Часть1

— Беспокойный щенок! И что тебе в Фальвах не сиделось? Надеешься таким образом поскорей сжить отца со света?

Я выразительно покосился на едущего справа короля. Тот в ответ злобно зыркнул на меня и выразительно чихнул. Хочешь вызвать чувство вины или жалость? Не дождешься!

Справедливости ради, следует признать, что с возрастом способности к регенерации у вампиров снижаются. Так что отец вполне мог серьезно заболеть. Но слишком свежи были впечатления от безобразной сцены, устроенной им в Катамисе.

— Гораздо раньше ты бы откинул копыта в объятиях этой шлюхи, — слова вырывались едва слышным шипением.

— Не смей так говорить об уважаемой леди Авроре! — тщедушное тело короля сотрясалось от негодования. Прямо над нами ему вторили раскаты грома.

Я проигнорировал возмущение отца, предпочитая остаться при своем мнении. Мне вполне было достаточно того, что я увидел в покоях достопочтенной вдовы. Там, где курились дорогие благовония, смешенные со слабым наркотиком. Не знаю, как отец не почувствовал сладковатого запаха, но меня едва не вытошнило от него. Все же у вампиров весьма острый нюх.

Но король плавился, как воск, посреди этого дурмана. И, очевидно, находился в таком состоянии уже давно. Прекрасная леди Аврора порхала перед ним, потрясая престарелыми прелестями, то делая массаж, то предлагая очередную порцию экзотического кушанья...

А я -то все гадал, чем она привлекла его. В его-то годы! Оставалось лишь надеяться на то, что разыгравшаяся стихия вытравит дурман из головы отца.

Хотя было бы лучше, если бы стихия оставила нас ненадолго в покое. Я поежился, чувствуя, как за шиворот стекают холодные ручейки — дорожный плащ с капюшоном уже давно не спасал. А до Фальв еще долго... И до Марины...

Как я и предполагал, действие амулета ослабло на таком расстоянии. Он не помогал определить ни местонахождение объекта, ни узнать его мысли. Но некоторые, особенно сильные чувства настигали меня, едва заметно касаясь. Иногда жаля, подобно тоненьким иглам.

И эти чувства мне совсем не нравились: боль, страх, отчаяние... Но чаще всего — злость!

Плюс ко всему, непрестанно грызло собственное чувство вины за то, что так стремительно покинул Фальвы с маленьким отрядом и не позаботился о благополучии личной рабыни. Я не дал относительно нее никаких указаний, а во дворце оставалась Синтия.

А зная характер Рины... Короче, если с ней что-то случится, буду виноват только я. А тут еще этот дождь, затрудняющий и без того длительную поездку.

В конце концов, стало не понятно, где кончаются границы дороги, а где начинается поле. Впереди что-то чернело. Кажется, лес. Если дождь не прекратится, можно будет укрыться под сенью деревьев. Не хотелось бы останавливаться, но все явно нуждались в отдыхе. Особенно лошади.

Я пристально всматривался вдаль, пытаясь определить расстояние до деревьев, и тут заметил нечто странное...

— Ваше высочество!

— Навир Калеб, — обернулся я к подъехавшему слева начальнику стражи.

— Ваше Высочество, там явно что-то есть.

Я кивнул. Так и должно быть. Перед тем, как покинуть Катамис, он пил кровь, а значит, его зрение сейчас более острое, чем мое. Несомненно, он видит движение среди деревьев. Вряд ли это случайное совпадение.

Скорее всего, засада. Ладно, если бы в первый раз. Неужели король?..

Я покосился на весьма уже поднадоевшую мне венценосную особу. Тот ссутулился в седле и, время от времени, обреченно шмыгал носом. Мда. Жалкое зрелище.

Вряд ли это его рук дело.

Мы, конечно, справимся с заговорщиками, не можем не справиться, как было уже много раз. Но надо помнить, что не все из нас настолько неуязвимы. За мной ехал Гар. Верный друг и помощник не выстоит в бою с вампиром.

Проблема заключалась в том, чтобы отправить его отсюда подальше. Но как это сделать? Правда, если дать ему важное для меня поручение...

— Гар! — крикнул я, как можно громче, заглушая все остальные звуки, и заставил коня остановиться.

На меня смотрели внимательные черные глаза слуги, мерцающие из-под капюшона.

— Гар, у нас возникло неотложное дело...

— Засада? — за прошедшие годы он научился понимать меня без слов.

— Ничего особенного. Так, несколько заговорщиков. Мы справимся, — я ободряюще улыбнулся нахмурившемуся слуге. — Дело в другом. Нужно, чтобы кто-то, как можно скорей ехал в Фальвы. Нужно позаботиться о Марине.

Гар молчал, но на лице его застыло изумление. Мудрые глаза, окруженные сетью морщин, видели многое и многое знали. Как же его убедить?

Подумав, я вытащил из-за пазухи амулет.

— Помнишь, я рассказывал тебе о книге? — Гар осторожно кивнул.

— Вот это я сделал в ночь перед отъездом. Я могу чувствовать эмоции Марины, понимаешь? — он явно не понимал, но все равно еще раз кивнул. — Я чувствую, что с ней что-то происходит. Плохое. Для меня это важно, Гар. Я не могу отправить в Фальвы никого, кроме тебя.

— Я понимаю, Ваше Высочество, но...

— Никаких "но"! Ты хочешь, чтобы я приказывал?

— Достаточно вашей просьбы, Ваше Высочество.

Еще некоторое время я наблюдал за удаляющимся по дороге Гаром, пока его не скрыла пелена дождя. Он не представляет никакой ценности для заговорщиков, так что должен будет добраться до Фальв без проблем. По крайней мере, мне не придется защищать еще и его спину.

Хмуро окинув взглядом свой небольшой отряд, я махнул рукой в сторону леса. Король вел себя на удивление спокойно. Остается надежда, что он не доставит никаких проблем в предстоящей схватке.

Ноздри хищно затрепетали в предвкушении. Накопившаяся в пути усталость временно отступила в сторону. Мои спутники тоже приосанились, забыв и про мерзкую погоду и про то, что мечтали отдохнуть. Все же слишком много в нас от хищников, какими вампиры были когда-то.

— По возможности брать живьем! Мне нужна информация, — успеваю прореветь перед тем, как с деревьев начинают сыпаться враги в масках и черных одеждах.

Наступившая с приходом ночи темнота стала нашим пособником. В ночи мы видим намного лучше, чем днем. Редкий сосновый лес, перемежающийся небольшими елками не оглашался предсмертными криками и воинственным кличем. Вампиры дерутся в тишине. В тишине они и умирают.

Одним мощным прыжком я взмыл в воздух, покидая спину коня. Так у него больше возможности остаться в живых. Животное мне еще пригодится. У меня даже мысли не возникло о том, что я могу остаться здесь, в этом лесу. Не им со мной ровняться!

Мой меч пел свою песню, рассекая противников на части. Человеческий взгляд не смог бы уследить за чередой прыжков и поворотов, не уловил бы размытых движений рук и ног. Смазанным пятном, я метался среди деревьев, истребляя, кроша, отсекая конечности... Следя лишь за тем, чтобы не задеть своих.

Битва, как танец. Битва, как дыхание. С наслаждением слизываю с губ капли крови врагов. Это не порядочно, аморально и даже противозаконно — пить кровь своих собратьев. Однако эти вампиры — враги. Схватив одного из них, я с удовольствием впиваюсь в рану на шее. Конечно, это не то, что человеческая кровь, но, распаленный битвой, я чувствую эйфорию и прилив сил. Опустошенное, тело взмывает ввысь, откинутое моей рукой.

Кровь предков поет в жилах, восхищаясь моей бесконечной силой!

И вдруг...

— Вир! — крик. Сдавленный хрип за спиной.

Оборачиваюсь и едва успеваю поймать сползающее на ковер из сосновых иголок тело.

— Отец?

Глаза короля светятся в темноте. Дыхание вырывается вместе со струйкой крови.

Мгновенно уложив его на землю, я бросаюсь на труса, посмевшего напасть сзади. Им оказывается один из моих стражников. Один из тех, к кому я не боялся подставлять спину.

Трус бежит со всей возможной скоростью. Не уйдешь! Я быстрей! Я злей!

Поррву, тварь!

Буквально на лету хватаю его за руку — раздается противный хруст. Впиваюсь пальцами в горло и припечатываю к шершавому стволу. Сосна натужно стонет под моим натиском.

Хочу вырвать глотку у жалкого предателя. Убийца короля, отца, хоть и не родного жалобно скулит, бешено вращая глазами. Трус!

В последний момент останавливает разумная мысль, что у него можно добыть интересующие меня сведения.

— Кто?! — говорю хрипло, с трудом заставляя сжатое гневом горло издавать необходимые звуки. — Кто тебя послал.

— Никто, — прокашлял — не сказал.

Достаю из-за пояса кинжал и втыкаю мерзавцу в плечо. Тот извивается и хрипит. Я — с удовольствием скалюсь.

— Кто? — медленно поворачиваю нож в ране, спускаясь все ниже. Еще чуть-чуть и я разрежу все: кости, мышцы, сухожилия... — Кто?!

— Леди Синтия приказала убить короля, — прохрипел предатель. — Леди Аврора сказала, что нужно убить и вас. Я не хотел! Меня шантажировали...

Дальнейшее я уже не слушал, просто сломав стражнику шею.

Вернувшись на место схватки, я пораженно замер. Оказывается, полегли все, кроме четырех моих стражников, хотя и они не остались без повреждений. Кругом витал густой, сладковатый запах крови. Смерть исказила лица тех, кто еще недавно самоотверженно защищал меня и отца.

Отец...

Опустившись перед ним на колени, я коснулся пальцами груди. Там, откуда выходило острие предательского кинжала. Он еще дышал. Еще...

— Сын, — прохрипел тот, кого я презирал столько лет. Кого я называл отцом только с оговоркой, всегда чувствуя, что это не моя кровь, что он не истинный Старбок. Обвинял короля в том, что он присвоил себе древнюю фамилию.

Теперь же язык не поворачивался назвать его иначе, чем отцом. Даже в мыслях.

— Сын, он тебя хотел убить. Слышишь? Тебя! — он сглотнул и тяжело задышал. — Всегда оглядывайся. Не подставляй неизвестности спину.

— Хорошо, отец, — во рту пересохло. Было тяжело и страшно.

— И помни. Я любил тебя. Пусть по-своему, но любил...

Я сидел рядом с ним все время, пока он тихо умирал. Он был обречен. Регенерация слишком слаба в этом возрасте. Я мог бы вытащить кинжал и позволить ране затянуться снаружи. Но он бы все равно гнил изнутри. Это адская боль. Я не мог подвергнуть его таким мукам.

Поэтому я просто держал его за руку и смотрел, как король умирает.

И чувствовал, как вместе с ним умирает часть меня...

Я ошибался в нем. Ошибался всегда. Даже подозревал в организации других покушений. А он заслонил меня собой.

Когда взгляд короля остекленел, из моей груди вырвался тоскливый вой. Стражники вздрогнули и одновременно рухнули на колени, отдавая дань королю. Пусть не самому великому в истории, но сумевшему уйти достойно.

Дождь, как по волшебству, прекратился, словно не желая оплакивать мою потерю. Сквозь деревья в место небольшой, но кровавой бойни заглянула луна. Я мог бы поклясться, что она улыбается, глядя на то, что учинили ее дети.

Марина

Донгон — это тюрьма. Именно в этом месте я впервые ознакомилась с таким понятием. Оказывается, у вампиров есть как правосудие, так и преступники.

Об этом поведала мне одна из соседок по камере. Всего их было пять. Пока пять. Девушки шептались о том, что Кате осталось недолго.

Хуже всего, что Донгон — тюрьма для низших вампиров. Что здесь делают люди? Тоже расплачиваются за свою провинность. Зачастую, эта провинность оказывается в разы меньше той, что лежит на плечах заключенных. Но ведь их тоже кормить надо...

Да, именно так. Люди здесь — просто еда. Еда для тех, кто особенно жесток. Для тех, кто истосковался по вкусу крови. Для тех, кто звереет от нашего запаха. Охрана позволяла заключенным делать с девушками все, что хотят. Первое время я сидела в углу, на горке вонючей соломы и смотрела, как соседки по камере возвращаются с кормежки. Избитые и истерзанные. Иногда они приходили в новых робах, выданных взамен изодранных старых. Заключенные часто позволяли себе насыщать не только голод, но и похоть.

Возможно, их бы просто морили голодом, но когда-то кто-то придумал такой извращенный способ наказывать людей.

Это мне тоже поведала Ксения. Она вообще очень много говорила, словно старалась, как можно полнее поведать мне о настоящем мире. О том, которого я не знаю.

Она рассказала даже о том, что здание Донгона напоминает по форме колокол.

— В моей деревне колокол висел на вышке. В него звонили во время пожара и других бедствий. Еще звоном колокола хозяин собирал нас всех вместе..., — здесь она замолчала, поджав потрескавшиеся губы. — Из нас иногда выбирали лучших и отправляли в закрытые деревни, типа твоей Лестеды. Это большая удача.

Ее речь лилась бесконечным потоком. А я жадно ловила ее слова. Зачем? Не знаю. Ведь ясно, что из Донгона не сбежать, а прикидываться покорной в угоду розовой вампирше я не собиралась.

Со слов Ксении я узнала, что человеческих деревень много и, в основном, жизнь людей жалка и неприглядна. Ничего удивительного, что селяне ненавидели таких, как я, ухоженных, обласканных вниманием. Селянам никогда не узнать, какое блаженство дарит укус высшего вампира. Боль и страх — вот их удел.

Не понятно, почему Ксения не испытывала ко мне неприязни. Хотя, кто знает? Может, она втайне злорадствовала. Ведь я, избранная, оказалась здесь...

А потом пришли за мной...

Что такое укус низшего? Это мерзость. Это боль. Боль, выворачивающая наизнанку.

Видимо, охранники получили определенные указания, так как заключенным разрешалось лишь кусать меня в запястье. Им не позволялось чересчур усердствовать, бить или насиловать меня, как других.

Но и одного укуса было достаточно. Словно каленое железо впивалось в руку и раскаленным потоком неслось по жилам, достигало внутренностей, а потом — и головы. Потеря сознания — нормальное явление во время укуса низшего.

Не хочу вспоминать все это. Не хочу думать о том, как я корчилась и кричала на грязном полу камер. Не хочу! Но не могу забыть.

Сколько это продолжалось, не знаю. В Донгоне царила вечная ночь. Возможно, я находилась там один день. Возможно, неделю. А возможно, вечность...

Наверное, это должно было случиться. Один раз охранник не уследил. Короче, жуткое животное, что вгрызалось в мое запястье, внезапно стало раздирать на мне грязную одежду, оставляя на спине кровавые полосы от того, что должно быть ногтями.

Его тут же забили плетьми. Вампир отполз в угол камеры, сначала рыча, а потом просто постанывая. Его страдания не принесли мне облегчение. Боль была дикой.

Правда, после этого случая меня перестали водить на кормежку. Видно, испугались того, что не уследили. Теперь я просто лежала на полу, чувствуя, как стекает по спине кровь и дергаются раны. Ничего удивительного, что они не заживали, а гнили. Опять начался жар. Беспамятство и бред стали для меня спасеньем.

Лязг, скрип. Снова эти ненавистные звуки. Они врываются в мое сознание каждый раз, когда за кем-то приходят. Или приносят помои, называемые едой. Я есть не в состоянии, но охранники насильно пичкают меня ими, приговаривая: "Ешь. Если кто и будет виноват в твоей смерти, то не я. От голода ты не умрешь". Мысленно я соглашалась, что от голода точно не умру.