Накануне

В хорошо протопленной просторной горнице на лавках вдоль стен, обливаясь потом, сидели бояре, ведя неспешные беседы. Нефед поздоровался и как все не стал скидывать шубу, под которой у него была надета кольчуга тонкого плетения, сработанная известным булгарским мастером. Времена ныне неспокойные, не ровен час, прознает владимирский князь — быть беде.

— Господа володимирская, — раздался зычный голос боярина Якуна. — Я собрал вас думу думать, как нам обустроить жизнь нашу.

Разговоры сразу смолкли. Якун не то чтобы пользовался уважением владимирских бояр, но его боялись. Бывший новгородец перешел на службу к князю и пользовался его доверием. Но несколько лет назад, между ними словно черная кошка пробежала. Боярин остался недоволен решением князя отдать управление части Коломны, отнятой у рязанцев своему сыну. За спиной Якуна стояли выведенные из Новгорода бояре. Великий князь Владимирский тайных недругов своих предпочел держать поближе к себе, они находились под присмотром верного человека — Якуна.

— Князь Юрий мягко стелет — да спать жестковато, — продолжил Якун, обведя тяжелым взглядом собравшихся бояр.

Кто-то выдержал немигающий взгляд боярина, известного своим крутым нравом, а кто-то и отвел в сторону, или потупил взор. Якун примечал недовольных. Многие пострадали от его, Якуна, рук, но по велению великого князя.

— Истинно говоришь, — загомонили бояре.

В горнице стало невыносимо душно. Пот лил ручьем по лицам бояр, но они продолжали сидеть в шубах и шапках. Якун усмехнулся. Известное дело — шубы скрывают кольчуги и оружие. Не доверяют бояре, боятся.

— Все вы пострадали от произвола нашего князя, — вновь начал вести речь Якун.

— Произвол творил ты, боярин Якун, — подал голос один из бояр, сидевший не на самом почетном месте, а ближе к краю.

— Верно, — легко согласился новгородец. — Так режьте меня! Вот он я!

Боярин единственный, не считая хозяина терема, был без шубы. Рванул за ворот кафтана, так что добротная заморская ткань затрещала, а медные пуговицы разлетелись в стороны. Боярин стоял, расправив плечи, открытой грудью бросая вызов недовольным. Гордо поднятый подбородок, плотно сжатые губы и жгучий взгляд произвели впечатление на бояр. Никто из них не посмел достать оружие. На это он и рассчитывал. Подослать убийц, как бывало уже не раз, бояре вполне способны, но при видоках, да еще на трезвую голову, никто не рискнет связываться с Якунов. Себе дороже выйдет. Седина в волосах не мешала Якуну валить ударом кулака быка, на кулачках новгородец мастерски бился.

Боярин наслаждался произведенным впечатлением, когда Борис Жидиславич, из бывших суздальских бояр, перебравшихся во Владимир во времена отца нынешнего князя, выкрикнул тонким голосом, никак не вязавшимся с его комплекцией. Был боярин высок и могуч, обладал крутым нравом и большой спесью, как все потомки князей, лишившихся титула. Он старший в своем роду насчитывающем восемь братьев с их сыновьями, да у самого боярина четверо взрослых сыновей, да родня в Суздале осталась, да в Ростове родичи сидят. Сильный род, с которым нельзя не считаться.

— Князь пришлых привечает! Одаривает златом серебром, — фальцетом выкрикнул боярин Борис.

Бороды скрыли усмешки бояр, но начало было положено. Раздались выкрики:

— Хочет князь правит самовластно, как не к ночи будь помянут князь Андрей.

— А у меня Рогатинские сеножати отнял!

— Так взамен иную землю тебе дали! И по более.

— За тридцать верст!

— Бояр притесняет!

— Советов не слушает!

Якун дал боярам выговориться и лишь когда страсти поутихли, произнес:

— Господа володимирская сама может управлять княжеством, — Якун замолчал, делая паузу и сказал, как отрезал. — Князь нам не надобен!

В горнице повисла гнетущая тишина. Страшные слова сказаны. Бояре переглядывались, втянув головы в плечи.

— Как бы беды не накликать... — осторожно произнес боярин Судислав.

И началось:

— Вот-вот, Игоревичей повесили в Галиче и что вышло...

— Князя Андрея убили...

Боярин Нефед оцепенел. Среди убийц князя Андрея были его родичи, поплатившиеся жизнью за содеянное зло. Брат убитого князя жестоко отомстил убийцам. Не сразу, но отомстил. Дворы разметал, добро на поток пустил. Дядья успели серебро спрятать в надежном месте, доверившись младшему брату. А отец Нефеда — старый хитрован. Боярин подозревал, что отец, вымаливая прощение, сам погубил братьев. По их души он сделал большие вклады в церкви, и на закате жизни постригся в монахи. Но то дела минувшие. Давно уже нет самовластного князя Андрея, ущемлявшего боярскую вольность, а дело его живет...

— Грех на душу брать не будем, — поспешил уверить бояр Якун. — Скажем князьям — путь чист. Станем приглашать на княжение того, кто нам люб.

— Правильно! Как в Новгороде, — впервые подал голос хозяин терема боярин Матвей Андреевич.

— Киевляне не боятся прогонять тех, кто им не люб, а мы что, хуже? — пропищал боярин Борис.

Бояре загалдели. Очень заманчивую перспективу нарисовал боярин Якун. От веку так шло, что боярские вольности — незыблемы.

И никто не вспомнил, что бойню устроить в Исадах подговорили своих князей бояре, что раздор среди князей подогревался боярами. Тот же Якун нашептывал князю на рязанских князей, подговаривая проучить рязанцев. Но князь предпочитал решать дело миром.

— А что люди скажут? — среди гомона, вопрос боярина Мирона грянул как гром среди ясного неба.

В горнице наступила гнетущая тишина. Народ любил своего князя и не считаться с этим — опасно.

Хозяин терема первым нашелся что ответить:

— Ты, Мирон милостыню раздавай поболее, вклады в церковь делай — серебра не жалей.

— Легко сказать — не жалей, — скривился боярин. — А где его взять?

— Не прибедняйся, Мирон, — укорил боярина Якун. — Все знают, что богатства — несколько храмов построить можно.

— А ты чужое богатство не считай! — ощетинился боярин. — У тебя самого поболее будет!

— Верно, — согласился Якун. — Потому и говорю, что завтра сделаю вклад в храм и серебра не пожалею. Триста гривен пожалую!

Кто-то из бояр присвистнул от удивления. Бояре, поднявшиеся с лавок, стояли, переминались. Речь зашла об очень больших суммах, к такому повороту они не были готовы.

— На том и порешим, — с улыбкой произнес Якун, хорошо знающий прижимистость бояр. — Серебра не жалейте, потом с торицей окупится.

Бояре стали расходиться. Якун задержался, дождавшись, когда последний боярин уедет со двора, он спросил Матвея, обращаясь к боярину уважительно по отчеству:

— Матвей Андреевич, кого не было? Кто отказал нам?

Боярин не торопился с ответом. Достал из шкафчика кувшин, кубки серебренные, разлил заморское вино. Протянул наполненный вином кубок Якуну и только потом ответил:

— Как мы и думали — Лазарь и Горислав.

Якун обдумывал услышанное. Все приглашенные в той или иной мере были ущемлены великим князем, копя обиды на великокняжескую власть. Но кто знает, как поведут себя бояре? Не побегут к князю с доносом? Якун не мог рисковать.

— Кажется, Лазарь чинил обиды Богуславу?

— Это которому? — уточнил Матвей Андреевич.

— Не из новых, заезжих, а из старых суздальских.

— Отнял полон во время похода на мордву.

— И сказывают, что повздорил с молодым князем Федором Ярославичем...

— И-иии, — замахал руками Матвей Андреевич. — Пустое мелют.

Боярин осторожно подкрался к дверям, резко распахнул их, убедившись, что никто не подслушивает. Выглянув в сени, он вернулся назад, подозрительно глядя на Якуна.

— Боишься послухов в своем доме? — усмехнулся Якун.

— Опасные речи ведешь, боярин, — предупредил Матвей Андреевич.

— Девку ту, что питье подавала княжичу, — медленно произнес Якун пристально глядя в глаза боярина, — помнишь? Кажется, ее звали Ульянкой?

— Откуда мне знать? — ответил боярин, отведя глаза в сторону.

— Ее еще потом нашли на пожарище, — напомнил Якун.

— Нашли и нашли... Что с того? — Матвей Андреевич не хотел вспоминать те события.

Федор сын князя Переяславского Ярослава Всеволодовича, брата нынешнего великого князя, умер перед самой своей женитьбой на княжне Феодулии, дочери князя Михаила Черниговского. Было ему всего тринадцать лет, а невесте шел двадцать первый год. Смерть княжича выглядела весьма подозрительно. Ходили слухи, что его отравили. Подозрение падало на псковских и новгородских бояр. Михаил Черниговский отказывался признавать старшинство свояка. Псков также не признавал старшинства владимирского князя. Сам же Юрий Всеволодович хотел с шурином решить споры мирно. Не всем это нравилось. Потом поползли слухи, что к смерти княжича приложили руку старое суздальское и ростовское боярство.

— Так жива она! — на выдохе, максимально понизив голос, произнес Якун.

— Ить, как жива? — опешил боярин.

— Жива, — все так же шепотом ответил боярин, сверля взглядом испуганного Матвея Андреевича. — И много чего интересного рассказала.

— Врет! Все врет! Наветы на меня наводить вздумал? — опомнился боярин.

— Может и врет, — слишком легко согласился Якун. — Князь Ярослав сам решит.

Боярин задумался, забыв про вино.

— Ты вот, что... — сказал Якун примирительно. — Бояр тех, что не явились сюда пореши. И не медли. Поручи это Богуславу сделать. Да своих людей пошли, для верности.

— Нет моего согласия на это! — твердо ответил боярин, сумевший взять себя в руки.

— Так узнает князь про Ульянку, — пожал плечами Якун. — И то, что ты злоумышлял против великого князя, то тоже известно будет.

— Ты не посмеешь! — сквозь зубы процедил боярин.

— Еще как посмею, — твердо ответил Якун. — А про мое участие... так это я злоумышленников на чистую воду выводил. Князь мне поверит, — с убежденностью произнес он.

Боярин в это время тихонько отступал к дверям и когда между ним и Якуном образовалось приличное пространство, заорал:

— Яким!

Слуга боярина ворвался в горницу, с мечом в руке.

Якун испуганно поднял руки, выставив открытые ладони:

— Боярин, ты, что удумал? Не бери грех на душу!

— Грех я отмолю, не велик грех-то, — усмехнулся боярин.

Слуга боярина, прятавшийся в сенях, был облачен в кольчугу. Видно Матвей Андреевич не доверял полностью Якуну, или это вечная боярская осторожность, позволявшая дожить до седых волос.

— Не бери грех на душу, — еще раз попросил Якун, опуская дрожащие руки.

Мечник, видя испуг боярина медленно наступал.

Якун резко выбросил правую руку. Из рукава вылетел свинцовый орех, на тонкой бечеве. Тяжелый снаряд попал под нижнее веко, выбив глаз. Якун тут же метнулся к Якиму, ударив кулаком в лоб. Мечник рухнул на пол. Якун подобрал меч, но добивать слугу не пришлось — он был мертв.

— Только пискни! — предупредил Якун боярина, вжавшегося в стенку. — Сделаешь, как я сказал!

Он отбросил меч в сторону, спокойно надел шубу, шапку и на выходе обжог взглядом перепуганного боярина, произнеся на прощание:

— И не вздумай подсылать ко мне убийц.

Матвей Андреевич после того как дверь за боярином захлопнулась, вытер пот с лица.

— Прости меня господи, — сами прошептали губы.

Бессмысленный взгляд боярина уставился в одну точку. Дворовая девка из обелей, заглянувшая в горницу, подняла крик, на который сбежалась остальная полная челядь. Боярина совместными усилиями привели в чувство. Матвей Андреевич, бледный, как сама смерть, глотнул вина, быстро собрался и, в сопровождении полудюжины воев выехал со двора, оставив челядь гадать, что могло случится в горнице.

Днем, Матрена, девка дворовая, бегала на торг к своему миленку, там она услышала новости, которыми с удовольствием поделилась с дворней по возвращении в усадьбу. Разбойники ночью напали на усадьбы двух бояр, вырезав всех подчистую вместе с дворней. А боярин, бывший вчера у хозяина, убит был у самого княжьего терема. Подружки ахали да охали, когда воротился боярин. Матвей Андреевич сорвал злость на привратнике, за нерасторопность мужика, замешкавшегося с отворением ворот. Потом велел дворовым служкам собираться в дорогу. Стефан, молодой и страсть как красивый боярский мечник, по которому сохли все девки округи по секрету сообщил всполошившимся девахам, что боярин скоро поедет в дальние свои земли, а им надобно приехать туда загодя, чтобы навести порядок в усадьбе. Успокоившись, челядинки быстро собрались в дорогу.

— Живота не лишай. Пусть живут дурехи. Накажи там Косарику — пусть приглядит за ними, — напутствовал боярин своего дружинника.

Выпроводив обоз, Матвей Андреевич заперся в горнице, долго молился перед образами, замаливая еще один грех, взятый на душу. На следующий день он сделал вклад в церковь.

Глава 9. Папская резиденция в Риети. Италия.

Его святейшество папа римский Григорий IX в своем почтенном возрасте походил на доброго старца с добрым взглядом и мягкой отеческой улыбкой. Эти ранним утром он молча восседал на резном кресле с высокой спинкой обитой красным бархатом. Папа с отсутствующим взглядом заслушивал доклад человека уже много лет руководившего тайной службой его святейшества. Он давно знал этого человека, более сорока лет служившего папе. Его святейшество хорошо помнил их первую встречу. С той памятной ночи, когда на узкой залитой мраком улице Рима в районе церкви Сант-Эустакио на кардинала-дьякона Уголино деи Конти де Сеньи, кузена папы Иннокентия III, напали неизвестные в масках, прошло много лет. Громкие крики разбудили человека, спящего прямо на улице, он пришел на помощь Уголино и с того самого дня носил имя Ангелус, то есть ангел. Он постарел, его волосы поседели, но ум оставался по прежнему острым, и рука не потеряла свою твердость. Ангелус постепенно поднимался по карьерной лестнице, достигнув высот вместе с господином. Теперь он отвечал за тайные связи папы, мечтавшего подчинить мир своей власти.

Ангелус хорошо изучил своего господина отличавшегося феноменальной памятью. Но даже он, лично отправлявший монахов-доминиканцев с тайной миссией на Русь, вряд ли бы опознал в изможденном больном человеке монаха Отто, единственном, кто выжил в этом путешествии. Бедный Отто в миру бывший безземельным немецким рыцарем, даже не подозревал какую миссию он выполнил. Он до последнего вздоха был уверен, что искали они прародину венгров — Великую Венгрию.

— Он доставил послание, — сказал Ангелус, протягивая пергамент его святейшеству. — Это расшифровка.

— Он точно не сболтнул ничего лишнего? — озабочено спросил Григорий.

— Он прожил всего неделю. Бредил. Монахи записали все, что он говорил, — уточнил Ангелус.

Папа пытливо посмотрел на своего начальника тайной службы.

— Они мертвы, — бесстрастно ответил тот, выдержав пристальный взгляд.

Его святейшество страдавший дальнозоркостью, отодвинул свиток подальше и стал читать. Послание отличалось лаконичностью. Монахи попали под подозрение, еретики не поверили в поиски Hungaria Magna и установили за подозрительными монахами слежку. Но все же им удалось выполнить поручение. Правитель Чернигова и его соперник князь Владимирский получили предложение папы принять королевскую корону взамен признания его власти. В Чернигове их бросили в поруб, откуда они бежали с помощью тайных сторонников. Его святейшество отложил пергамент в сторону, внимательно смотря на Ангелуса.