Изоморфы

Костя почти с безразличием наблюдал за их очередной встречей. Вчера перепуганный Сергей Витальевич оставил ему кучу сообщений на автоответчике. Он считал, что они едва не потеряли Гая, и был безмерно рад, когда тот вернулся в отель. Костя же не разделял тревог своего наставника, потому что знал: где она, там и Гай. И не сомневался, что увидит эту сладкую парочку еще не раз вместе, пока Коэн не решит прекратить это пиршество изоморфов. Сегодня была его очередь следить за Гаем. Дюпре был выведен из игры. Одри — стерта с их радаров благодаря безмерной глупости француза: такого от него даже Костя не ожидал. Зато теперь он мог не сомневаться, что больше никогда не увидит ненавистное высокомерное лицо. А его за своевременную информацию наверняка поощрят. Костя размышлял о том, что было бы совершенно закономерным сделать его главой их восточного отделения. А что до Сергея Витальевича, то он наверняка даже не сразу бы об этом догадался. А если бы и догадался, все равно не смог бы ничем помешать. Единственный вопрос, который для себя по-прежнему не решил Костя — это имеет ли смысл сейчас сдавать Сашу или придержать пока в качестве козыря в рукаве.

Когда она ударила Гая ниже пояса, Костя едва не поперхнулся Колой, которую спокойно потягивал. Во все глаза он смотрел, как она решительно идет к нему. Отчаяние и глупая надежда одновременно затопили его душу. Неужели она прислушалась? Теперь, когда он ее почти сдал? Что она делает?

Саша стояла перед ним, глядя на Костю как-то особенно грустно, будто сожалея о чем-то непоправимом.

— У тебя все в порядке? — не нашелся ничего лучше спросить Костя.

— Нет, — покачала она головой.

— Ты что-то хотела? — неловкость нарастала между ними с катастрофической скоростью.

— Прости меня, — прошептала Саша, а в ее глазах встали слезы.

— За что? — пробормотал он.

— За то, что верила этому уроду, а не тебе. За слепоту, которой меня наградила природа. За... — она замолчала, вытирая глаза и сердясь на саму себя.

— Все еще можно исправить, — проговорил он, мысленно возвращаясь на попятную и пытаясь продумать, как заставить Коэна и организацию забыть о девушке.

— Поздно, — ее глаза глядели с отчаянием, — уже ничего нельзя исправить.

— Ты только вчера кричала, чтобы я проваливал, — напомнил ей Костя, — европейцы приехали только вчера, еще не поздно.

— Ты не понимаешь, это было днем, — ее улыбка разрывала душу. Костя чувствовал, что что-то произошло, что-то настолько серьезное, что ее глаза стали старше на несколько лет. Перед ним больше не было наивного ребенка, каким она была еще вчера, высокомерной девчонки, отстаивающей право на свою личную жизнь, это были осколки того вчерашнего человека, спаянные воедино в новом существе.

— Почему ты ударила Гая? Что произошло?

— Потому что он лгал мне, во всем, — с каким-то удивительным равнодушием произнесла Саша, словно ей не было больше ни больно, ни обидно.

— Ты любила его?

— Любила? — Саша с недоумением посмотрела на Костю, будто вспоминая значение этого слова. — Может быть, наверное, не помню.

— Саша, что с тобой? — он попытался взять ее за руку, но она поспешно отстранилась.

— Не прикасайся ко мне, — выпалила, и уже спокойнее добавила, — пожалуйста.

Потом снова взглянула на него, будто прощаясь, и сделала нерешительный шаг назад.

— Если решишь меня сдать, я пойму, — проговорила она.

— Не собираюсь я тебя сдавать, — огрызнулся Костя, не понимая, что происходит.

— Хорошо, — так же безразлично заметила она и, развернувшись, пошла прочь.

Костя смотрел ей вслед, и ему в голову не приходило ни одной умной мысли. Он понимал, что случилось непоправимое, но не мог облечь свои ощущения в слова. Гай уже справился с болью и сидел на стульчике кафе, обхватив руками голову. Неужели он ее все-таки любил? Что произошло? Костя определенно ничего не понимал в разборках изоморфов.

* * *

— Что вы намерены делать? — звенел в трубке голос Хорна, а Коэн лишь устало кривился, отодвигая трубку чуть дальше от своего уха. — Мои люди мне сообщили...

— Я не сомневался, что Вы уже в курсе всех событий, Хорн, — прервал его Коэн.

— И что вы...

— Я намерен покончить с этим балаганом, и взять Гая.

— Взять Гая? — казалось, даже лисица Хорн оторопел.

— Да, взять Гая и всех причастных к нему лиц.

— Но там же никого, кроме Гая не осталось, — удивился Хорн.

— Всех причастных, — по слогам повторил Коэн.

— Вы надеетесь отыскать среди них других изоморфов, — ухмыльнулся голландец.

— Именно, — подтвердил Коэн.

— И как Вы намерены это сделать?

— С помощью наших исследований, с помощью дезинтегратора, в конце концов. Я сдам этих ублюдков Пресли, и пусть сам с ними разбирается: кто из них человек, а кто нет.

— Но как вы их всех вывезете из страны? — засомневался Хорн.

— А Вы для чего, Ван дер Хорн? — не без издевки заметил Коэн, и его собеседник замолчал.

— Вы же понимаете, что это будет тяжело, — начал он.

— Понимаю, — бросил глава и отключился. Больше у него не было ни сил, ни настроения болтать с голландцем. Пришло время отдавать приказы и действовать.

— Сергей, — обратился он к русскому, — Дюпре сказал, что вы видели девушку, с которой встречался Гай.

— Да, — охотно отозвался Сергей Витальевич. — Мы и досье на нее собрали. Вот, можете взглянуть, — он протянул Коэну тоненькую папочку.

— Хорошо, — после непродолжительной паузы и беглого осмотра содержимого, бросил Коэн. — Значит, вы, — и он перешел на английский, обращаясь к сотрудникам, приехавшим с ним из Амстердама и подкреплению, что прибыло сегодня, — займетесь деловым окружением Нуда. Я хочу, чтобы вы достали всех, с кем он встречался. И мне все равно, как вы это сделаете.

Когда люди начали расходиться, глава вновь обернулся к Сергею Витальевичу:

— А Вы достаньте мне эту девушку, — Коэн постучал длинным пальцем по папке, — хоть из-под земли.

— А как же Гай? — осмелился уточнить Сергей.

— Гаем я займусь лично, — удостоил его ответом глава и первым покинул офис.

Сергей Витальевич опустился на стул, почесывая голову. Ему было даже жаль эту девчонку-курьера, которая по большому счету не имела к изоморфам ровно никакого отношения. Чего Коэн так взъелся? Все из-за этой грустной истории с Дюпре? Костя успел уже ему объяснить, что случилось, и Сергей только диву давался, на что готовы французы ради любви. Убийства из ревности всегда казались ему прерогативой пламенных испанцев. Впрочем, глядя на Дюпре, нельзя было с уверенностью сказать, что в его жилах не течет испанская кровь. Но, в любом случае, мужик он был неплохой, пусть и сорвало у него башню от какой-то красотки. И у Сергея возникло сильное желание навестить все-таки Антона в камере предварительного задержания.

По дороге в милицию он набрал Костю.

— Да, Сергей Витальевич, — взволнованно отозвался тот.

— Ты у гостиницы? — уточнил старший.

— Да.

— Там скоро приедет Конь, может, еще кто. Ты не пугайся. Тут такое дело: они решили прикрыть лавку и всех повязать.

— Кого всех?

— Всех, с кем общался Гай. Ну, и самого Гая.

— А Саша? — вырвалось у Кости.

— Да, что до девчонки, то ее возьмем мы с тобой. Личный приказ Коня.

На этот раз даже дурацкое прозвище Коэна, которое приклеил к нему Сергей Витальевич, не улыбнуло парня. Буквально полчаса назад они расстались с этой новой, незнакомой ему Сашей, вызывавшей уважение и сострадание, как на нее уже открыта охота. И больше не имеет значения, изоморф она или нет — девушка все равно в списке подозреваемых. Что сделают с ними дальше, оставалось только предполагать, но Костя не настолько был наивен, чтобы не понимать, что ничего хорошего им не светит.

— Когда? — чужим голосом поинтересовался Костя.

— Что когда? — не понял Сергей Витальевич. — Конь приедет с минуты на минуту. Жди его. А потом, как освободишься, звони — поедем за девушкой.

Костя ругал себя на чем свет стоит: ну почему он снова не додумался взять ее номер. Теперь у него опять не было возможности предупредить ее об опасности. Только на этот раз бесполезно было следить за Гаем, не говоря уже о том, что Гая вот-вот повяжут.

Коэн с подмогой действительно прибыл буквально через несколько минут. Костя почти не удивился, когда спустя непродолжительное время, группа покинула гостиницу с плотно завязанным извивающимся мешком в руках. Кто внутри — догадаться было не сложно.

— Что с ним будет? — не удержался Костя от волновавшего его вопроса.

— Вы еще так юны, Костя, — снисходительно заметил Коэн, довольный проведенной операцией. — Для таких, как он, только одна дорога. Причем, для Гая и его друзей дорога будет такой, что они позавидуют мертвым, — холодно ухмыльнулся Коэн, а у Кости мороз пошел по коже от выражения его лица и интонации, с которой он это произнес.

— Но среди них ведь могут быть обыкновенные люди, — несмело возразил он.

— Что ж, в таком случае этим людям не стоило связываться с врагами человечества. У всего есть своя цена. Дюпре за общение с изоморфом заплатил своей жизнью. Но их жертва, по крайней мере, не будет напрасной, если позволит нам продвинуться с результатами исследований.

— Вы отдадите их в лабораторию? — ужаснулся Костя.

— После того, как с ними поработают наши специалисты, да.

В этот момент Костя безоговорочно поверил в то, что лучше быть мертвым, чем в списке Коэна.

— Вы свободны, Костя.

Парень машинально поблагодарил Коэна и проводил взглядом удаляющийся неприметный фургон. Вот также неприметно исчезнут и те, кто имел несчастье общаться с Гаем.

Костя пулей помчался к дому Саши. Он должен был успеть первым.

* * *

Костя нашел ее сидящей на скамейке у подъезда и от неожиданности даже не сразу успел затормозить.

— Что ты здесь делаешь? — спросила девушка, но, судя по голосу, ее вряд ли на самом деле это интересовало.

— А ты? — спросил он и, не дождавшись ответа, тут же продолжил: — Впрочем, к черту. Тебе нужно убраться из города, как можно дальше, залечь на дно и не высовываться какое-то время, пока я не дам знать.

— Куда залечь? — удивленно моргнула Саша. Значит, что-то все же способно было ее еще удивить.

— Не знаю. Лучше, к кому-то не из родственников, потому что такие связи легко просчитать.

— Ты меня сдал? — грустно улыбаясь, произнесла Саша.

— Что ты говоришь, — оторопел Костя, — нет, конечно. Очнись, у нас очень мало времени, тебе нужно уходить! — он, как мог, пытался внушить ей страх, чтобы она начала шевелиться и действовать, а не пребывать в своей странной апатии.

— Не хочу, — проговорила она.

— Не хочешь чего? — их разговор с каждой секундой становился все более и более странным.

— Ничего не хочу. Не хочу прятаться и убегать. Хотят меня поймать — пускай.

— Ты не понимаешь, — едва не заорал Костя, хватая ее за руки и встряхивая. — Они не просто поймают тебя, они будут ставить над тобой эксперименты, мучить, пока ты не начнешь мечтать о смерти, но они не сжалятся, а продолжат, и постараются растянуть эту муку настолько, насколько смогут. Это не полиция и не правосудие, это люди, которые делают все, что хотят и считают нужным, ради своей цели.

— Отпусти, — зашипела на него девушка, и он вынужден был разжать руки, настолько зло и агрессивно она на него посмотрела.

— Ты услышала то, что я тебе только что сказал?

— Что за мной охотится группа садистов? Так зачем ты среди них? — сейчас она снова выглядела, как совершенно незнакомый ему человек.

— Следить и путешествовать по миру — это одно, — произнес Костя, — а мучить людей — совершенно другое.

— Неужели ты открещиваешься от них?

— А что, только тебе можно? — огрызнулся парень, и Саша как-то сразу сдулась.

— Куда мне идти, — безнадежно произнесла она, — я никого, кроме родителей, не знаю.

— Ну, не знаю, к подругам, друзьям, в конце концов, к бывшему парню.

— У меня никого нет, — обреченно прошептала Саша. И это прозвучало до боли искренне.

— Ладно, — Костя начал лихорадочно соображать, у кого из его родни девушка могла бы укрыться на время. — Вот, номер тети Лены, — начал писать он на чьей-то визитке, выуженной из кармана, — позвонишь ей, скажешь, что я прислал. Скажешь, что приехала поступать, из... сама придумаешь, откуда.

— Костя, — остановила его Саша, — а что, если они найдут меня там? Они ведь не пожалеют твоей тети, а когда поймут, чья это родственница, не пожалеют и тебя, как сообщника. Я не хочу больше никого тянуть за собой, — покачала она головой.

— Нет-нет-нет, только не сдавайся! — Костя снова хотел было встряхнуть ее за плечи, но вовремя остановился. — Ну, хочешь, побудешь у моего друга, школьного, о нем точно никто не вспомнит.

— Он убивал? — неожиданно спросила Саша. — Дрался? Применял насилие?

— Нет, — не понимая, к чему она клонит, проговорил Костя.

— Конечно, нет, — с досадой произнесла девушка. — Ты ведь сам ничего этого не знаешь. Сыщик. — Последнее слово прозвучало в ее устах, как ругательство.

— Я не понимаю, к чему ты ведешь.

— Понимаешь. Такие люди, как ты или твой друг, не готовы к вещам, к которым прибегнет Коэн, чтобы достать меня. Если он, с твоих слов, с такой тщательностью собирает всех, с кем общался Гай, то, как ты думаешь, он запросто откажется от мысли достать меня?

Костя молча покачал головой, а на его глазах впервые выступили слезы.

— Что ты будешь делать? — глухо спросил он.

— Тебе лучше не знать, — с легкой улыбкой отозвалась Саша.

Как она могла еще и улыбаться в такой ситуации?

— Ты права, — согласился Костя. — Если Дюпре им только намекнет, что ты мне была не безразлична, они начнут рыть в мою сторону.

Косте показалось, что Саша его уже не слушает: грустная улыбка продолжала играть на ее губах. О чем она сейчас думала? О чем думает человек на грани открывающегося кошмара? Он не мог ей ничем помочь, он мог только стоять в стороне и смотреть, как она тонет.

Глава 17

Бедная девочка в розовом капоре...Видишь, море за окнами пенится,Полетим с тобой, девочка, за море.

Решение пришло само. А, может, это ноги ее привели туда, куда Саша в своем уме никогда бы не вернулась. По правую руку маячил ряд темных гаражей, а слева от нее высилась многоэтажка.

Если он не примет ее, тогда она умрет. Если примет, и их не найдут — тогда она будет спасена. Если найдут... он — единственный человек, которого ей совершенно не жаль. И как бы с ним ни поступила организация, Саша почему-то не сомневалась, что и этого было бы недостаточно за все то, что он натворил в жизни. Когда она думала о знакомых и близких Кости, ей представлялись мягкие, интеллигентные люди. Да и она сама до недавнего времени была всего лишь правильным ребенком, который все делал для того, чтобы ее похвалили. Домашние дети, этим они и отличаются от детей улицы: своей нежизнеспособностью в тяжелых условиях. Паиньки скисают на раз-два, тогда как раненые звери продолжают драться. Если кто и мог помочь ей в сложившейся ситуации, то это Тим.