Мир Императора Георгия

Плещеевым, одним из членов кружка Петрашевского. С последним он был

настолько неразлучен и близок, что когда того арестовали и посадили в

Петропавловскую крепость, то знавшие их считали, что следом за узником в

крепость пойдет и Толстой.

Но уже в конце шестидесятых взгляды его резко изменились, -злые языки поговаривал что потому что Толстой, будучи крупным землевладельцем много потерял с отменой крепостного права. Вольнодумец был скуп и жаден и рассматривал земельную реформу как откровенное посягательство на свой карман. ("А и недорого стоят идеи-то"!)

Обладая большим умом и твердой волей, он вместе с тем был коварным, злым и мстительным, что делало его страшным человеком, получившим прозвище "злой гений России". Грех конечно -но не жаль его. Что и говорить — министров батюшка ему хороших почти не оставил...

Горемыкин, Делянов, Муравьев... — не гении одно слово. Гирс неплох -хоть и осторожничает. С военными вот хуже — кого министром сделать -как не перебирай кандидатуры — подходящих и нету. Точнее все с какого-то боку и хороши -но в целом -нехороши каждый по-своему. Разве что Гурко?

Но тут уж ничего не поделаешь.

Еще Александр Благословенный сказал "честные люди в правительстве — случайность", и что у него такие министры, "которых он не хотел бы иметь лакеями". Да разве одни министры? А те кто ниже — масса чиновничества -карьеристы, взяточники, мастера втереть очки? Гимназические преподаватели и журналисты официальных листков — по приказу насаждающие сегодня то, что завтра будут ругать, и наоборот, и при том всегда доказывающие, что и насаждение и ругань — на благо России.

Цензоры — которые сами толком не знают чего запрещают. К тому же — уставы цензурные так хитро составлены, что никто никогда не может знать, как взглянет на его труд и в какую минуту тот или другой цензор. Случалось, что московская цензура пропускала то, что запрещала петербургская, и наоборот... В России не бывает лучшей рекламы, чем "попасть под гнет сатрапов". "Запрещенный товар — как запрещенный плод: цена его удваивается от запрещения..."

Он и сам читал Кюстина именно поэтому — хотя казалось бы пора уже дозволить сие сочинение -уж четвертое царствование идет с описанной им поры...

(Разрешить, может быть, личным приказом? Но с чего бы царю снисходить до одной книжицы? Ну да Бог с ним с этим мужеложцем французским! Не в кюстинах ведь дело, а в наших русских Ваньках...)

В памяти Георгия намертво засел рассказ генерала Черевина — о некоем жандармском ротмистре каким-то боком причастным к знаменитому и позорному делу Дегаева.

Тот, занимаясь изъятием нелегальной литературой, имел занятное увлечение — коллекционировал карикатуры на царя — кои изымал из газет, прокламаций, и брошюрок. Три альбома насобирал — и даже показывал особо близким друзьям — то показывал, за что других отправлял в крепость и сдавал в солдаты...

И дальше -вплоть до околоточных и заседателей... Читая отчеты жандармов и письма отцу из провинции он временами готов был ругаться черными словами.

А кто виноват? А царь! Не серый же Акакий Акакиевич из Цензурного комитета и не дубинноголовый столоначальник из Синода. Сей ребус трудно решить -тем паче в одночасье. С этим всем надо что-то делать... Ну вот опять "что-то делать"!

"Надо делать хоть что-нибудь! Пусть хоть что-нибудь да сделает правительство!" — так по донесениям восклицали многие земцы, жалуясь на неустройства и беды. И никто не посоветует — что это такое "что-нибудь"? И хоть бы кто подсказал из этих прогрессивных дельцов — с чего начать? А то ведь потом ежели не так пойдет — будут призывать кары небесные на головы власть имущих и лично его...

Георгий шумно вздохнул.

...Решено — раз никто не может подсказать — начнем с народного просвещения. Закон о кухаркиных детях отменим — не прямо сейчас, но вскорости после коронации. Либерализму хотите? Будет вам и либерализм! И иудейский вопрос — дойдет черед -решим ко благу России и к удовлетворению народа библейского. А кто не удовлетворится... — Георгий недобро прищурился — тому казни египетские вспомнятся!

...Однако и спать пора — ибо даже царям хоть иногда отдыхать надо. Завтра предстоит тяжелый день...

Не раздеваясь, он лег на диван и смежил веки, погасив светильник поворотом фарфорового рычажка. Салон-купе заполнил глубокий мрак, нарушаемый лишь лучикам лунного света сквозь занавеси...

Бородатый уставший человек внимательно смотрел со снимка на задремавшего сына — как будто чего-то ожидая.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЯЖЕСТЬ ВЕНЦА.

Император Георгий Александрович прибыл в Первопрестольную 15 августа около шести часов вечера.

Согласно предварительным планам, царский поезд с берегов Невы должен был

прибыть на пути станции Москва-Каланчевская, что рядом с Николаевским

вокзалом. Там и планировалась встреча нового царя с московской знатью, городской депутацией. Поэтому строительству павильона уделялось самое пристальное внимание.. Сперва его хотели построить на Каланчевской — но слава Богу в министерстве двора вовремя сообразили: для тожественного въезда предполагалось иметь несколько десятков парадных карет и почти сотню лошадей -и столько же служителей придворного конюшенного ведомства. Неширокая Каланчевская улица необходимого пространства для такого количества экипажей просто не имела. Кроме того, в Москву привезли транспорт жетонов и серебряных рублей, предназначенных для раздачи народу "в память Священного коронования". А такая раздача в тесноте Каланчевской и Мясницкой улиц была крайне нежелательной — сомнут всю торжественную процессию и еще потопчут друг друга не приведи Господь!

Словом, высочайший поезд по соединительной Алексеевской ветке прибыл на Смоленский вокзал.

Пришлось спешно сооружать новый павильон, теперь уже близ Тверской заставы. Нарядный деревянный терем возвели очень быстро — тут уж сроки поджимали: назначенный лично губернатором Долгоруким известный московский архитектор Лев Борисович Кекушев даже как донесли императору жаловался что работа добавила ему седых волос.

Павильон вышел довольно красивым и был увенчан куполом, покрытым цинком. Над главной залой здания высилась небольшая башня со шпилем.

Внутри павильон был великолепен: стены красиво декорированы штофными

тканями, украшены светильниками, зеркалами, стояла изящная мебель любезно предоставленная московскими купцами. В общем и целом строительство вокзальчика обошлось казне в тридцать тысяч золотых рублей — воистину: мал золотник, да дорог. Со стороны путей была устроена весьма просторная платформа, покрытая легким навесом

с резьбой тонкого рисунка. Ширина этой галереи позволяла установить в дюжину

рядов встречающую парадную войсковую команду, да еще с оркестром в

придачу -вдруг пойдет дождь или случится гроза — не мокнуть же царю как простому смертному? В убранстве царских черно-бело-золотых штандартов флагов царский павильон выглядел весьма нарядно. Спустившись по ступенькам вагона, застеленным красным сукном Георгий Александрович поздоровался с встречавшими и, пройдя в зал, "милостиво выслушал пришедших" как потом напишут газеты.

Платформа была по всей длине выстлана коврами, белым и красным сукном, на насыпанных в принесенных деревянных кадках клумбах, из цветов были составлены царские вензеля и герб России. На платформе выстроили почетный караул со знаменем и хором с оркестром. Маэстро взмахнул рукой, и

полсотни голосов слаженно грянули:

Боже, царя храни!

Сильный, державный, царствуй

На славу нам.

Царствуй на страх врагам,

Царь православный...

У Триумфальных ворот Императора встречали генерал-губернатор князь

Долгорукий с адъютантами; при вступлении в Земляной город к ним

присоединились городской голова Чичерин с гласными Думы и членами всех трех

управ — городской, мещанской и ремесленной.

Тут же присутствовали генералы Васмунд -командир лейб-гвардии Измайловского полка и Меве — из лейб-гвардии Павловского. Возле них, недалеко от тронного возвышения, стояли лощеный, с обширной лысиной и прижатыми ушами генерал-адъютант Фридерикс:

громадный мужчина с коротким ежиком темных волос, подстриженными усами и

бородкой, с пробритыми щеками и приятным лицом.

Тут же собралось московское дворянство во главе с губернским предводителем графом

Бобринским вышло навстречу напротив генерал-губернаторского дома; московский губернатор Перфильев со свитой и купцами занял позицию у Воскресенских ворот.

Император, приняв положенные приветствия, сел в карету и, минуя город, прямо

проследовал в загородный Петровский дворец, славный тем в котором жил Наполеон I в дни когда после того как вошел в Москву тщетно ждал сперва московских "бояр" с ключами от Кремля, а потом послов Александра с раболепными предложениями о мире.

А на следующий день началось торжество.

На пути следования кортежа московские улицы представляли необычайный вид. Все лавки заперты, нигде не видно ни экипажей, ни пешеходов. Вся жизнь как бы

отхлынула от города и вся прихлынула к его центру, к Кремлю...

И вот -Красная площадь.

Про себя Георгий невольно ахнул.

Сотни тысяч людей занимали кремлевские площади и стояли вокруг его стен. Это было сплошное море голов.

Толпа хранила торжественное молчание.

Взоры всех были обращены были лишь в одну сторону — на императорский кортеж.

Впереди казаки подняв подвысь высокие пики с бунчуками, за ними кавалергарды в блестящих касках, с серебряными двуглавыми орлами, дальше -Собственный Его Величества конвой в живописных ярко-красных черкесках... Конные герольды

с поднятыми жезлами... Гвардейские конные трубачи с гербовыми трубами...

Регент ехал на коне светло-серой масти. На нем был мундир Гвардейского морского экипажа без знаков различия. (Предварительно он забраковал несколько предложных коронационных облачений остановившись в конце концов на флотской форме. Что до чинов — то увы -присвоить их ему было некому).

Рядом с Георгием на мышастом пони ехал наследник-цесаревич, великий князь Михаил. За ним следовали великие князья, иностранные принцы и знать рангом пониже, за которой в золотой карете, запряженной восьмеркой белых лошадей, следовала вдовствующая императрица. Рядом с ней сидели Ольга и сгорбившаяся выглядевшая усталой Ксения Александровна.

Парадные, запряженные цугом придворные кареты с верховыми форейторами, предшествуемые верховыми чинами конюшенного ведомства, расшитые золотом мундиры придворных, участвовавших в процессии, и ярко-красное с золотыми позументами одеяние многочисленной прислуги — все это, словно купаясь в ярких лучах

августовского солнца, переливало всеми цветами радуги и ослепительно

сверкало.

Мгновенно громадная площадь огласилась восторженными криками. Детский хор в двенадцать тысяч юных звонких голосов, управляемый полутора сотнями регентов собранных по церквам и обителям Московской губернии, исполнял "Славься..."...

Пушечная пальба, перезвон колоколов, крики толпы — все это сливалось в какой-то невообразимый гул.

Спешившись у Лобного места Георгий вошел в самую известную и почитаемую московскую часовню Иверской иконы Богоматери, где его благословил епископ Алексий.

Оттуда император направился к красному крыльцу Большого Кремлевского Дворца, где его встретил с хлебом-солью обер-церемониймейстер князь Долгорукий...

Да — признаться даже Георгий был поражен увиденным.

... Предвкушением редкого зрелища — кремлевской коронации, царского шествия и

проезда по улицам столицы в сопровождении нарядной свиты, торжественных

приемов -равно как и подготовкой к ним, была насыщена вся повседневная жизнь города.

Почти три месяца — с того самого апрельского дня когда определилась судьба Николая II, древняя русская столица готовилась к коронации императора, прихорашиваясь, как только позволяла фантазия архитекторов и декораторов всех склонностей и таланта. Фасады множества зданий, все вокзалы, центральные площади были пышно убраны государственными символами, вензелями Георгия I гирляндами, флагами, цветными огнями.

Украшались Кремль, Триумфальная арка, улица Тверская; по всему пути выросли мачты, обелиски, колонны, павильоны, были подняты флаги, на Красной площади выстроили трибуны для зрителей — все было подготовлено к шествию царского кортежа. Вовсю шла работа на Ходынском поле, где намечалось провести народное гуляние.

Изо всех сил строился павильон в Сокольниках для принятия Императора во время церемонии освящения знамен Преображенского и Семёновского полков и для угощения войск; сооружались павильоны для встречи Императора депутациями и амфитеатры для публики у Триумфальных ворот на Тверской улице и на Красной площади. Множество домов и улиц были покрыты лесами: устанавливались щиты, декорации — город принимал праздничный вид.

Готовился совершенно особый никогда не виданный сюрприз — электрическая иллюминация — тысячи разноцветных "свечей Яблочкова" (правда -увы — французского и английского производства) должны были украсить соборы и дворцы. В помощь тянувшим электрические провода были даже выделены флотские гальванеры.

И на все это отводилось три месяца! Сперва Министерство двора даже просило отложит церемонию — на полгода а лучше на год — ссылаясь на опыт коронации 1883 года — и то как указал в рапорте генерал-адъютант Оболенский -"Годичный срок может быть достаточен только при усиленной работе". Но молодой император оставался непреклонным — коронация должна пройти как можно скорее.

Надо сказать — по ряду причин церемониал въезда Георгия на коронацию в Москву был

изменен сравнительно с обыкновением. Например — все прежние государи короновались уже будучи женатыми — одновременно возводя в императорское достоинство и своих августейших супруг.(Тоже согласно установившемуся церемониалу -разработанному еще лично Петром Великим для коронации Екатерины I.)

Нынешний монарх будет короноваться в одиночестве -так что церемониймейстеры и Министерство двора наскоро внесли поправки в извечный порядок...

На следующий день в Оружейной палате прошло освящение нового Государственного знамени -штандарта нового царя — которое будет осенять его царствование и которое -дай Бог очень нескоро! — пронесут за его катафалком (Мысль об этом императора не испугала -скорее удивила — уж больно неожиданной она выглядела сейчас)

Панир изготовили из золотой ткани, на которой с обеих сторон был изображен императорский орел с гербами всех земель и царств империи Российской. Император лично прибил первый гвоздь к увенчанному серебряным двуглавым орлом древку стяга; остальные гвозди прибивали великие князья начиная с Михаила, потом Мария Федоровна...

На лентах знамени были указаны годы:862, 988, 1497, 1721. Великие годы державы — год призвания Рюрика на княжение русичами, год крещения Руси Владимиром Равноапостольным, год когда Россия стала царством и год Петра Великого, год империи.