваются, но долг...

— ... не в обиду будет сказано, Мехтер, но при жизни эта корова была очень сильной...

— Передайте соль, пожалуйста.

Боро тряхнул головой, прогоняя незаметно подкравшуюся дремоту, и передал солонку Ханубису, неловким движением потревожив заживающий бок. Выругался сквозь зубы, и маг обратил к нему рассеянный взгляд.

— Болит?

— Бывает.

Марвин по-прежнему упорствовал, то таская своего учителя на советы, то, как сейчас, сажая за верхний стол в ущерб благородным орам, хотя тот упорно молчал и устранялся от всякого участия в разговорах. Но Боро не собирался с ним спорить на этот счет, да и Ульфу не советовал — и отнюдь не только из благодарности спасителю.

Но Стругсон, если за что-то брался, упорствовал до предела.

Ханубис улыбнулся, кивнул, и снова уставился на парочку менестрелей.

— Слушаете музыку? — спросил Боро. Сегодня гости собрались отнюдь не для развлечений, и музыканты, чувствуя это, играли без огонька, для проформы.

— Ее трудновато разобрать за гулом, но я не теряю надежды, — вежливо отозвался маг.

Сидевший во главе стола Марвин засмеялся реплике Люсилера. Места за столом распределял Мено-венит, руководствуясь одному ему ведомыми принципами, но граф ор-Люсилер по праву сидел на своем месте, так же, как и граф ор-Роган. Справа от ор-Люсилера Мено посадил Ульфа, слева от ор-Рогана сел сам, а Боро и Ханубиса усадив на самом конце верхнего стола. Но Боро не держал на него зла: каждому лучше занимать то место, где он может принести наибольшую пользу, а в этом Мено смыслит.

— Музыка является важнейшим из искусств, — глубокомысленно произнес Карл ор-Пенмакер, сидящий по левую руку Боро, — ибо оказывает самое непосредственное влияние на сознание. Не так ли, мэтр?

— Не на сознание... — отозвался Ханубис, по-прежнему глядя на менестрелей, но развивать мысль не стал.

Ор-Пенмакер, ничуть не смутившись, продолжил разглагольствовать. Барон был единственным из собравшихся оров, кто получил "высшее образование, важность коего неоценима", а потому считал себя много умнее всех вокруг.

— Искусство же, — говорил Пенмакер, — является важнейшим явлением, поскольку обладает способностью развивать разум, то косный и самозабвенно невежественный, то воспаряющий к астральным высотам. Я организовал среди моих крестьян театр, ставящий пьесы таких гениев как Минно, Буцонни, Лильвее...

— И как оно вашим крестьянам?.. — поинтересовался Боро, скрывая усмешку. Об этой, простите боги, реформе, он еще не слышал. Густав ученого соседа не жаловал, поэтому досюда доходили только сплетни, а тут вот оно — живое.

— Если бы они не пытались свести все к пошлейшим образцам дель-арте, было бы совсем хорошо, — признался Пенмакер. — Но художественный вкус нуждается в непрестанном развитии...

— Чего?.. — изумленно переспросил барон ор-Тин, и впился зубами в очередную куропатку, так что подлива потекла по бороде. Боро был практически уверен, что Мено посадил его напротив реформиста специально.

— В развитии потенциала!.. — повторил Пенмакер надменно. — Как растение нуждается в постоянном удобрении и окучивании, так и душа нуждается в...

— Прямо-таки в постоянном! — заржал Тин. — Оно и видно, как вы по хозяйству смекаете, соседушка! А что до крестьян, так они себе песни поют да праздники справляют, нахрен им ваш театр?

— Позвольте, но...

— А то вы больно по хозяйству смекаете, — прошамкал сосед ор-Тина, сухонький от лет ор-Литовенн. — Знамо дело — кистень да дубина, вот и все хозяйство!

— Не скажите, у нас еще мечи есть! — пуще прежнего развеселился ор-Тин, и заунывный монолог ор-Пенмакера потонул в дружном хохоте баронов.

Здесь все шло прекрасно, и Боро вступил в сражение с куском говядины. Ор-Роган был прав, корова явно прожила долгую и полную испытаний жизнь. Где-то на кухне ждали своего часа молочные поросята, но есть хотелось уже сейчас, а птиц расхватали благородные оры.

Марвин отставил кубок, едва пригубив, и вновь принялся с величайшим вниманием слушать благородных соседей, обсуждающих волчью охоту с таким жаром, словно только ради этого они и собрались.

Почти половину их он знал с детства, но раньше они едва удостаивали его приветствия, а теперь он сидел во главе стола под прицелом десятков взглядов. Он знал, что пир будет испытанием, но и подумать не мог, что говорить они станут вот так — с подчеркнутым уважением, чуть ли не подобострастием. При этом искренним был разве что ор-Люсилер, давний друг отца, — хотя и это немало.

Меджиовани, разумеется, не явился, зато приехал его вассал, барон ор-Лутц, передавший невероятно трогательное письмо, в котором граф выражал искренние сожаления о невозможности прибыть лично и жаловался на боли в печени. Марвин всерьез задумывался, не зачитать ли избранные эпизоды перед гостями, но потом счел это перебором. О случившемся и так все знали.

— ... а у вас волков много, а, ор-Мехтер?

— Не слишком, — отозвался Марвин. — Думаю, наши кабаны их отпугивают.

— Да, — рассудительно сказал ор-Роган, поглаживая светлую бороду и улыбаясь, — матерый секач может отогнать целую стаю. Вот поросенок — вряд ли.

— Ну так поросята поодиночке и не бегают, — буркнул Стругсон.

— Да и растут они быстро, — сказал ор-Люсилер тепло, разве что руку Марвину на плечо не положил.

— Поистине, после войн все в рост пускается, — торжественно, словно подводя итог всему сказанному, изрек командор Минге, глава ближайшей венитской миссии. На Марвина он пялился подозрительно, но ничего лишнего себе не позволял, чинно поедая зеленый салат. — Ибо так заповедано богами во имя жизни на земле.

— Возможно, — не стал спорить Роган. — Велики чудеса богов. А где, кстати, наш дорогой друг ор-Меджиовани?

— Он болен, — вздохнув, сказал Марвин. — Что-то с печенью.

— Разлитие желчи, должно быть, — вздохнул и Роган, и его улыбка стала шире.

Несколько человек расхохотались. Барон ор-Полнофф принялся рассказывать давно осточертевшую всем байку о прадеде, нашедшем как-то на снегу мертвую волчицу и забравшем волчат детям, за счет чего существенно улучшились качества местных волкодавов. Насколько Марвин знал, вскоре после этого прадедушка ор-Полнофф отправился ко двору, где и был обезглавлен за непроходимую тупость и привычку лезть не в свое дело, но этой темы никто касаться не стал.

К музыкантам подбежал Рико, что-то брякнул и бросился обратно. Лицо у него было злое. Боро пообещал себе, что займется пацаном. Один раз он уже ошибся, понадеявшись на Густава. Хватит. Мальчишке всего двенадцать, и что бы ни творилось вокруг, он заслуживает хоть какого-то участия.

Менестрели заиграли "Алые дни".

За нижним столом Штурмфель, под громовой хохот в лицах представлял сцену капитуляции Меджиовани. За верхним ор-Полнофф распространялся о старых добрых временах, когда трава была зеленее, пиво — крепче, а благородные оры не пренебрегали правом первой ночи — "Не правом, но долгом, мессиры!" — тем самым повсеместно улучшая породу. Его не слушали, поэтому он говорил все громче, и его пронзительный голос взмывал к самому потолку.

— ...честь и свобода, мессиры!.. Без страха идти в бой на защиту старинных вольностей, защищая доблестное имя благородных предков!.. Все как один, ведь только в единстве наша сила!..

— Налить вам вина, мэтр? — обратился Боро к магу, сегодня еще более молчаливому, чем обычно.

— Да, пожалуйста.

— Как вам вечер?

— Начистоту?.. Я предпочел бы слушать соловьев где-нибудь на природе.

— Через декаду-две услышите. На Бельтайн они еще не поют.

— Вот как?.. Жаль.

— Вместо соловьев здесь этот урод, — сказал ор-Пенмакер. — Живой пример вырождения, затхлый и мерзкий, как и те идеалы, которыми он потрясает. Мы избраны богами, чтобы нести прогресс, но закрываем глаза на безусловные факты — Геронт отстал от всего цивилизованного мира на два, если не три столетия. Как технологически, так и нравственно!..

— Север, а не Геронт, — взволнованно перебил ор-Лутц. Вассал Меджиовани мял в руках кружевной платок. — Южнее жизнь совсем другая. Там благородные оры не меняют репу на просо, а просо на ячмень, чтобы только свести концы с концами!

— Ну так на что жалуетесь? — сказал Боро. — Может, король и хотел бы прогресс нести, так вы сами рогом уперлись — мол, уноси свой прогресс отсюда нахрен, мы — птицы вольные, сами шило на мыло обменяем, клятвы не дадим, про налоги забудем! А теперь плачетесь?.. Как дети малые, честное слово!..

— Нет, вы только поглядите, кто баронов учить взялся, — фыркнул ор-Литовенн. — Ор-Мехтеров вояка!

— Я верен моему сюзерену, — покраснел ор-Лутц. — Но в теперешних обстоятельствах могу выразить и собственное мнение, тем более что мессир ор-Мехтер принес его величеству клятву верности. Должны же, в конце концов, честные люди что-то с этого иметь...

— А ведь король молод, — возвысил голос Пенмакер, — и получил отличное образование! Может быть, именно он и смог бы привести страну к прогрессу, если бы мы, все вместе...

— Оно вам надо, теоретик вы наш? — не сдавался ор-Литовенн. — Этот ваш прогресс только издали хорош, а вблизи увидишь — не отплюешься! Вы бы, чем книжки дурные читать, послушали бы умных людей. Отродясь ничего хорошего от перемен не бывало! Вот батька мой как угорскую пшеницу у себя посеял, так сразу саранча налетела, и какая — с руку!.. С руку саранча, сечете?! А тут, понимаешь, мальчишка на престоле, небось дурнее вас будет! Саранча с руку — летала! И вот так оно и будет, неужто не ясно вам?

— Ясно... что о логике вы тоже никогда не слышали.

Ор-Литовенн от возмущения заухал как сыч, но тут Марвин во главе стола встал, и все разговоры затихли. На нижнем столе чуть позже, но постепенно замолчали все.

— Я хочу произнести тост, — сказал Марвин медленно и очень спокойно. Поднял серебряный фамильный кубок выше, так что он заиграл в свете факелов. — Я знаю, зачем мы тут собрались, и знаю, что мы должны думать о будущем...

Сверкнул глазами, заставив стихнуть возникшие тут и там шепотки.

Смотрит совсем как Густав, подумал Боро. Дурак, все-таки, ор-Полнофф... Как все замерли... С начала ужина они ждут, когда ор-Мехтер выскажется о короле, и каждому есть, что добавить. Может быть, мальчишка с ними и совладает, — но сейчас он договорит, и тут станет жарко.

— Будущее не существует без прошлого, — сказал Марвин. — Я поднимаю свой кубок за короля, которому каждый из вас клялся в верности. Но он принял бой и погиб на Арсолире, а мы сидим здесь. Пусть каждый спросит у своей совести — как это случилось? Вспомнит... и промолчит. Оправдания никому не нужны. Важны только поступки. И тот след, что мы оставляем в мире. За Эрика Бесстрашного!..

Кубки поднялись и опустились в полном молчании.

Это была если не победа, то половина ее. Потрясенный Боро попытался поймать взгляд кого-нибудь из соседей, но все смотрели в стол.

Потом ор-Тин выругался, ор-Пенмакер смахнул слезинку, а ор-Полнофф снова завел шарманку о благородстве древних родов. И все заговорили разом.

У вина был привкус крови, надолго задержавшийся на языке. Или, возможно, у слов был привкус крови?.. Марвин закрывался от Силы, поскольку многие ждали, когда он воспользуется ею, — но память сама была холодна как Сила, она была Силой, и — одновременно — она была ложью. Благородные оры получили то, чего желали, — кому напоминание о законах чести, кому обещание будущего, — но единственное, что он мог им предложить, он оторвал от собственной души, и теперь молчал, ощущая вкус крови во рту.

Ор-Люсилер накрыл своей ладонью его руку.

— Густав гордился бы вами, мальчик мой. — Глаза у него были желтые и неподвижные, как у его орлов. А волосы совсем побелели. Если он чувствует птиц, как он не чувствует Бездну, проснувшуюся здесь, среди нас? — Вы заставили спящих проснуться. А сволочам придется промолчать.