Ответил, — 'что токмо на заднице чирей просто так вылезет'
Покричали немного, друг на друга, он меня пугать начал, карами грозился...
Я стоял, смотрел на этого дядечку, и ни как не мог въехать — что ему от меня надо?
Спросил.
Его ответная речь мне очень понравилась, напомнила чем-то нашего парторга на собрании, слов много и ни о чем. Одним словом, — ' враги вокруг и воры'
Потом до меня дошло, просто раскручивает на взятку. А после того как он перешел к делам нашей маленькой фирмочки, всё встало на свои места. Дядя хотел долю.
Я стал отговариваться, — 'что это не мое и все дела делает Никодим, я же только мастерству обучен и спрос с меня маленький'
Только к обеду попал домой, был рад до усрачки что шкура осталась целой, но теперь вставала другая проблема что делать со средневековым рекитиром. На моё предложение завалить жлоба, Никодим отмахнулся и предложил свое решение. Основной наезд был на капсюли, вот он и предложил идти в пушкарский приказ и показать их там. По всему получалось, мне идти работать на государство. Но я был не готов. Не так хотел придти, сначала хотел свою винтовку доделать и отработать производство гильз. Но как видно не судьба, придется мне идти с тем, что есть. Весь вечер просидел в раздумьях. От того дьячка из приказа Никодим отобьется, налоги и сборы им плачены по полной и долгов за ним нет, слабое звено это я, мой приработок и есть цель этого ворюги. Идти и жаловаться нет смысла, я ведь некому ничего не платил. Этот момент как-то был мной упущен, и вот нашлась волосатая лапа желающая снять с моего дела сливки. С-Сука . Жирная. Толстая. Вонючая самка собаки.
От злости хотелось чего ни будь сломать или пришибить кого ни будь. Накатил соточку спирта, выпил, откусил соленого огурца и в мрачном настроении принялся рассматривать бревенчатые стены своей комнаты.
Очнулся я от своих раздумий, после вежливого стука сапогом в дверь, в раздражении крикнул, — Ты там ещё головой постучись.
— Если только твоей. Не отопрешь, по маковке настучу, когда войду.— Послышались невнятные восклицания других пришедших с Никодимом людей.
Я подошел, отодвинул засов и впустил в комнату всю честную компанию. Никодима, Силантия, Сидора.
Данилы ещё не было, не приехал. Мужики споро расставили на столе немудреный закусон, капуста квашеная в глиняной плошке, там же, поверху, с пяток огурцов соленых и две головки чеснока, шматок хлеба и бадейка пива, литров так на десять. Расселись по лавкам и табуреткам, вокруг маленького столика стоящего у окна. Сидор протер подолом рубахи кружку, взятую с полки, зачерпнул драгоценной влаги и преподнес её Никодиму, — Испей Никодим за здравие нового мастера пушкарского приказу, раба божьего Федора.
Тот степенно взял подношение, ладонью левой руки расправил усы с со словами, -'Будь здрав, Федор' — выпил. Крякнул, поставил пустую посудину на стол, протянул пятерню к закуске, пошевелил пальцами выбирая. Откусил от огурца половину и захрустел им, пережевывая. Сидор тем временем, успел зачерпнуть по второму разу и подать Силантию, Тот так же, одним махом выпил, скривился и потянулся за капустой.
Сидор налил себе и причастился. Глядя на их довольные рожи, я не выдержал и, забрав кружку, налил себе, уже поднося к губам, унюхал характерный запах Никодимовского самогона, а в посудинке-то грамм так триста пятьдесят, четыреста. Меня хватило только на половину, больше не осилил.
Никодим взглянул, буркнул, что-то невразумительно обидное, от чего парни засмеялись, а я сидел с открытым ртом и пытался удержать в себе это пойло. Перестроечный 'Рояль' амброзия по сравнению с этим. Продышавшись, подобрал половинку огурца и стал её грызть, заедая мерзкий вкус напитка.
— Никодим, предупреждать надо, я думал, что вы пиво принесли.
— Оно конечно, так и хотелось. Но показалось, что захочешь чего крепче, да и ребята меня поддержали.-
На эти слова две хитрые рожи радостно осклабились и закивали.
— Завтрева тебе по утряни, надоть быть на неглинке, — И хитро посмотрел на меня, — тебя ждать будут.
Я широко открыл глаза, с момента моего возвращения прошло не больше пары часов, а 'меня уже ждать будут'
— Что-то ты темнишь Никодим, поведай мне о том, чего я не знаю. Не успел вернуться и рассказать тебе, а ты меня уже сосватал кому-то. И кто он таков?
— Когда пойдешь, — он продолжил, как будто не слышал моего вопроса, — пищаль свою винтовую забери, заодно и её покажешь. Пистоны не забудь и эти, гыльзы с пулями. Они у тебя ещё остались или снаряжать надо?
— Никодим, ты кому меня продал?
Он, молча, посмотрел на меня, отвернулся в сторону, — Мужики, вот сделай человеку радость, избавь его от хлопот, так он норовит во всем гадость только увидеть.
И обратился ко мне, — Ни кому я тебя не продавал, кум это мой, он раньше пушкарем был, токмо ему, как вон Сидору, ногу изувечило, в колене не гнется. Чтоб ты знал, при пушках по гроб жизни, народ служит и от них только к богу уйти можно или пока от старости не сможет ядро в ствол заложить, вот тогда и будет послабление от службы государевой.
— Так ты меня хочешь на всю оставшуюся жизнь, в кабалу царскую загнать?
— То не кабала, а долг. Али ты не православный?
— Тебе что крест поцеловать? Или перекреститься? Никодим не говори всякий вздор. И не сбивай с толку. Кто твой кум?
— Подмастерьем он там, в колокольной избе.
— Да я, в колоколах, как свинья в капусте, разбираюсь.
— Федя, Федя, вот что значит, давно дома не был. Чтоб ты знал, и завтра не выставил себя как дурак.
Люд пушкарский делится на два разряда, пушкарей и затинщиков и на прочих, воротники, казенные кузнецы, казенные плотники, казенные сторожа и рассыльщики, зелейные, колокольные, шорные мастера, пушечные литцы, горододельцы, колодезники. Всякий народ трудится там и мало кто по своей воле уйти желает.
— Знаешь Никодим, мне во всем твоем рассказе нравиться одно слово, -'казенный' Это же люди, которые тайны ведают как пушку правильно сделать, как порох хороший намешать, кто же их отпустит ежели они уйти захотят? Только вперед ногами, на ближайший погост.
— Федя, тебе выпить надо, а то мысли у тебя дурные в голове ходят. Где ты только таких набрался?
И они пошли на второй заход, я пропустил этот круг. Дождавшись, когда они закусили, продолжил докапываться до истины.
— Всё-таки скажите мне, могу ли я спокойно уйти оттуда или нет?
— Сможешь, только сам не захочешь. — Глянул на меня, с грустью во взгляде.— Тебе ведь тесно здесь, не так ли? Помнишь, ты звал нас, в Тулу ехать?
Я кивнул и он продолжил.
— Отказался не оттого что жаль оставлять, всё здесь нажитое. А от того что стар я, на новом месте обживаться.
— Не сумлевайся Федька, тама тоже люди. — Как-то невпопад выступил Силантий.— Да и жить здесь будешь.
'Во радость великая, жить здесь, работать по двенадцать часов в сутки, добираться через пол Москвы. Хотя в этом есть какой то свой плюс, куплю себе шестисотого мерина, четыре подковы, кожаный салон, стальная от бортовка из стремян, а на сапогах у меня будет ' закись азота' для коняшки. Надо будет сделать себе ковбойскую шляпу... Блинн, куда меня понесло?'
— И как ты, Силантий себе это представляешь? С Неглинки, сюда каждый день добираться? Пока дойду, уже пора будет обратно выходить.
Он не успел ответить, встрял Сидор. — Федька, ты по субботам приходи...
— Да я смотрю вы меня не только продали, так и из дома выселили. Мне что, вещи собирать? Может, я пойду, чего уж до завтра ждать. Прямо сейчас и выйду, к заутренней службе как раз на месте буду.
Я начал заводиться по новой, мне и в самом деле, переть пехом с час по разбитым улочкам не очень хотелось.
Мне молчком пододвинули кружку, я машинально взял и выпил, поперхнулся жуткой сивухой и заткнулся, засунув в рот кусок квашеной капусты. Пока жевал, они говорили, а я слушал. В их доводах был свой резон. Мне и так в условиях нашей мастерской было тесно, не хватало технической базы, даже не так, средств не хватало. Для того же пресса для выделки гильз нужен был пресс с водяным приводом, а не наша дергалка. В уме я их понимал, но на душе почему-то было пакостно. Сроднился я с этими, в общем-то, чужими для меня людьми, и расставаться не хотелось. Почему-то мне так казалось. Почему?
— Ладно, уговорили. Наливай по последней, и я спать буду, завтра у меня трудный день, будет.
Мы выпили ещё чуток, посидели, поболтали, потом как-то разом они поднялись и ушли, а я остался в одиночестве, в своей комнатушке три на три метра, расположенной над нашей мастерской.
Часть четвертая. 'Казенная'
Вы когда ни будь, бывали, в каком ни будь старом колхозе, у которого за неуплату, вырубили электричество, нет денег на соляру, и это хозяйство развалилось ещё при Дмитрии донском? Факельное освещение, гужевой транспорт. Меня очень порадовал мой первый рабочий день на новом месте, когда вместо гудка погрузчика за вашей спиной, вам нежно дышит в ухо лошадь, хочется кричать в полный голос. Так эта стерва ещё и за воротник хватает, а возница скалится не меньше чем эта кляча, два сапога на одну ногу. Дал мерину по сопатке, пообещал начистить клюв водиле. Исполнить задуманное не успел, меня окликнул, как вы думаете кто?
Тот самый серенький мужичок.
— Федор? — спросил он меня.
Я наученный своими друзьями, снял с головы шапку и поклонился, — Он самый.
— Пищаль свою захватил? — Он кивнул на сверток с винтовкой, — Это правильно. Пойдем, тебя уже ждут.
И мы пошли по двору, перешагивая через кучи конского навоза, обходя стоящие телеги, с которых в сараи разгружали плетеные корзины и короба, к стоящему в дальнем углу дому. Поднялись на широкое крыльцо, на котором два бородатых мужика спорили о чем-то своем. Они на мгновение замолчали, проводив нас взглядом, и продолжили свой разговор. Мой провожатый взялся за деревянную ручку и потянул на себя, чуть скрипнув петлями, дверь открылась, и слегка нагнувшись, я вошел вовнутрь за ним следом.
С той поры прошел месяц. Первую неделю я только и занимался тем, что перевозил свое добро от Никодима и устраивался на новом месте. Барахла, я вам скажу, накопилось как у хорошего Плюшкина.
Три телеги под завязку и пяток возов потом не спеша добрал всякой хрени типа графита привезенного мне одним новгородским купцом из Карелии. Идея с карандашом, записанная однажды, потихоньку продвигалась своим чередом. Мне выделили пристройку к конюшне, метров так на двадцать квадратных с низким потолком и что удивительно с каменным полом. Дали двух помощников, рыжего как солнышко Ивана и белобрысого Сергея, правильней было называть Сергия. И прикрепили кузнеца со словами, когда он не занят, будет делать, что и все другие ковали. Я поинтересовался как насчет того чтоб мне отливали некоторые части, помогали в работе с медью и оловом. На меня посмотрели как Ленин на буржуазию и послали в литейку и мило улыбнувшись, сообщили, что у меня есть ученики.
Типа кости наши, мясо ваше. Учи, чтоб мастера могли в деле превзойти. Скромненько так спросили, о моих планах, что могу делать окромя пистонов. Боярин покрутил в пальцах патрон, спросил, — 'что это?'
Я ответил, — 'картуз закладной для пищали малой, с ней стрелять можно так часто, как это можно'
Не поверил.
У меня оставалось два десятка более менее хороших патронов, а размотал свою винтовку, показал в холостую, как она работает и предложил опробовать. Они, в комнате было пять человек, согласились.
Выйдя на улицу, мы завернули за угол и мне предложили стрелять в стену сарая. Отказался уж больно она хлипко выглядела. Им привыкшим к калибру в двадцать миллиметров видеть пульки странной формы и намного меньше, показалось, что эта преграда удержит. Невдалеке, метрах в пятидесяти, лежали наваленные бревна, указал на них и мне разрешили. Сходил туда, поставил несколько мишеней.
Вернувшись обратно, попросил зрителей отойти немного назад. Осмотрел патроны, приготовился, открыл затвор, вложил первый. Вскинул винтовку к плечу, нашел цель, затаил дыхание и плавно нажал на курок. Раздался сухой выстрел. Опустив ствол, правой рукой, моля в душе всех богов, потянул затвор на себя, он открылся, и стреляная гильза с мелодичным звоном выскочила. Из левого кулака вынул следующий, вставил в камору подал рукоять от себя, и повернул запирая. С легким щелчком взвелся курок. Упер приклад в плечо, мишень лежала ровно на мушке. Выстрел.
Выстрел.
Снова проделал привычные движения, выстрел.
Примерно за пару минут я расстрелял все патроны. Зрители чуть ли не выли от восторга, и когда я закончил, меня едва не растерзали на радостях. Тут же нашлись желающие, но пришлось им обломаться. Патроны кончились.
Следующая порция восторга была у бревен, мало того что все мишени были поражены в десятку, так глубина, на которую ушли в дерево мои пули, была очень большая. Веточками пытались измерить, но после того как одно из двадцати сантиметровых бревен оказалось пробито навылет, а пуля застряла в следующем, отказались и вопрос о малом калибре отпал сам собой.
Я немного лукавил, в заначке было ещё с полсотни патронов, но жечь их на потеху публике, не хотелось.
Мы вернулись обратно, на столе разложил разобранную винтовку и принялся рассказывать, из чего и как все сделано, какие инструменты надобны. Спросили про пистоны, я, мило улыбнувшись, развел руками. За винтовку не боялся, она без капсюлей, кусок железа годный только в качестве дубины и такой останется ещё лет сто.
Потом был перекрестный допрос, кто я. Откуда я, где этому делу учился. Не знаю, но, кажется наша с Никодимом, сказка, сочиненная с косых глаз, была встречена нормально. Задали несколько уточняющих вопросов. И словесная пытка продолжилась дальше. В начале беседы проговорился порохе и что с ним можно сделать. Ядра разрывные, были встречены недоверчиво, а вот идею ручных гранат поддержали, противопехотные мины обозвали подлым оружием, недостойным. Я пожал плечами. 'На войне все способы хороши' Разговор плавно перешел к пушкам и возможности сделать такие картузы для больших орудий. На это ответил честно, что не знаю, но раз это возможно с маленькими наверно и с большим калибром получится. Если бы знал во что ввязываюсь, молчал бы в тряпочку. Высказал идею миномета, ржали как кони. Обозвали его пукалкой, которая своим пердежом будет поражать врага.
Ну — ну, жеребцы стоялые, посмотрим через пару месяцев.
В общем, на работу меня взяли, положили оклад, от казенного жилья отказался, жить в казарме с толпой мужиков... Армии хватило. У Никодима хоть какой-то бытовой комфорт я успел обустроить, теплая вода, душ, до унитаза правда руки пока не дошли, но и это не за горами. Время, вот чего мне не хватало. На новом месте я стал пахать как проклятый, мои два ученика, Ванечка с Сереженькой...
Капсюли заканчивались, и я решил пополнить запас, одного оглоеда посадил штамповать чашки, второй должен был раскатать олово в фольгу. Сам же занялся восстановлением своей хим. лаборатории.
Собрал вытяжной шкаф. Каждый был при деле. Всё спокойно шло до того момента пока я не начал смешивать кислоты со спиртом. Началась реакция, я прикрыл створки шкафчика и вышел на улицу. Пробыл там буквально пять минут, возвращаюсь обратно и вижу картину, от которой остатки седых волос на моей голове встают дыбом. Два этих великовозрастных дитяти, едва не стукаясь своими тупыми черепушками, заглядывают вовнутрь и тянут лапы к банкам. Раствор парит, хорошо от открытой двери тяга усилилась и все на улицу потянуло. Всё что я смог это прохрипеть типа, 'фу, назад, место' Они испуганно отскочили при этом кто-то из них задел банку рукавом, и она закачалась, едва не опрокинувшись. Я закрыл глаза и не открывал их, прислушиваясь, стояла мертвая тишина.
