Колину более интересны оружейные лавки. К перекрестку с Зеленщиками уже есть на что положить глаз.
— Вряд ли тебе по карману в них соваться, — остудил скар любопытство унгрийца.
— Запогляд денег берет? — зацепился Колин за разговор. Сам не лез, но коль начали... Может что полезное вызнает.
— Как сказать, — поддержал второй. Очевидно, обеим стражам молчать в тягость, а меж собой давно наговорились.
— Берут и запогляд, — с видом знатока заверил клирик. Этому молчать не положено.
— У них даже гильдийского знака не имеется, — заметил Улф и указал на вывеску. Правый верхний угол пуст.
— Хороший оружейник сам по себе, — пояснил клирик. — Потому и знака нет.
— Вместо гильдийского знака, вделывают в рукоять треугольник в круге своего именем, — толкует Риммон не сведущему в столичных тонкостях, соседу.
Бойко, с отзвоном, стучат о наковальню молотки. На удивление кузня на Блохах одна. В смысле ширпотреба. Ножи, топоры, пилы, навесы, петли, лопаты и прочая мелочевка, от гвоздя до замка.
Кондитеры расстарались и вынесли гранде корзинку с пирожными. В окружении Сатеник пищат от восторга, разбирая гостинец. Большинству достался лишь слабый аромат корицы и пережженного сахара.
Унгриец выделил в кавалькаде серого мула и всадницу. Девочка сидела вытянув шею. На разобиженном личике отчаяние. У мула едва ли его меньше. Ему тяжко нести девочку и баронский вымпел. Девочке не досталось угощения. Увидел и гранду, сквозь окружение преданных и услужливых.
ˮОтличная задница в седле держаться,ˮ — отметил Колин посадку наездницы. Хорошее в человеке достойно всяческого восхищения.
Площадь Святого Эгигара приветствовала плеском фонтанных струй и сотней вспорхнувших птиц.
Скар истово осенился святым троеперстием. Святой покровительствовал воинам. Его молодой приятель поморщился и отвернулся.
— Зря ты так, Вигг, — укорил виффер*.
— Ты Ллей, скажи это тем, кто на Тоджском Всполье остался.
Скар осуждающе покачал головой.
— Все одно зря.
Хлебная она Хлебная и есть. Епархия настроила печей, где желающие, за плату, пекли хлеб для своих семейств.
Рыбная. Торгуют рыбой с лотков, корзин и тачек Мелочью на вес или плетушками. Покрупней по счету, а крупную пядями. А как еще продавать, еже ли белуга в две сажени длинны и толщиной с бревно?
Королевские Прачки. Сисястые, горластые, с подобранными рукавами и подоткнутыми юбками, бойкие бабенки кипятили и парили тайны чужих простыней.
Повернули к набережной. Хлопали, сникая паруса шнек, плехали весла галер и лодок, стукались бортики вертлявых яликов. Вдоль канала, как в трубу, дул пронизывающий ветер с моросью. Ехать тесно. Пространство забито и завалено тюками, ящиками и мешками. Работяги галдят не меньше чаек. Грузят, таская с берега на борт. Выгружают, суетясь по сходням.
Будничность развеяли сорок отменно вооруженных всадников, сопровождавших крытую повозку. Транспорт тяжело скрипел и стучал стальными ободьями по мостовой. Плотный строй таранил зевак. Умные шарахались прочь без напоминаний.
— Эсм! — предупредительно гаркнул едущий первым копейщик с баннеролью. За стальной личиной не видно лица, но его хорошо знают.
Любопытная встреча. Кто кого? Младшая династическая корона или малая корона солера?
Гранда и не думала оспаривать преимущество проезда первой. Всадников пропустили проехать.
По набережной продвинулись к мосту. Горгульи караулили въезд с этого берега, драконы с того.
— Мост Святок, — объявил клирик.
— Причем тут чудовища? — спросил Улф, пораженный мастерством. Монстры как живые.
— Святки есть пережиток язычества. Помрете, будут испытывать, истинно веровали или колядовали на Солнцеворот.
— Чего испытывать-то? — не понял новик.
— Веру, саин. Веру.
Слева выступал величественный собор Пяти Архангелов. Пузырь купола главного нефа, сверкал сусальной позолотой и белизной мрамора. За собором — Старый Королевский дворец. Удивительно ажурное и воздушное здание. С лепниной, арабесками, тонкими колоннами и прочими легкомысленными и ненужными украшательствами.
— Прежний король здесь жил. Нынешний повыше перебрался, — пояснил Ллей, опередив замешкавшегося клирика.
Факт любопытный, но мало кому интересный. Что в старое жилище, что в новое, ход новикам закрыт.
— Сразу бы сюда и ехали, — недоволен Улф. — А то кружим, что грачи над пахотой.
При любом упоминании короля или королевского, у парня начиналось ерзанье и зуд. Желтуху* тот ему вылечил, что ли?
Площадь Весов. Монструозное сооружение предназначено пугать, но не восхищать.
— Вот на таких и взвесят наши грешные души, — смирен и скорбен клирик предопределенности судеб. — В правой добрые дела, в левой худые. По перевесу и ответ держать.
— И прямиком в ад, — посмеивается Вигг немало не беспокоясь о небесных карах.
— Таково человеческое бытие. Родиться, умереть и быть судимым за деяния, — наставляют новиков.
— И долго нас будут таскать? — вопрос от Риммона, но выразил он чаяния всех.
— Сколько потребно, — заверил клирик с опечаливающей уверенностью.
— Весь день пропал, — недоволен молодой скар. В родном городе для него диковинок нет. — Маятно.
— Тебе лучше в Сороку махнуть. Или в Веретено, — выговаривал виффер молодому повесе. — Вот уж где весело. И пьется и естся. И бляди хоровод водят, и честные давалки. А лучше сразу в мыльни. Там этого добра на выбор. В первозданной красе.
— От горбатой до прямой, — не прочь проследовать в указанные места Вигг .
— Давно к лекарю бегать перестал? — напомнил ему Ллей.
— На то и лекарь, к нему ходить, — не особенно унывал молодой скар.
Дружеская перепалка заинтересовала новиков больше, чем красоты Старого Королевского дворца.
Собачиться скары закончили у ˮМечей и Свиристелкиˮ. С крыльца охрану приветствовали знакомцы и сослуживцы, разной степени шатания и качания.
— Где еще можно выловить этих обормотов, — помахал в ответ Ллей.
— Сам говорил, настоящий мечник умрет либо в бою, либо в кабаке. Раз войны нет...
— Тьфу на тебя, Вигг. Накаркай, — погрозил Ллей товарищу.
—... вот они и гибнут.
ˮКак до виффера дослужился?ˮ — подметил Колин неумеренную суеверность командира скар.
Крак или Трезубец своеобразное строение. Толстенные стены, сомкнутые в колодец, одновременно являлись и донжоном и крепостной куртиной, над которой торчали три песочницы*. Въезд внутрь зарешечен. Во дворе полно мечников. На стенах предостаточно стрелков.
— Воронье, — ворчит Ллей недружелюбно.
— Замок построен три века назад, — завелся клирик. — Первый владелец барон Карро....
...труха истории посыпалась без передышки.
— А мечники ничего, — высмотрел Раммон учебный поединок. Один держал оборону против двоих. Потел, но справлялся.
Бравые обитатели Крока, блистали серебряной вышивкой по черной коже и отличным оружием.
— Виласы, — сообщил Вигг, извечный оппонент Ллея.
— Что за виласы?
— Сверкающие, — тут как тут клирик. — В старину, воины, поклявшиеся в вечной преданности сюзерену. Другому служить не станут и своего не предадут.
— В самом деле? — подивился Колин наивности утверждения.
— Прецедента не было.
— А как же Яусс? — подловил Вигг клирика на лжи.
— А что Яусс? — пожелал подробностей Улф.
Подозрительная немота одолела и клирика и скар.
На вывеске четыре подковы. В каждую заключена карточная масть: чаши, мечи, монеты и розы.
— Для вас парни лучше в такие места не попадать, — предупредил Ллей
— Азартные игры регулируются законам, — загундел клирик, помидорно краснея от усердия донести смысл им сказанного. — Нельзя проигрывать более пяти тысяч за раз или более годового дохода. Родовые земли и недвижимость к ставке не принимаются.
— Для начала их следует заложить. Нотарий ждет на втором этаже, — потешался Вигг над бумажным хорьком. — Как с пятью тысячами? — скар указал на заплатку на шоссах Улфа.
Новик смутился и потерял запал задавать вопросы.
Площадь Хехли. Бронзовый безглавый наездник вздыбил лошадь над поверженным противником.
— Герой! Еще при жизни барону воздвигли памятник за беспримерное деяние во славу короны, — с гордостью объяснил клирик.
— Это какое же? — желательны Риммону подробности.
— На своем жеребце Огненном, в одиночку, держал оборону моста против ста воинов Суэкса.
— Давно?
— Двести лет назад.
— А за то что хаживал к королеве, малость укоротили. И живого и бронзового, — подвел Вигг итог жизненного пути героя. — Его голову король держал в своей спальне.
— Королеве тоже перепало на память, — усмехнулся Колин.
— ???
— Жеребец-то — кобыла, — указал унгриец в подбрюшье бронзового скакуна.
— Ха-ха-ха! — загоготало окружение шутке. — Надо было барона спешить.... И шоссы снять.... А может не тому голову отрубили!... Не ту!.... А я-то гадаю, чего Ллей своего Брыка продал... Ха-ха-ха!
Шутку унгрийца оценили и посчитали достойным выделить из остальных новиков.
— Где это парень тебя угораздило? — спросил виффер Колина. Ллею, как и его подчиненным надоело оглядывать знакомые окрестности. Что с ними стало со вчерашнего дня?
— Охота было на охоту, — подражая молодому скару ответил унгриец.
— Понятно не за вышиванием. Только на охоте такое заполучить постараться надо. И зверь не всякий подобную отметку поставит. Особенный. О двух ногах, о двух руках.
— Обезьян, что ли? — балагурит Вигг, хлопая Колина по плечу. Исповедуйся сыне!
— Он и есть, — признал тот виновника беды.
— Зевака словил? — подтянулся поближе послушать Риммон. Уважал он истории про бои и поединки.
— Муха мимо пролетела, — отыграл Колин раззяву.
— Оплошал выходит, — посмеялись парни. Не хочет говорить, не надо.
— Оплошал это когда милку рассупонил, а не встает. Тут подставился, — рассудил Ллей неудачу новика. — С мордой вон чего учудили.
— Золотое Подворье, — некстати оборвал веселье клирик. — Дом короля!
Сам дворец не особенно видно. Острые крыши и многочисленные башенки, россыпь круглых цветных витражей. Длинной волной бежит золотистая песочная дорожка. Крутым всплеском лестницы ударяется в портал входа. Над входом, влево и вправо, налеплено, настроено.... Боже мой!
— Песок-то не с Моффета? — по свойски, запросто, подтрунивает Риммон.
Скары хмурятся. Шутка не прошла. Они служили королю и их клятва крепка. У гранды они временно. Пока не соберет двор и не отправится в Анхальт. Дальше пусть бароны голову ломают, честь королевской дочери блюдут.
Колин отметил ошибку. Король не та персона, упоминать всуе.
Повстречались и Чулочники. Пятеро конных задержались, пропустить выезд Серебряного Двора.
— Кусака Хьюб, — кивнул Вигг в сторону одного из кавалькады.
Именованного трудно не выделить и еще труднее забыть. Ударом пломмеи чулочнику смяло лицевые кости. Выжить выжил, но напоминал камбалу. Половина морды на сторону завалена. Сломанные челюсти неправильно срослись и зубы торчат наружу. Жиденькие усики скрывают срезанную верхнюю губу. Нос полное безобразие. Тяжело тянет воздух раздавленными ноздрями.
— И где его так? — шепчет Риммон. Любителя поединков и баталий передергивает от отвращения.
— Где? На Тоджском Всполье. Казна выкупать не хотела, надеялась помрет. Выжил.
— Лучше бы помер.
— Ему не скажи, — предупредил Вигг.
Уродство мешает подметить у чулочника живой и умный взгляд уверенного в себе человека, отвлекает увидеть — Кусака в первой линии. Люди шли за Хьюбом аф Ассамом.
ˮВожак,ˮ — определил Колин. Не лидер, не командир, не главарь, а вожак. Тот за кем стая. Тот, кто эту стаю поведет.
Хьюб нарочито безучастен к происходящему. Не та компания встретить знакомых. Испуганно-брезгливые гримасы женщин, скользкие бегучие взгляды мужчин, верный признак плохо скрываемой боязни. Не его, но уродство. Как боятся чумы, холеры или проказы.
ˮДа минует меня чаша сия!ˮ — читалось у многих и многих.
ˮМинует,ˮ — за показным безразличием чулочник прятал накопленную злость. На красивых и милых. На мужественных и гордых. Об которых спотыкался, на которых натыкался, с которыми сталкивался, на каждом шагу. Каждый день. Мир безобразно тесен. Безнадежно тесен. Не разойтись. По-доброму никак. Но с другой стороны, то, что делает тебя изгоем, принуждая убегать и гнет терпеть, послужит знаменем и заставит держать спину прямо, а голову выше. Легче переносить соседство испуганных и брезгливых. Не сравнивать, не сожалеть, не вспоминать.
Да минует меня...
Тоджское Всполье. Несутся лошади, и звенит сталь, воют пересохшие глотки. От пыли не продохнуть. Яркая вспышка и ты выдернут из обезумившего мира.... Через окрошку хрящей носа и лицевых костей, отбитые легкие всасывали воздух и кровь, взрывались на вздохе натужным кашлем, выбросить багровые сгустки, не захлебнуться. Сердце надрывало вены кровотоком, обостряя боль. Унять её, утишить, облегчить, избавиться призываешь смерть. Последняя молитва к ней. В отчаянии и ненависти. На призыв, умиротворяющий холод, проникал сквозь кожу, крался за ребра....
Мерзкий привкус крови и тлена.... Тогда и сейчас.... Хьюб сжал в кулаки, разом занемевшие пальцы. Откликаясь на его мысли, занервничал конь. Храпнул, переступил копытами, замотал головой.
— Но-но, — успокоил Кусака жеребца. Пугаться фантомов минувшего, давно изжитая слабость.
Ровная. Некогда глубокий ров разграничивал Каменный Холм и Замостье. Теперь тут не худшая в городе мостовая и добротные зажиточные дома.
— В этом краю в основном старые фамилии обитают. Солеры. Кинриги, Гусмары, Туозы. Дальше, на спуске, вертюры.
— Что за вертюры? — не сиделось Улфу молча.
— Те, чья родословная уместится в две строки.
— Либо сам получил, либо папаша отличился, — просто и доходчиво пояснил Вигг.
Смесь стилей, гармония контрастов, мешанина причуд и единообразие богатства. Трехэтажные строения ровнялись с четырехэтажными, надставив высоты шпилями и острыми крышами. Огромные окна пялились на улицу — в иных въедешь на лошади не утруждаясь согнуться. И тут же окошки-пятнышки, куда не пролезет и ребенок. Массивные колонны поддерживали крыши с печными трубами вкупе с небом. Подражая им тоненькие свечки с канелюрами пыжились не уронить перегруженные антаблементы. Приземистые усадьбы отнимали до последнего акра у парков, а по соседству разбиты сады сравнимые с лесом, где за деревьями едва виднелась леденцовая черепица карамельных домишек. Дивная смесь всего со всем. Старое, простоявшее века и нацеленное еще века стоять. Новое, скороспелое и однодневное, подобное искре, вспыхнуть, ослепить и тут же отгореть. Безумство талантов и потуги посредственностей, приземленность бережливости и показное мотовство.
Остановка у каплицы* рядом, с собором Артемия Просветителя. Изумительной изящности здание охвачено, окольцовано строительными лесами. Убери их и неф взмоет в синие небеса. За стройкой присматривала лично гранда, строго спрашивая за сроки работ и качество исполнения. О чем клириками с гордостью доведено до новиков. Не обошлось без намеков раскошелиться на богоугодное дело. ,,Благо сделавши, благодать обрести.ˮ
