Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Силач рассмеялся. Он был молод, не старше двадцати лет, высок и широкоплеч, под рубахой вырисовывались крепкие мускулы.

— Даром что ли меня называют Силач Патрик? Я еще и не то могу!

— А меня зовут Легран, Франсуа Легран.

— Ты местный, Франсуа?

Мальчик покачал головой.

— Нет, я сирота, иду к своим родственникам в Лангедок.

Патрик оживился.

— Ха, так это ж нам по дороге. Мы направляемся на юг, до Лиможа, а оттуда двинем на запад, в Ангулем и Бордо. Не хочешь присоединиться? Все ж в повозке удобнее путешествовать, чем пешком.

Франсуа радостно кивнул.

— Пойду, спрошу господина Сарде, он наш хозяин, — засуетился Силач Патрик. — Только, чтоб он согласился, придется сказать, что ты в труппу просишься. Сможешь чему-нибудь научиться?

— Конечно. Жонглировать буду или что-то еще. Главное, покажите, как, — самонадеянно заявил Франсуа.

Патрик радостно хлопнул его по плечу и побежал искать хозяина.

Так Франсуа оказался в бродячем цирке. У него появилась надежда добраться до Оверни гораздо раньше, чем он рассчитывал. Передвигался цирк только днем, на трех повозках, в одной из них были сложены принадлежности для выступлений и сам шатер, называемый шапито, в двух других ехали артисты. Обычно три человека по очереди управляли лошадьми, остальные спали. К вечеру повозки останавливались на окраине города или деревни, выспавшиеся за день актеры выбирали удобную площадку и репетировали новые номера. С утра проходило представление, после него цирк снова погружался в повозки и двигался дальше.

Франсуа сразу предупредил господина Сарде, что покинет цирк в Лиможе. Тот в ответ потребовал, чтобы мальчик обучился любому виду циркового искусства и создал простенький номер, 'чтобы не зря наши булки жевать'. Подумав, Франсуа выбрал стезю канатоходца и довольно быстро обучился азам этой непростой профессии. Они с Патриком придумали веселую сценку, в которой Франсуа, идя по канату, то и дело падал, а Патрик, ругаясь и гримасничая, ловил его. Зрители покатывались со смеху, и господин Сарде был очень доволен.

Несколько недель пролетели незаметно. Настал день, когда труппа дала представление в Лиможе, и друзья в последний раз с большим успехом отыграли свою сценку. Франсуа сердечно простился с господином Сарде и его артистами, а Патрика отозвал в сторонку.

— Слушай, — торопливо зашептал он, — мне ужасно стыдно, что я сбежал, не сказав ничего матери. Так вот, когда будете в Париже, зайди, пожалуйста, на улицу Сен-Поль, найди госпожу Женевьеву Легран... хотя, может, она уже де Леруа... и передай ей, что у меня все в порядке. Только про сестру не рассказывай, не надо ей этого знать. Просто скажи, что видел меня, что все хорошо, я жив и здоров, ладно?

— Сделаю, — кивнул Патрик, — положись на меня. Вот только до Парижа раньше осени мы не доберемся.

— Ничего, хоть через несколько месяцев, но ей спокойнее будет.

Друзья простились.

Франсуа направился в Монферран, где жила Анна де Ла Тур. По мере продвижения на восток деревень на пути становилось все меньше, и на третий вечер после выхода из Лиможа Франсуа не смог найти ни одного поселения, где можно было бы остановиться на ночлег. Переночевав в поле и доев остатки сыра, которым его снабдили в последней пройденной деревушке, он продолжил свой путь.

К вечеру впереди показался лес, огромный и темный. Дорога шла прямо через него. Не доходя до леса, измученный и голодный Франсуа устроился на ночь. За весь день он так и не встретил ни одной деревни. "Что же теперь делать? — размышлял он. — Лес, судя по всему, немаленький, идти через него, может, несколько дней придется, а деревень там наверняка нет. Что я буду есть? И где ночевать?"

С этими невеселыми думами он незаметно уснул, а утром, голодный и продрогший, осторожно двинулся к лесу.

Он уныло брел по дороге, когда услышал позади себя шум. Через несколько мгновений его нагнала карета, сопровождаемая двумя всадниками. "Вот бы они меня подвезли!" В окне кареты он заметил даму, которая внимательно посмотрела на него. Вскоре кавалькада въехала в лес и скрылась из виду.

Однако, подойдя к лесу, он с удивлением увидел все ту же карету. Она стояла на дороге, оба всадника, наклонившись к окну, внимательно слушали пассажирку. Наконец, кивнув, они развернули коней и двинулись навстречу Франсуа. Он остановился и с беспокойством следил за их приближением.

Подъехав к нему, один из всадников спешился, другой остался в седле.

— Сударь, — вежливо обратился к нему первый, — вас желает видеть одна высокородная дама. "Анна, — мелькнула безумная мысль. — Да нет, не может быть".

— Как же? — растерялся Франсуа. — Я никого здесь не знаю.

— Это неважно, моя госпожа надеется, что вы не откажетесь погостить в ее владениях.

— Идти все равно придется, парень, — перебил его второй, презрительно оглядев пыльную одежду юноши, — так что лучше пошли по-хорошему. Не бойся, ничего плохого с тобой не случится.

Мысленно махнув рукой, Франсуа кивнул.

Ехать пришлось довольно долго. Часа через три карета свернула с дороги на широкую тропу и по ней углубилась в чащу. Вскоре лес расступился, и впереди заблестела водная гладь. Это было огромное озеро, на берегу стоял небольшой замок с квадратной башней, к нему карета и направилась. Франсуа, сидевший на козлах рядом с кучером, с любопытством оглядывался.

Въехав в ворота и миновав подъездную аллею, они остановились. Всадники спешились и препоручили Франсуа заботам подбежавшей прислуги. Его проводили в одну из комнат и оставили одного.

Юноша огляделся — все дорого, изысканно и красиво. Каменные стены увешаны гобеленами, тяжелые дубовые балки поддерживают потолок, большущий камин, резные стулья и лавки, скамейка для молитвы, высокий, выше человеческого роста, подсвечник на тридцать свечей в углу и кровать с балдахином. В боковом алькове — большая металлическая бадья для мытья, таз и кувшин с водой.

Послышался осторожный стук в дверь, вошла молодая служанка и с поклоном положила на лавку бархатный костюм.

— В шесть часов я зайду, чтобы проводить вас на ужин, — сообщила она и исчезла. А Франсуа смотрел ей вслед, пытаясь угадать, зачем его сюда привезли.

Тем же вечером Франсуа, чистый и одетый в синий бархатный костюм, сидел за длинным столом в огромной обеденной зале напротив сухопарой дамы лет сорока. Ее изящные руки нервно теребили салфетку, а умные карие глаза внимательно разглядывали юношу. Тот терялся в догадках — что нужно от него этой женщине? Зачем она его пригласила? Словно прочитав его мысли, дама улыбнулась и предложила:

— Если не возражаете, о делах мы поговорим позже. А теперь прошу вас, окажите мне честь отужинать со мной.

Франсуа, у которого третий день маковой росинки во рту не было, с готовностью согласился и, наплевав на этикет, набросился на нежнейшую козлятину, запеченную в миндальном молоке. Затем последовало традиционное для дворянского стола "тяжелое" мясо — оленина с орехами и овощами. Следом подали груши, сыры, сладкие булочки с тмином и имбирем и, наконец, гипокрас — вино с медом и пряностями.

Через полчаса юноша удовлетворенно откинулся на спинку стула, с трудом переводя дыхание. Его визави задумчиво наблюдала за ним. Едва лишь закончился ужин, она встала и жестом пригласила Франсуа в соседнюю комнату.

— Вижу, сударь, — начала она, когда оба устроились на резных стульях, — вы гадаете, зачем я вас пригласила. Что ж, не буду ничего скрывать и объясню вам все, как есть.

— Я весь внимание, мадам, — поклонился Франсуа.

— Мое имя графиня де Шарёз. Много лет назад у меня был возлюбленный, не буду посвящать вас в детали, суть в том, что вскоре мы расстались, и он уехал в Париж. Я же родила сына, которого назвала Жюль. Увы, прошлым летом он умер, оставив меня безутешной. Сейчас ему было бы тринадцать. А вам сколько?

— Четырнадцать, сударыня.

Она встала и, сдержанно жестикулируя, принялась ходить по комнате.

— Дело в том, что вы очень похожи на него. И, что еще важнее, на его отца, барона де Кердоне. К сожалению, мои дела в последние годы идут все хуже, и я остро нуждаюсь в средствах. Я надеюсь с вашей помощью получить их от барона.

— Каким же образом? — Франсуа пока не понимал задумки собеседницы.

— Мне нужно, чтобы вы представились его сыном. Я желаю получить содержание, и вы, конечно, внакладе не останетесь. Вас научат всему, что должен знать и уметь виконт де Шарёз. Когда вы будете готовы, мы отправимся к барону, и я вас представлю.

— А затем?

Графиня рассмеялась.

— Вы очень умны, молодой человек. Барон никогда не видел сына, вы на него похожи, нам несложно будет убедить его. Сложно предугадать, что будет дальше. Возможно, вам придется несколько дней пожить у барона, а может быть, мы уедем сразу. В любом случае, через месяц-другой я вас отпущу. Вы будете здесь на полном обеспечении, по окончании нашего предприятия сможете забрать с собой одежду, плюс десять ливров в придачу.

— А вдруг барон захочет меня видеть позже, когда я уже покину вас? Кого вы ему предъявите?

— О, об этом не беспокойтесь, как-нибудь выкручусь. В крайнем случае, скажу, что вы уехали в Англию.

Франсуа задумался. Чтобы добраться до Монферрана и забрать Бланку, ему понадобятся деньги. Спешить ему некуда, а десять ливров — огромная сумма, и она стоит того, чтобы задержаться здесь.

— Я согласен, сударыня, — просто сказал он.

— Прекрасно, — обрадовалась графиня. — С завтрашнего дня начинаем обучение.

Следующие полтора месяца прошли в непрерывных занятиях. Франсуа учили этикету, манерам, великосветской речи, истории, верховой езде, которую он почти позабыл за последние годы, фехтованию и многому другому. Графиня называла его Жюлем, а слуги — виконтом де Шарёз, и Франсуа постепенно привык к новому имени и фамилии. Ему нравилось здесь, в нем зрела убежденность, что именно так он и должен жить — в богатом замке, окруженный богатыми, знатными, образованными людьми. И, тем не менее, Франсуа считал дни до того времени, когда сможет продолжить путешествие в Овернь.

Постепенно он стал осознавать происходящие с ним перемены: он ощущал уверенность, которой раньше не было, в его манерах и речи сквозило чувство собственного достоинства. Теперь никому бы и в голову не пришло, что он сын перчаточника. Он многое узнал, многому научился, многое понял. И наконец настал день, когда графиня сказала ему:

— Я считаю, Жюль, что вы готовы предстать перед своим отцом.

Он сдержанно поклонился.

— Как вам угодно, мадам. Когда же мы едем?

— Барон приедет сам. Он теперь живет неподалеку, и я известила его, что желаю с ним переговорить.

У Франсуа екнуло сердце. Удастся ли их авантюра?

Барон де Кердоне приехал через три дня. Это был высокий, статный, широкоплечий господин лет сорока, с черными, подернутыми сединой волосами, усами и небольшой бородкой. Прежде, чем представить "сына", графиня уединилась с бароном в своей приемной. Франсуа слышал обрывки их разговора, сидя в смежной комнате.

— Вы уехали столь внезапно, — говорила графиня. — Что ж мне было делать?

Ответ барона Франсуа не расслышал.

— Мой супруг умер через месяц после вашего отъезда. Я осталась совсем одна с маленьким Жюлем на руках.

— И за тринадцать лет вы не нашли возможности известить меня, мадам? — насмешливо произнес де Кердоне.

— После вашего бегства, сударь, мне совсем не хотелось искать эту возможность.

— Что же изменилось теперь?

— Я нездорова, Мишель, — тихо сказала графиня. — Бог знает, сколько мне осталось. Я умру в покое, если буду знать, что наш сын находится под вашей опекой.

Она говорила столь проникновенно, что у Франсуа на мгновение защемило сердце: а ну как графиня и в самом деле при смерти? "Да нет, конечно. Сочиняет."

— Сударыня, я буду счастлив позаботиться о виконте де Шарёз, — произнес барон, сделав ударение на последнем слове. Судя по всему, он по-прежнему отказывался верить словам бывшей возлюбленной. — Почему, кстати, вы не вывели его в свет?

— Мы были вынуждены жить весьма уединенно: ведь считается, что он сын моего мужа. Но одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, кто на самом деле его отец.

Голоса стали удаляться, и Франсуа понял, что собеседники отошли к окну. Теперь он слышал лишь тон разговора, но слов разобрать не мог. Было ясно, что барон по-прежнему упорствует, и его собеседница начинает терять терпение. Раздался звонок колокольчика и чуть позже властный голос графини:

— Пригласите виконта.

Пятью минутами позже Франсуа предстал перед бароном. Вежливо поклонившись, юноша посмотрел на него и тут понял, что они действительно очень похожи. Де Кердоне тоже это заметил и не мог сдержать удивленного возгласа. По тому, как изменился его тон, Франсуа понял, что теперь барон склонен верить словам графини.

После первых приветствий де Кердоне принялся расспрашивать юношу о его жизни, вкусах, пристрастиях, взглядах. Франсуа, тщательно проинструктированный графиней, отвечал без запинки. К концу беседы барон окончательно уверился в том, что виконт де Шарёз — его сын, и вечером отбыл в крайней задумчивости.

Наутро графиня пригласила Франсуа к себе. Всегда сдержанная, сейчас она была крайне возбуждена.

— Дорогой Жюль! — объявила она, кивнув на бюро, на котором лежало вскрытое письмо. — Барон признает вас своим сыном, а мне назначает содержание в сумме.. впрочем, это не так важно. Главное, вы получите деньги и вскоре сможете вернуться к своим делам. Я прошу вас остаться на несколько дней, на случай, если барон захочет еще раз с вами повидаться. После этого вы свободны.

Она азартно щелкнула пальцами и добавила:

— Получилось!

Спустя неделю барон начал выплату содержания, а еще через несколько дней Франсуа покинул гостеприимный замок. Графиня предоставила ему свою карету, чтобы безопасно миновать лес, и самолично вышла его проводить.

— Мне будет не хватать вас, Жюль, — вздохнула она, обнимая юношу.

Он улыбнулся и, забыв на мгновение о приличиях, лукаво подмигнул ей.

— Кстати сказать, мадам, меня зовут Франсуа.

Графиня тихо рассмеялась.

* * *

И снова Франсуа шагал через поля, а в кошеле на его поясе звенели двести су. Вновь стали попадаться деревни, где он мог найти себе приют на ночь. Он шел уже неделю, и однажды на исходе дня увидел вдали темную дымку — это были горы Канталь, за которыми начиналось графство Овернь. Обрадованный Франсуа прикинул, что завтра сможет дойти до границы графства. Солнце клонилось к закату, пришло время искать ночлег. Заметив добродушного старика, идущего с поля к ближайшей деревне, мальчик подошел к нему.

— Доброго дня, — с улыбкой сказал он.

Старик оглядел Франсуа с головы до ног и удовлетворенно кивнул.

— И тебе, сынок.

— Как называется эта деревня?

— Сен-Сейти. Я там живу. А ты куда идешь на ночь глядя?