— Спасибо, — я хватаю кончиками пальцев хвостик конфеты, и развертываю шелестящую обертку. Через секунду маленькая вафелька в шоколадной глазури аппетитно хрустит у меня в зубах. Давно забытый вкус детства вызывает гастрономический экстаз. Я на секунду даже прикрываю глаза, чувствуя, как шоколадная глазурь медленно тает во рту.

— Как там дед поживает? — неожиданно интересуется Леонид Романович.

— Нормально. Крепит оборонную мощь страны, — отшучиваюсь я, — Хочу к нему в Москву на каникулы съездить. С родителями говорил, они не против.

— Привет от меня передавайте. Не забудете?

— Обязательно, — киваю я, — можете не беспокоиться.

От Шаховского я возвращаюсь в приподнятом настроении. Не знаю почему, но Леонид Романович всегда на меня положительно действует. Война, прошедшая по его жизни кровавой косой, не убила в Шаховском человечности. Чувствуется в нем какая-то мягкость и искренняя доброта, сочетающаяся со стальным внутренним стержнем.

Смотрю на белеющий циферблат часов в моей комнате. Надо идти на тренировку.

В зал к Семеновичу я прихожу первым. Тренировка у самбистов в полном разгаре. Крики, броски, хлопки тяжелых тел на ковер, резкий запах пота бьет в нос.

Зорин кивает мне, не прекращая занятие. Он ходит между парами борцов, раздает советы, поправляет захваты, показывает все нюансы приемов.

В раздевалке никого. Неторопливо переодеваюсь в кимоно, и выхожу в зал. Слышится командный голос Семеновича. Мужики уже ломают друг друга в стойке, хватая за отвороты и рукава борцовок.

— Петровский, ты опять как сонная муха ползаешь. Чего такой вялый, жена ночью спать не давала? Рыков, ну кто же так бросает? Дави на него, пусть сопротивляется, а потом подсаживайся и рви его на себя, — раздает указания сэнсей.

Зорин на секунду отрывается от возящихся друг с другом пар борцов и переводит взгляд на меня.

— Разминайся, — коротко командует он.

Начинаю делать круговые махи руками, растягиваться и прыгать. Пока разогреваю связки и суставы, тренировка заканчивается, Семенович отпускает самбистов переодеваться.

— Шелестов иди сюда, — наставник машет мне рукой.

— Здравствуйте Игорь Семенович, — жизнерадостно приветствую тренера.

— Наматывай бинты и надевай перчатки. Пока остальные не пришли, поработаем на лапах, — командует Зорин.

— Хорошо. Но я хотел с вами поговорить о военно-патриотическом клубе. Есть новости...

— Вот после тренировки и поговорим, — категоричным тоном прерывает меня Зорин.

Вздыхаю, и иду к лежащим на скамейке бинтам и перчаткам. Через пару минут, уже в полной боевой готовности подхожу к тренеру. Семенович ждет меня на ковре, разминая руки в лапах.

— Бьешь правый прямой в корпус, затем левый боковой в голову, делаешь шаг в сторону задней ногой, меняя угол атаки, и опять хук левой-правой. Все понял?

Киваю.

— Отлично. Сначала пару раз медленно, — командует наставник, вскидывая лапы. На поскоке выкидываю руку в черной перчатке, похожей на большую подушку, по первой мишени, выставленной тренером на уровне солнечного сплетения, затем без перерыва, перемещаю вес на переднюю ногу, и чуть уводя корпус вправо, стреляю левым боковым по второй. Сразу же ухожу немного в сторону, и завершаю комбинацию еще двумя ударами.

— Нормально. Еще раз, чуть быстрее.

Повторяю комбинацию. Теперь наставник начинает двигаться вокруг меня небольшими шагами, а бью я максимально резко и быстро, когда он неожиданно вскидывает лапы. Семенович закручивает меня, то влево, то вправо, не давая расслабиться и увеличивая темп. Через несколько минут, глаза щиплет от пота, а мое кимоно напоминает мокрую тряпку.

— Хватит, — Зорин останавливает меня движением руки, — отдохни пока. Ребята сейчас переоденутся и продолжим.

Пока я дубасил лапы, пришла вся наша группа. Потапенко, Волобуев и Миркин переодеваются в раздевалке. Вероника и здоровяк Мальцев здороваются со мной и начинают разминаться. Через пару минут к ним присоединяются остальные ребята.

Два часа тренировки пролетают незаметно. Мы отрабатываем проходы в ноги, броски прогибом, боремся в партере, бьем двоечки руками, удары по корпусу ногами, и атакуем пальцами уязвимые точки.

Резкая трель свистка оповещает о конце занятия. Убираю руки с отворотов кимоно Вероники и помогаю ей встать. Девчонка, дружески подмигнув мне, убегает переодеваться в гимнастический зал.

На мое плечо опускается тяжелая рука.

— Ну что Лех, проводил девчонок? — гремит голосина Мальцева. Рядом стоят улыбающиеся Потапенко и Миркин. Волобуев торопливо скрывается в раздевалке. Спешит наверно, к своей невесте, она же должна сегодня приехать, вспоминаю я.

— Проводил, конечно, — улыбаюсь, вспоминая сцену прощания с Аней, — все нормально было. А вы как отдохнули?

— Отлично, — Потапенко просто переполняют эмоции, — познакомились с девчонками еще и немного погуляли по вечернему городу. Все классно было. Серега вообще слюнями истекал, у его Алены, такие выдающиеся, эээ, достоинства. Он от них глаза оторвать не мог.

Под смех Миркина Вова показывает руками, насколько они 'выдающиеся'.

Громадная пятерня Мальцева шлепает по затылку, наигранно съежившегося шутника.

— Ты у меня еще потрепись тут, — басит Серега, — лучше на свою Таню смотри. А на Аленку пасть не открывай.

— Шелестов, ты хотел со мной поговорить? — сзади к нам подходит Зорин.

— Да Игорь Семенович.

— Тогда пошли в тренерскую, — сэнсей разворачивается и шагает к своему кабинету. Следую за ним.

Тренер толкает дверь в сторону, обходит стол, захвативший центр помещения и садится. Я скромно пристраиваюсь рядом на соседнем стуле.

— Слушаю тебя Леша, — Зорин деловит и собран.

— Игорь Семенович, мой отец поговорил с секретарем райкома партии по поводу открытия военно-патриотического клуба. Предварительное 'добро' получено. Сегодня, я буду знать все подробности. Подозреваю, что вам, как руководителю будущего клуба придется встречаться с комсомольским, партийным и военным начальством. Если это, возможно, я бы тоже хотел присутствовать на этих встречах, как инициативник и ваш помощник.

— Значит, дело сдвинулось, — Семенович задумывается, — это хорошо. Поговори с отцом, узнай все, а потом мне расскажешь. Взять тебя с собой я не против. Тем более что изначально это твоя идея. Многое ты будешь решать, и делать сам.

Наставник делает секундную паузу и продолжает:

— Я вижу, что ты удивительно зрелый и ответственный человек для своих лет, поэтому доверяю тебе полностью, особенно после случая с грузовиком, — подчеркивает он, — Мы с ребятами тебе во всем поможем.

— Тут есть еще один вопрос. Хочу вас попросить подойти со мной к военруку нашей школы, — продолжаю я, — есть интересная идея, которая позволит привлечь народ в наш клуб...

Излагаю свой замысел Зорину. Он с уважением смотрит на меня.

— Неплохо, неплохо, — наставник довольно потирает подбородок, — может хорошо получиться. Но нужно еще с Всеволодом Аркадьевичем поговорить, чтобы он дал согласие. И время выбрать, когда эта площадка будет пустая. Знаешь что, пообщайся предварительно с Вероникой, она точно поддержит эту идею, и заодно подскажет, как к отцу нужно подходить, и какие доводы приводить. А потом я схожу к Подольскому сам.

— Так и сделаю, — киваю я, — сейчас она уже убежала, в понедельник после тренировки с ней пообщаюсь. Посоветуюсь в Вероникой, вы поговорите с Подольским, и если все будет нормально, пойдем вместе к Дмитрию Михайловичу.

— Ты только учти, — наставительно поднимает палец тренер, — задумка у тебя очень хорошая, но и ответственность будет большая. Ты должен сам показывать пример всем остальным, и отвечать за всех и за каждого. Не передо мной, а перед собой в первую очередь.

— Я знаю, — тихо отвечаю наставнику.

Если бы ты знал Игорь Семенович для чего это мне нужно и что я планирую сделать.... Очень хотелось бы посмотреть на твою реакцию...

— Больше вопросов никаких нет? — уточняет Зорин

— Все что хотел, я с вами обсудил.

— Ну и отлично. Может чайку? — наставник лезет в ящик за кипятильником.

— Нет, спасибо. Мне нужно бежать. С отцом еще поговорить надо, — вежливо отказываюсь от предложения радушного хозяина.

— Тогда до встречи Леша, — тренер протягивает руку.

— До свидания Игорь Семенович, — крепко жму стальную ладонь наставника

* * *

19 сентября 1978-ого года. Вторник. 8.34.

Капитан Трофимов устало потер ладонями покрасневшие глаза. Страшно хотелось спать. Ночью пришлось трястись в УАЗике, возвращаясь из командировки в столицу, а утром он уже сидел в своем кабинете.

Ранее Трофимову пришлось пробыть целый день в небольшом особнячке на Предчистенке, где располагался Особый Отдел КГБ по Московскому Военному округу.

Капитана вызвало начальство. Официально для отчетности о проделанной работе. Неофициально, после 'разбора полетов', его 'имели' в самых разнообразных эротических позах.

Сначала подчиненного 'приводил в тонус' полковник Кириллов.

— Как-то все у тебя слишком хорошо Трофимов, — лицо заместителя ОО КГБ скривилось в издевательской ухмылке, — Тишь, да гладь, божья благодать. Ничего не происходит, за исключением каких-то мелочей. Все хорошо прекрасная маркиза?

— Василий Афанасьевич... — начал неуверенно отвечать капитан.

— Помолчи, — тяжелая ладонь полковника раздраженно хлопнула по лакированной столешнице, — Так не бывает! Что-то ты просмотрел Сергей Петрович. У тебя не возникает такого впечатления?

— Пока нет, — осторожно ответил особист.

— Ладно, — Кириллов рывком встал, отодвинув стул, — пойдем, нас на ковер вызывают.

Через пять минут они уже сидели в кабинете начальника ОО Иванова. 60-летний представительный мужик, прошедший всю войну от Черновицкой области до стен рейхстага и успевший побывать оперуполномоченным ОО НКВД и ОКР СМЕРШ был суров и немногословен.

— Трофимов, ты, что там совсем мышей не ловишь? — от начальственного рыка задрожали стекла, — Может тебя на незаслуженный отдых отправить, по служебному несоответствию?

Капитан стоял перед генерал-майором вытянувшись по струнке, с каменным выражением, получая разнос. Но пылающее жаром лицо, стиснутые зубы и прозрачная капелька, медленно ползущая по виску, выдавали его состояние.

После небольшой воспитательной порки подчиненного Леонид Георгиевич успокоился.

— Значит так, Трофимов. Иди и работай. Имеются сигналы, что не все ладно в твоей части. Полковник Чернов очень расслабился. И своих подчиненных распустил. Делай что хочешь, но дай мне результат. Я хочу знать правду, что там у тебя происходит. Ты все понял?

— Так точно товарищ генерал-майор, — Сергей Петрович вытянулся в струнку, рука отработанным движением метнулась к фуражке, отдавая честь, — Разрешите обратиться?

— Обращайтесь, — буркнул Иванов.

— А что за сигналы товарищ генерал? Можно хотя бы в общих чертах узнать? — смущенно поинтересовался капитан.

— Все вопросы к Кириллову. Он все расскажет и покажет. Свободен, — рявкнул генерал-майор.

Трофимову пришлось повторно откозырять и выйти. Через минуту к нему присоединился полковник.

В своем кабинете он ввел подчиненного в курс дела.

— Пришла анонимка, — лаконично объявил полковник, — на, полюбуйся. Начальник подтянул к себе стоящий рядом пузатый портфель из потертой коричневой кожи, щелкнул латунным желтым замком, отбрасывая назад мягкую толстую крышку. Василий Афанасьевич деловито покопался в его недрах, удовлетворенно хмыкнул, вытянул тоненькую прозрачную папочку, достал исписанный неровным подчерком лист бумаги, и бросил его на стол перед особистом.

Капитан быстро пробежал глазами текст, и поднял глаза на своего начальника.

— Что скажешь Трофимов? — под тяжелым взглядом Василия Афанасьевича капитан почувствовал себя неуютно.

— Это бред, — уверенно заявил особист, — Чернов — настоящий коммунист, образец советского офицера. Он всегда был верен нашей Родине и партии. Никакой антисоветской риторики от него быть не может. Александр Константинович Шелестов неоднократно защищал интересы нашей страны в самых разных странах, работал военным советником в Анголе и Вьетнаме. Я его очень хорошо знаю. Это проверенный товарищ. Все, что написано в письме — чушь собачья. Какая группа антисоветчиков? Да если бы кто-то из них плохо сказал про партию или Леонида Ильича, через полчаса, я бы уже знал все, в самых мелких подробностях. Для этого там и сижу.

— Как ты думаешь, почему тебя сегодня сам вызвал? — полковник многозначительно поднял палец вверх.

— Не понимаю, — признался капитан, — чтобы генерал-майор придавал такое значение анонимке? Это же абсолютно не его уровень. Спустил команду проверить информацию и все.

— Генерал-лейтенант Константин Николаевич Шелестов, старый фронтовой друг Иванова, — сухо проинформировал подчиненного Кириллов, — Вопросы есть?

— Никак нет, — гаркнул Трофимов, вскакивая.

— Перестань, — поморщился полковник — не на плацу. Леонид Георгиевич хочет, чтобы ты во всем досконально разобрался. Он никого покрывать не будет. Но ему нужна правда. Шелестов в сорок первом спас ему жизнь. А долг платежом красен. Поэтому шум пока поднимать не будем. Все надо сделать тихо и аккуратно, без привлечения лишних людей. Сегодня вечером езжай обратно. Завтра освобождается майор Ярцев. Он один из лучших наших оперативников. Я направлю его к тебе. Вдвоем разберетесь в ситуации.

— Я вижу, что анонимка была отправлена в московский КГБ, — осторожно заметил особист.

— Верно, — сухо согласился Василий Афанасьевич, — оттуда она была переадресована в Третье Управление, а потом отравлена нам для тщательного и всестороннего разбирательства по изложенной информации. Помни Сергей Петрович. Нам нужна только правда. Все должно быть по справедливости. Если виноваты — пусть отвечают. Если нет — должны быть оправданы.

— Я понял, — упрямо набычился капитан, — но уже сейчас могу сказать — это все равно ложь и провокация. Я обоих офицеров знаю как облупленных.

— Есть информация. Пусть даже она изложена в анонимке. И мы обязаны её проверить. Здесь не пансион благородных девиц, а особый отдел. Поэтому эмоции и свои умозаключения оставь при себе. Мне нужны только подтвержденные факты по итогам проверки, — холодный взгляд Кириллова пробрал капитана до костей, — можешь идти.

Трофимов козырнул, щелкнул каблуками, разворачиваясь к двери.

— Подожди, — окликнул его полковник, — это...гм, творчество забери с собой.

Василий Афанасьевич брезгливо коснулся кончиками пальцев краешка анонимки, и резким движением подвинул её к капитану...

Осторожный стук в дверь прервал воспоминания Трофимова.

— Заходите, — мрачный голос особиста не предвещал ничего хорошего.

На пороге кабинете появился молодой лейтенант, смущенно переминаясь с ноги на ногу.