1.Паладин поневоле

Обратный путь вышел более утомительным. Я следовал за мальчишкой по звуку. Иногда он останавливался, чтобы ощупать стены прохода и свернуть в нужную сторону. Часто приходилось подниматься вверх по полусгнившим лестницам. Удивительно, как я смог забраться столь глубоко, ничего себе не повредив и не отстав от беглеца.

— Как ты ориентируешься в темноте? — поинтересовался я спустя некоторое время.

— Тут на каждой развилке выбиты указатели. Большие стрелки указывают направление главного прохода. Маленькие — на вспомогательные ответвления. Еще есть много других пометок, которые проходчики оставляют для себя. Есть отдельные метки контрабандистов и преступников. У нас тоже свои отметки, которые знаем только мы.

— Так если каждая ватага мальчишек начнет ставить собственные метки, тут живого места не останется.

— Так и есть. Только в больших проходах никто ничего не ставит, там все понятно, а вот в мелких ответвлениях уже сложнее. У каждой группы свои маршруты и тайные ходы и только им известны коды отметок. Некоторые мы знаем, догадались, изучая в разных местах. Некоторые никуда не ведут, просто чьи-то личные пометки.

— Может, клад закопан поблизости?

— В ракушечник или камень много не закопаешь. Тайники могут быть, но чтобы их хорошо замаскировать, нужно постараться. Мы парочку нашли.

— Разбогатели?

— Какое там? — вздохнул парень. — Там крэг был, а нам проблемы ни к чему.

— Показать сможешь? — тут же оживился я.

— Сразу и не вспомню, где это было, — затянул Эрик фальшивым голосом.

Набивает цену? Вполне может быть. Или не хочет без разрешения Люка сдавать тайники. Ничего, к этому вопросу мы вернемся позднее. Сейчас приходилось ползти, идти, взбираться по лестницам, чтобы выбраться на освещенный участок. Не могу сказать, что света там оказалось много, но после кромешной тьмы мы могли хоть что-то видеть.

— Не слишком много света, — заметил я.

— Глубоко. Повыше светлее будет. Тут обычно с фонарями ходят.

— А свет как попадает на глубину?

— Сверху дырки в ракушечнике сделаны. Сквозь них. Вода с улиц тоже по ним стекает. Только дырки не очень большие и свет не далее трех ярусов проникает.

— Мы на третьем ярусе?

— На седьмом.

— Тогда откуда свет?

— Из бокового прохода, что к морю выходит. Мы от тебя в него сбежали на берегу.

— Так мы под портальной станцией?

— Немного в стороне. Пещера, в которой мы были, под портальной станцией.

— Тут повсюду много камня, зачем в нем делали ходы, если тут нет ракушечника?

— Не все в городе из ракушечника. Та же мостовая из камня, богатые дома из камня. Раз удачно до гранита докопались, так отсюда и брали на разные нужды, — совсем по-взрослому объясняет мне Эрик.

— А сколько всего тут ярусов?

— Десять, местами больше. Я не все знаю. Мы под городом в основном крутимся, а тоннели идут к старому городу и еще дальше. Тут на несколько километров за городом сплошные ходы.

— А дальше?

— Дальше, как море пролегало в древности. Говорят, местами по двадцать километров от берега ракушечник залегает пластами и глубина разная. Только не спрашивайте, почему так. Не знаю.

— А входы в подземелья в каждом доме есть?

— Почти.

— Почему почти?

— Некоторым не нужно, да и 'обнести' через такой ход могут.

— Тогда зачем делают?

— Чтобы скрыться незаметно.

— Тут одни преступники, что им нужно скрываться?

— Не знаю. У меня отец выдолбил нишу, чтобы товар хранить. Один раз утащили все мясо, пришлось внутри решетки ставить.

— Как утащили? Замок взломали?

— Прорезали ход в ракушечнике.

Да уж, не так-то просто с этими подземельями. Поди, таким способом и в дом попасть можно, когда хозяева отлучатся.

— Так и в дом ход пропилить можно, — высказал я предположение вслух.

— Можно. Ты разве не заметил, что на первом этаже у всех под ногами гранит? Для того и ставят, чтобы бесшумно никто пробраться не смог.

— Я думал, чтобы долговечнее.

— И долговечнее тоже. Сейчас фонарь зажгу, чтобы нормально ходить.

Эрик вытащил из потайной ниши фонарь и быстро его разжег при помощи кресала. Можно было рассмотреть окружающую обстановку, только смотреть особо не на что. Зато парень показал мне, как обозначаются направления выбитыми на камнях стрелками. Углубления можно было ощупывать руками в темноте, не боясь ошибиться. Со стрелками все было довольно просто, если понять основные направления. Были дополнительные точки, обозначающие объекты на поверхности, но это уже на верхних уровнях. На глубине стрелок было меньше, в основном, одни индивидуальные пометки. Как оказалось, к большому проходу выбраться довольно просто, но мы сейчас направлялись не туда. Нам нужно в убежище Савана. Влажная одежда совсем не грела, но я надеялся, что она скоро высохнет.

— А чего Саван так далеко от тайного убежища жил?

— Не далеко, на два яруса выше. Только тебе тем ходом не пролезть, застрянешь. Оттого мы кружным путем идем. Ну и светлее тут, — покачал фонарем мой проводник.

— Чего ты тем ходом не воспользовался? Я бы за тобой не пролез.

— Пока я протискивался бы в дыру, ты мог меня схватить, — пояснил мой провожатый.

— Как ты все успел продумать!.. — похвалил я парня, на что он довольно фыркнул.

С фонарем передвигаться стало проще. Эрик не ощупывал выступы с указателями, а лишь кидал на них взгляды. Я даже не пытался запомнить путь, не получится. Да и с сыном мясника вроде поладили. Он меня сюда снова проведет в случае чего. Когда дождусь подмоги, через несколько дней.

Когда мы добрались до места, мое тело оставалось закоченелым. Меня знобило, зубы периодически постукивали.

— Не можешь согреться? — скорее констатировал, нежели спросил Эрик.

— Да, как-то не получается.

— Это с непривычки. Походишь по тоннелям, привыкнешь. Тут сквозняки сильные, особенно на верхних ярусах. По сквознякам даже направления можно определять.

— Нет у меня желания по тоннелям ходить.

— Удобно, — пожал плечами мальчик, забираясь в убежище Савана.

Убежищем оказалась крохотная щель в стене, куда я протиснуться не смог. Эрик вытаскивал наружу все, что было внутри, а я внимательно осматривал. Ничего интересного мы не нашли. Собственно, чего тут можно найти? Парень не более пяти дней ходил с шептуном в сознании. Чего мы в вещах ищем? Не знаю, но осмотреть стоило, хоть для галочки.

— Домой? — спросил Эрик, когда вылез из расщелины, сложив там вещи. Он надеялся, что Саван вернется, и я не мог его расстроить, потому терпеливо ждал.

— Да. Загулялись мы тут с тобой.

— Это точно. Наверху уже темно, отец ругаться будет.

— С отцом я разберусь, а почему темно?

— По времени должно стемнеть.

— Так недавно свет шел из бокового прохода.

— От того и шел, что солнце садилось и прямо в проход светило.

Парень растолковывал мне все, как мальчишке. Будто не он тут ребенок, а я. В вопросах подземелий так оно и есть, не мое это место. Я так и не смог согреться, поэтому мечтал быстрее выбраться наверх. Не знаю, насколько быстро мы дошли, только к концу пути меня прилично шатало. Впервые почувствовал непонятную слабость и головокружение. Не такое, как от пропущенного удара в голову, а постоянное, будто мир вокруг качается. Я лишь приблизительно запомнил, где мы вышли на поверхность. Вроде в одном квартале от нашей улицы вниз. Подниматься наверх оказалось необычайно тяжело. Странно, но наверху оказалось ненамного теплее. Холод никак не хотел отпускать меня из своих объятий. Видя мое состояние, Эрик вел меня за руку, чтобы я не упал или не сбился с пути. Удержать он меня не мог, но как поводырь был очень кстати.

Хотел спросить, отчего не вернулись через его подвал, но на вопросы не оставалось сил. В городе темно, фонари только зажигают. Люди, праздно шатающиеся по улицам, с интересом на меня смотрят. Согласен, видок у меня еще тот. Мне сейчас наплевать на приличия, я хочу принять горячий душ, чтобы согреться.

— Тебе совсем плохо, дядя Артур, — заговорил Эрик, когда мы были недалеко от моего дома. — Я тебе помогу до комнаты дойти. Ты ведь напротив нашей лавки живешь?

Сил отвечать у меня не было, я лишь кивнул. Малявка помогает мне, здоровому мужику. Похоже, не совсем здоровому. Я никогда не болел и понятия не имел, каково это — болеть. Наверное, мое нынешнее состояние можно назвать болезнью.

— Заходи, я дверь подержу, — мой поводырь юркнул в подъезд, открывая дверь передо мной.

Устало опираюсь рукой о дверную створку. Дышать тяжело, в глазах мелькают темные пятна, а мне еще наверх подниматься. Эрик терпеливо ждет, пока я выровняю дыхание.

— Убью! — раздается крик за моей спиной вместе с громким топотом.

В моем мозгу щелкает какая-то шестеренка, резко оборачиваюсь, чуть приседая в коленях, чтобы легче было переместиться от опасности. Темный силуэт несется на меня. Это не профессионал, это простой мужчина, готовый меня убить. Увернуться не успею. Иду на сближение, чтобы перехватить тянущиеся ко мне руки и в падении на спину перебросить чужое тело через себя. Нападавший ничего подобного не ожидал. Крякнул, когда моя нога уперлась в его живот и молча перелетел через меня в открытую дверь подъезда.

— Папа, ты чего? — раздался голос Эрика где-то там и я отключился.

Очнулся по ощущениям довольно быстро. Меня несли на руках, несли по лестнице, я догадался по потряхиванию.

— Я сам, — пытаюсь освободиться.

— Не стоит, — настоятельный голос мясника и крепче сжимающиеся объятия не оставили мне шансов. Понимаю, что возражать бессмысленно. Пробую сориентироваться, вроде наверх несут, домой. Осознав, что меня несут домой, успокаиваюсь. Вдалеке оханье женских голосов и я опять отключаюсь.

Очнулся от того, что мне холодно, тело вибрирует мелкой дрожью. Хочу свернуться калачиком, чтобы хоть немного согреться. Что-то мягкое и теплое касается моей спины. Дрожь от этого никуда не уходит, зато появляется ощущение теплоты. Нежная рука обнимает мое тело, завершая объятия. Женщина, обнаженное женское тело прильнуло ко мне, чтобы согреть. Мне не до сентиментальностей или эротических мыслей, мне немного лучше и я опять проваливаюсь в сон.

— Ну же, просыпайтесь, голубчик, — раздается заботливый голос где-то надо мной.

Открываю глаза. Удивительно, но пробуждение было быстрым, без каких бы то ни было неприятных ощущений.

— Ну вот, уже лучше. Вижу у вас все хорошо, скоро будете в строю, — рука полненького дядечки перемещается перед моими глазами. У него добрые, искрящиеся глаза, приятная улыбка, одним словом — производит положительное впечатление. — Что же вы так неосмотрительны, господин Лигвант? Я даже не говорю о простуде, которую вы умудрились подхватить в столь сжатые сроки. Нельзя себя так не любить. Неужели так сложно устраивать себе, хоть небольшой отдых? Так ведь можно перегореть на работе.

— Я устроил. На море сходил.

— Сходили. Все бы ничего, только вы, похоже, не слышали, что нельзя долго находиться на солнце? Защитным кремом пользовались? Не отвечайте, по вашей коже все видно. Обгореть на солнце, чтобы потом полезть в холодное подземелье и это все на фоне нервного истощения. Если с вашей простудой медики справились быстро, то с нервишками — беда. Я впервые сталкиваюсь с таким опустошением. Ну нельзя же себя так доводить.

— Где я? — прерываю монолог, который не собирается прекращаться.

— В больнице, естественно. Скажите спасибо мальчику, что поднял тревогу. Дамочка в вашей постели вряд ли могла серьезно помочь. Кто вам подсказал такой способ лечения? Я, конечно, понимаю, что это приятно, но поверьте моему опыту — глупо.

— Какая дамочка?

— Не знаю. Когда за вами пришли, она пыталась вас согреть своим обнаженным телом, даже отпускать не хотела. Подружка?

— Не помню.

— Что с вашими нервишками делать будем? У вас налицо умственное переутомление. Ситуацию осложняет то, что вы паладин. Ваше сознание слегка трансформировано, поэтому с лечением будут сложности. У вас какая часть воспоминаний потеряна — последние годы?

— Все.

— В смысле все?

— Все воспоминания потеряны. Я помню себя семь лет.

— Да, тяжелый случай. На вас не действует гипноз, а без него воздействовать на вашу психику будет сложно, во всяком случае, моими методами, — задумчиво потирает подбородок мой собеседник. — Мне кажется, я помню один такой случай, но сейчас это не важно.

— А вы вообще кто?

— Ой! Простите меня. Вечно болтаю, забывая представиться. Элиоз Разумович, доктор магической психологии, местный психолог. Не слышали?

— Нет.

— Странно, я один из лучших специалистов на Тавре. А кто вами занимался после происшествия?

— Я не помню. Мною многие занимались поначалу, когда я ничего не понимал, а дальше потеряли ко мне интерес. Местный психолог Лигатный пробовал пробудить воспоминания, но быстро сдался.

— Лигатный, Лигатный, — попытался вспомнить Элиоз. — Не припомню такого. Наверное, посредственность, не заслуживающая внимания. А вас я наверняка осматривал, только не припомню сейчас точно.

Т-а-к, наш психолог мнит себя светилом психологии, — сделал я вывод с его слов. Ну это ладно. В целом, он производил положительное впечатление. Не знаю, каков он в деле, только лечить нервишки мне ни у кого не хотелось.

— С чего вы доктор взяли, что у меня нервное истощение?

— Ну как же, это очевидно. Вы видели магические пульсации своего мозга? Ах, да, у вас же нет магических способностей. Так вот у вас все признаки нервного истощения. Скорее всего, последнее время вы усиленно думали над чем-то, не давая своему сознанию передохнуть. Ведь так?

И что ему ответить? Конечно, думал. Я постоянно думаю о чем-то. Не могу сказать, что я переутомлялся. Спал, вроде, регулярно. Нервничал в меру. Не чувствовал я никакого особого утомления до похода на море.

— Не чувствовал я никакого переутомления, — сообщаю свои выводы доктору.

— Ну как же так, я же вижу по вашему фону. Небось, пытались расследовать смерть предшественника, зашли в тупик и нервничали. Тут любому очевидно, а мне и подавно.

— А вы не думали, что можете ошибаться?

— Я, ошибаться? Могу, но только не в вопросах психологии и психики, — Элиоз посмотрел на меня взглядом, полным превосходства. Да, амбиций у него выше крыши.

— Я тут вспомнил, что доктор Лигатный упоминал как-то, что мой психоэмоциональный фон выглядит истощенным в магическом плане.

— А ведь вы правы, действительно такое возможно. Я же к вам, как к обычному человеку примерялся, а если у вас полная потеря памяти, очень даже возможно, — задумчиво бормочет доктор.

— Значит, я здоров?

— Для полной уверенности мне необходимо за вами понаблюдать хотя бы несколько дней. Я разрешу выписать вас отсюда, только обещайте в течение недели ко мне заглядывать для наблюдений. Это займет не более пяти минут, зато мы будем уверены, что с новым паладином все в порядке.

— Я постараюсь, — обещаю, чтобы отделаться от доктора побыстрее.

— Тогда я пойду. Дальше вами будут заниматься обычные медики.