— Часто, — грустно согласился Шеллар и стал медленно и потихоньку сползать ниже, чтобы спрятаться под одеяло, не натягивая его. — Приходят. Голдианские шпионки. Мистралийские шпионки. Галлантские, поморские, даже хинские, хотя мне до сих пор не понятно, какие у них могут быть интересы.
— Шпионки? Почему?
— Потому, что я имею доступ к секретной информации, и они надеются что-нибудь из меня вытянуть.
— И ты знаешь, что они шпионки, и все равно с ними спишь?
— А это очень удобно. Спишь с красивой женщиной и одновременно толкаешь дезу своему коллеге в солнечной Мистралии...
Он остановился, так как сползать дальше было уже как-то неуместно, и все-таки потянул одеяло на плечи.
— А просто так, не шпионки, разве не приходят? — не отставала Валента.
— Нет, — честно признался Шеллар, потом все-таки выпростал из-под одеяла руку и обнял ее.
— Тебе холодно? — спросила лучница, нежно пробегая пальцами по его волосам.
— Немного, — неуверенно соврал он, потому что на самом деле ему было немного жарко. Одеяло было теплое, зимнее, поскольку дядюшка был человек пожилой и постоянно замерзал, а заменить одеяло пока ни у кого руки не дошли. Он подумал, что станет делать, когда как следует взмокнет под этим одеялом и уже не сможет рассказывать сказки о том, что ему холодно, и предложил: — Может, погасим свечи?
— Не надо, — попросила Валента, продолжая перебирать его взъерошенные лохмы. — Пусть будет хоть немного света. Я не люблю разговаривать в потемках. И заниматься любовью тоже. И еще я не люблю мокрых мужчин, так что вылезай из-под одеяла и не выдумывай ерунды. Ты что, стесняешься, что ли?
— Боюсь тебе разонравиться, — из последних сил пошутил Шеллар и все-таки сбросил одеяло.
— С чего бы вдруг? — засмеялась она. — Стесняться надо тем мужчинам, которые заплыли салом и не видят собственный член из-за живота. А тебе-то чего?
Он промолчал, так как у него были немного другие представления об этой проблеме, а спорить не хотелось. Он просто лежал, расслабившись, и прислушивался, как она гладит его по голове, ласково и бережно расправляя его непослушные вихры, которые никогда не ложились, как у нормальных людей. Почему-то ему снова подумалось о том, что такой, наверное, должна быть ласка матери, которой у него никогда не было.
— Почему ты молчишь? — спросила Валента. — Расскажи что-нибудь.
— Что?
— Не знаю... Что-нибудь. Знаешь, если не находишь, о чем поговорить, надо говорить, что в голову придет. Вот, например, о чем ты думаешь сейчас?
— О матери, — честно ответил он.
— Вот о ней и расскажи. Какая она была?
— Не знаю. Я никогда ее не видел. Она умерла при родах.
— А тебе о ней рассказывали?
— Очень мало. Отец ее почти не вспоминал, он женился не по любви, а потому, что так положено. Ему было совершенно все равно, на ком жениться. Мать вышла за него, чтобы не остаться старой девой. Лондрийских принцесс неохотно берут замуж, они некрасивые и худые, с узкими бедрами, очень тяжело переносят роды. А в королевских семьях главное — наследники, поэтому женщины у нас ценятся здоровые и плодовитые. Отец был человек равнодушный и безразличный, поэтому ему было все равно — что лондрийская принцесса, что поморская крестьянка. Сказал дедушка "женись" — выбрал из кучи присланных портретов, не глядя, наугад, первый попавшийся, и женился. Умерла жена — ну и ладно, появился ребенок — ну и хорошо, пусть няньки занимаются... Он забыл ее намного раньше, чем я вырос и начал спрашивать... Мэтр Истран как-то сказал, что с ее здоровьем ей вообще не следовало рожать, тем более что наследников у дяди было достаточно. А она очень хотела детей... Я часто о ней думаю. О том, что если бы я не родился, она бы была жива. И я всегда не любил праздновать свой день рождения, потому что в этот день она умерла.
— А отец? Он тоже умер?
— Да.
— Давно?
— Давно. Мне было десять лет.
— А что с ним случилось?
— Он сошел с ума и покончил с собой.
— Правда? Элмар мне этого не говорил.
— А Элмар и не знает. Он тогда не жил с нами, а эту историю в семье не принято было вспоминать. Когда в королевском доме такое случается, это всячески стараются скрыть. Какому королю захочется признаться, что его брат сошел с ума? Ведь будут думать, что в семье нездоровая наследственность, или что на ней лежит проклятие, или еще что-нибудь. Вот об этом и молчали. Официально объявили, что брат короля скончался от пищевого отравления.
— А он отравился? А почему решили, что он сошел с ума?
— Потому, что он хотел убить и меня.
— Убить собственного ребенка? Действительно, только безумец мог такое сделать... А как тебе удалось спастись?
— До сих пор никто не знает. Он скормил мне дозу, достаточную для взрослого человека, по всем законам природы я бы должен был умереть... Такая вот у меня печальная родословная, — со вздохом заключил он. — А у тебя есть родители?
— Есть. Они очень славные люди, но лучше их любить на расстоянии. Они все еще считают меня маленькой девочкой и пытаются учить жить. Ну, знаешь, вроде того, что, уезжая на подвиги, нужно непременно брать с собой шерстяные штаны, чтобы не простудиться. Или что нужно остерегаться незнакомых мужчин, особенно в темное время суток... Однажды я не послушалась родителей и наткнулась на двух таких страшных мужчин в темном переулке в Лютеции. Так они потом так жалобно просили пощады...
— А ты что, с луком ходила по городу? — невольно улыбнулся Шеллар, представив себе, как она ходит по Лютеции со своим луком в человеческий рост.
— Ну что ты, конечно нет. Он же большой. Я ходила с мечом. Я ведь не только стрелять умею...
Она отодвинулась, свесилась с кровати и стала шарить по полу.
— Что ты ищешь? — спросил Шеллар, опасаясь, что разговор на этом угаснет.
— Сигареты. Будешь курить?
— А моя трубка далеко?
— Далеко. То ли в гостиной, то ли в столовой.
— Тогда давай сигарету.
Они закурили, и разговор все-таки оборвался, и Шеллар не знал, как его возобновить. Он лежал, откинувшись на подушки, и задумчиво созерцал потолок. Валента сидела рядом, грациозно изогнувшись. Куда смотрела она, было непонятно.
— А сейчас о чем ты думаешь? — вдруг спросила она. Шеллар, застигнутый врасплох, поспешно ухватил за хвост последнюю мысль и снова честно ответил:
— Что делать с гробом.
— С каким гробом? — недоумение в голосе девушки было смешано с тревогой.
— С моим гробом, — спокойно пояснил Шеллар. — Сегодня... Или это уже вчера?.. утром я зашел в королевскую часовню... Меня просили помочь с опознанием, а то не знали, что в какой гроб положить... Зашел, и долго не мог избавиться от чувства, что что-то не так. Потом присмотрелся и понял, что один гроб лишний. До меня сначала не дошло, и я спросил распорядителя церемоний, для чего здесь шестой гроб. Он вдруг весь побледнел, потом покраснел и начал мямлить что-то невразумительное. Потом поспешно извинился, пообещал выяснить и доложить, а сам метнулся в комнату персонала и принялся там вопить о болванах и бездельниках которых он всех уволит. Тут до меня и дошло, что это же мой собственный гроб. Ведь сначала думали, что я погиб вместе со всеми. А потом забыли его убрать. Я о нем вспомнил и подумал, что же с ним теперь делать. — Он издал короткий невеселый смешок и раздавил окурок в ночном горшке, который они приспособили вместо пепельницы.
— Вели его сжечь и больше не вспоминай. — Решительно заявила лучница и поставила горшок на пол. — И не мучай себя.
— Да он мне не мешает, — пожал плечами Шеллар. — Не пугает и не мучает. Просто не знаю, что с ним делать.
— Сделай, что я посоветовала. У моего народа считается страшным кощунством делать гроб для живого человека. А уж тем более держать его в доме.
— У нас так не считается. Но я сделаю, как ты советуешь, просто чтобы тебе было приятно.
— Шеллар!
— Да?
— Сделай мне приятное другим способом.
И снова они долго и нежно любили друг друга, и снова все было так же прекрасно. И потом снова тихо лежали, обнявшись и не шевелясь.
— Почему ты так коротко стрижешься? — спросила Валента, опять принимаясь перебирать его волосы. — У вас ведь так не принято. Да и волосы у тебя неплохие.
— Потому, что они не укладываются ни в какую прическу, — вздохнул Шеллар, дотянулся до ее косы и перебросил на грудь, чтобы можно было любоваться. — А зачесывать назад и собирать в пучок... Я тогда выгляжу полным уродом. А тебе твоя коса не мешает? В походах, в бою?
— Мешает, — вздохнула девушка. — Мыть сложно, сушить долго, расчесывать трудно...
— А обрезать жалко.
— Не то, чтобы жалко... Но я не могу ее обрезать просто так. У моего народа девушки носят косу, пока не выйдут замуж. Так положено. А замуж я не собираюсь, так что, видно, до старости придется с этой красотой возиться.
— Почему не собираешься?
— Потому, что путь воина несовместим с кастрюлями и пеленками. А мысль о том, что какой-то немытый и вечно пьяный мужчина будет считать себя моим хозяином, была мне противна всегда.
— А если он будет умытый и трезвый, и будет тебя уважать? И не заставит возиться с кастрюлями и пеленками? — со слабой надеждой спросил Шеллар, понимая, что задает дурацкие вопросы.
— Нет, Шеллар. Мне дорога моя свобода. Воин должен идти по своему пути, не оглядываясь назад и не вспоминая постоянно о том, что дома остались дети. Иначе он станет бояться смерти больше, чем следует.
Он снова погладил ее косу и спросил:
— А как вышло, что такая прекрасная женщина избрала путь воина?
— Мне это нравилось, — просто ответила она. — С детства. Мой народ — лесные охотники, дети растут в лесу и с детства обучаются стрельбе из лука, и мальчики и девочки. У меня это получалось лучше всех. И это намного интереснее, чем сидеть всю жизнь в хижине, варить еду, чинить шкуры и мыть полы. Шить и вышивать я так и не научилась. Зато из лука я попадаю белке в глаз с любого расстояния.
Как она стреляет, Шеллар уже видел вчера, поэтому дальше расспрашивать об этом не стал.
— А как ты познакомилась с Элмаром? — спросил он. — Как вообще герои собираются в группы?
— Кто как. Кто-то подбирает соратников специально. А мы случайно познакомились в придорожном трактире по пути в Белую Пустыню. Шанкар шел домой после паломничества. Элмар ехал на подвиги и искал соратников. Я просто болталась без дела и присоединилась. Этель носилась с какой-то старинной картой и толковала о сокровищах... Так мы и познакомились. Поехали искать эти сокровища, рассудив, что для начала подвиг подходящий. А потом подружились, принесли клятву верности и занялись подвигами профессионально.
— Тебе нравится твоя жизнь? — спросил Шеллар осторожно, боясь, что она догадается об истинной подоплеке вопроса. — Ты никогда не подумывала о чем-нибудь другом?
— Никогда, — серьезно ответила Валента. — Какая еще жизнь может быть лучше для воительницы, чем сражаться плечом к плечу с верными друзьями? Вот Элмар вечно ноет, что ему надоело мечом махать, не интеллектуальное это занятие, он бы хотел где-нибудь в тиши баллады слагать. Хорошо, что у него баллады получаются такие, что стыдно людям показывать, а то ведь и правда бы все бросил. И Шанкар вечно как помедитирует неудачно, начинает что-то нести об отшельничестве и уходе от мира. Ну, Этель — авантюристка, ей все равно — подвиги, не подвиги, приключений на свою задницу она себе где угодно найдет. А вот мне действительно нравится. Я очень боюсь, что кто-то из ребят погибнет. Тогда группа распадется, и что я буду делать?
— А она обязательно распадется? Может, вы просто найдете замену?
— Нет, — грустно вздохнула лучница. — Разбегутся они. Шанкар первый смоется, Этель за ним. Да и Элмар, раз уж ему надоело...
— А что, эти баллады, которые пишет Элмар, настолько плохи?
— Ужасны. Даже я это вижу. А сам он видит еще лучше, он ведь разбирается в стихах.
— А о вас пишут баллады?
— А как же! Мы герои или кто?
— А тебе они нравятся?
— Это смотря какие. Пишут ведь все, кому не лень. Знаешь, о нас даже Эль Драко писал. Вот его баллады мне понравились. А Элмар вовсе захандрил от зависти и поклялся, что больше баллад слагать не будет.
— Мне тоже нравятся песни Эль Драко. — сказал Шеллар. — Хотя я не особенно люблю мистралийскую музыку.
— Ты его слышал живьем?
— Да. Очень странное ощущение.
— Согласна. У него был совершенно волшебный голос. А сам он мне не понравился. Он на меня поглядывал, но напрасно.
— А вы были знакомы лично?
— Да, мы как-то кутили вместе. Это была очень смешная история. Наша Этель так замучила одного его приятеля, что он в отместку познакомил ее с ним. Это был единственный случай на моей памяти, чтобы один мужчина удовлетворил ее полностью. Они двое суток из спальни не вылезали, но зато потом Этель еще неделю ни к кому не приставала.
— Да... — тихо рассмеялся Шеллар. — Бедный Жак... У него так не получится.
— Странный он, — задумчиво сказала Валента. — Смешной такой. С дыркой в голове... Он правда бежал из Мистралии?
— Да. Из Кастель Милагро.
— А говорят оттуда нельзя убежать.
— Теперь уже можно. Он при побеге там здорово нашкодил, и теперь Кастель Милагро стал немного попроще. Может, даже удастся заслать туда агента. Надо будет обговорить это с Флавиусом.
— Ну вот, неужели тебе не о чем думать, кроме как о работе?
— Ты сама напомнила. А Жак действительно странный. И смешной.
— Что с ним делали в Кастель Милагро?
— В основном пугали. Показывали, что делают с плохими рабами, которые не слушаются хозяина. А он парень впечатлительный, его очень легко напугать. Он до сих пор боится.
— А как же он ухитрился убежать?
— А он очень сообразительный и образованный молодой человек. А почему ты о нем спрашиваешь?
— Мы с ним разговаривали вчера вечером... Так, обо всем понемногу... и он спросил у меня совета, чем ему заняться. А мне ничего не пришло в голову. Ты очень умный, Шеллар, намного умнее, чем я и мои соратники вместе взятые. Может быть, ты можешь что-то посоветовать?
— Это мне надо посидеть и крепко подумать.
— О нет, только не сейчас!
— И даже не завтра. Вернее, не сегодня. А куда Жак так торопится? Мне еще с ним нужно о многом поговорить... выяснить, разобраться... Он столько может рассказать... Да если честно, я бы оставил его при дворе, чтобы иметь возможность общаться с ним постоянно. Только не знаю в каком качестве. Он ничего не умеет, но он умен, способен нестандартно мыслить, знает много такого, чего не знаем мы.
— Сделай его советником.
— Не хочу. Либо его сожрут завистники, либо он все свое время будет тратить на интриги.
— А что он еще может?
— Еще он может очаровательно болтать ни о чем, спаивать своего короля и поднимать настроение. У него своеобразное чувство юмора, но мне нравится. И его забавная речь тоже.
— Сделай его шутом.
— Придворные его шуток не поймут.
— Плюнь ты на придворных. Главное, чтобы ты понимал. А они будут смотреть тебе в рот, чтобы не пропустить, в каком месте смеяться.
