— И чего ты хочешь?
— Твой брат слаб. Это так. Но у него тоже есть своеобразное понятие о чести. Кроме то-го, я надеюсь на вашу общую кровь. Я хочу, — Валентин даже не покраснел при этих сло-вах, — я хочу, чтобы твой брат был инициирован сегодня же. Как член нашего клана. Как мой вольп.
Я повертела в руках стакан.
— Чего ты этим хочешь добиться?
— Гарантий безопасности для себя. Если Мечислав проиграет, тебя все равно постарают-ся присвоить. И тогда ты сможешь защитить нас. Прости, но я обязан думать о своих вольпах.
Я кивнула. Да, что бы ни сделали с Мечиславом, я слишком ценная добыча. И смогу сказать: 'не трогайте моего брата, иначе я что-нибудь с собой сделаю'. А неприкосно-венность моего брата означает неприкосновенность его клана вольпов. Вот только...
— А ты понимаешь, что при таком раскладе могут просто избавиться от тебя? Вольпы ос-танутся, а тебя не будет?
Голубые глаза не дрогнули. Валентин не лгал мне. И не лгал себе.
— Я хочу жить, Юля. Но еще я отвечаю за тех, кто мне доверился. Я ввязался в эту зава-рушку. Пусть так. Но они ни в чем не виноваты.
Я кивнула.
— Уважаю. Валь, я рада, что я твой друг. Поедем, поговорим с моим братом.
— Ты согласна?
С плеч оборотня, словно кирпич сняли. Тонну кирпичей.
— Согласна. Думаю, инициация должна произойти сегодня.
— Едем убеждать твоего брата?
— Едем. Еще до полуночи мутация должна стать необратимой.
— Это технически возможно, только если ее буду проводить я. Или кто-то еще из прима-вольпов.
— Значит, будешь. Выбора-то нет.
— Нет. Ты хочешь присутствовать?
Я не хотела.
— Я могу отказаться?
— Можешь. Но лучше бы ты не отказывалась. Ты все-таки фамилиар нашего Князя...
— Еще и ты мне об этом напоминать будешь?
— Юля, я не хочу тебя расстраивать, — голубые глаза смотрели прямо и спокойно, — но ведь это ничего не меняет? Сколько волка не ругай, а все стадо на него не спишешь... Не только Мечислав виноват в твоем состоянии...
— Вали, если ты еще хоть слово мне скажешь на эту тему, мы сильно поругаемся.
Я не шутила. У меня уже просто нервы не выдерживали. И оборотень все понял.
— Юля, давай перенесем наш разговор на другое время?
— Давай. И — я буду присутствовать на вашей церемонии, если вы уложитесь сегодня до полуночи.
— Я сильный вольп, я смогу и перекинуться и инициировать твоего братца. А почему вдруг такие ограничения по времени?
— Потому что. Едем мы наконец — или ты собрался весь день мне нервы промотать?!
— Едем. Где твои вещи?
— Сумка в раздевалке.
— Хорошо. Топай к машине, я сейчас принесу ее.
— Да я и сама могу.
— Можешь. Но не будешь. Джентльмен я или нет?
— Джентльмерин, — огрызнулась я. — Оборотень.
— Меня ужасно оскорбили! — Валентин схватился за сердце, — изображая ужасно ранен-ного. — Требую сатисфакции!
— Чего-чего!? — нахмурилась я. — За этим к Мечиславу. Он тебе подробно объяснит, чего не стоит требовать от порядочной девушки.
— От кого? А где ты таких видела?
Оборотень демонстративно осматривался по сторонам. Я чмокнула его в щеку и вскочи-ла с места. Часа через два я буду хромать, как больная черепаха. Еще бы, от таких нагру-зок и полковая лошадь захромает. Но пока спорт наполнил меня силой и энергией. А зна-чит — вперед!
* * *
В 'трех шестерках' было тихо и спокойно, как в лунную ночь в богадельне. Две мои проблемы тоже никуда не исчезли. Нас пропустили без каких-либо проблем. Мечислав, определенно, дал всем ценные указания. Ну и пусть.
Комната 'для гостей' в клубе меня откровенно бесила. И лилии воняли не по-детски. Но братик и Клара устроились вполне прилично. Пади встала при нашем появлении и скло-нилась в поклоне. Славка последовал ее примеру, но кланяться не стал. Просто чуть-чуть наклонил голову. Своего рода вариант белогвардейского поклона. Опустить подбородок — поднять подбородок. Целое искусство делать это так, чтобы у тебя не обозначились все складки на шее. Нас же со Славкой к этому приучил дед. Он так здоровался со всеми. 'Милостивым наклонением головы'. Я и сейчас при встрече изображала этот поклон. Славка же.... Вчера мне казалось, что он избавился от этой привычки. Но, когда братец нервничал, все выплывало наружу. М-да, сколько не убегай от себя, а детские привычки рано или поздно вылезут. Я вежливо наклонила голову.
— Как ваши дела?
— Прекрасно, — отозвался Славка.
Хм-м.... Я побольше ехидства вкладывала. Интересно, почему мой брат не старается выразить свое недовольство?
— У вас все есть и вы всем довольны?
— Да, — брат по-прежнему не отводил взгляда.
Я поудобнее уселась в кресло и кивнула собеседникам на диван напротив.
— Присаживайтесь. У нас сейчас будет серьезный разговор.
Брат и пади повиновались. И в глазах Клары я заметила странную искорку. Что-то вро-де... насмешки?
Посмотрим. Я призвала то, что у меня было. А было очень мало. В определенном смыс-ле, моя сила была похожа на огромный молот. Я могла бы раздавить ту же Клару, как гу-сеницу, но я не смогу проникнуть в ее разум и вытянуть нужные мне сведения. Хотя спо-соб есть. И достался он мне в наследство
именно от Даниэля.
Даниэль, любовь моя...
Даниэль всегда мог определить, как относится к нему тот или иной человек. Это было своего рода искусство, сродни рисованию. Когда Даниэль писал мой портрет, он видел меня такой, какой я могу стать. Когда он писал портрет Нади, он видел, что у нее внутри, в душе. Если я напишу портрет Клары, пусть даже карандашом, я узнаю, чего от нее ждать. Если только смогу довериться себе — и дам карандашу свободно скользить по бу-маге.
Насчет карандаша было сказано не ради красного словца. Я уже несколько месяцев но-сила в сумке большой блокнот для рисования и пачку остро заточенных карандашей. В любой момент я могла увидеть что-то интересное — и остановиться прямо посреди улицы, стараясь зарисовать увиденное. Дома лежали уже восемь таких блокнотов, а за шкафом стояли не меньше двадцати картин, сделанных по карандашным эскизам.
Я тряхнула головой и посмотрела на Валентина.
— Начнем?
Вольп пристроился на подлокотнике моего кресла.
— Предоставляю честь первого залпа тебе, солнышко!
Я подмигнула приятелю.
— Джентльмен, блин!
— Прелесть моя, для тебя любой каприз...
— Сам ты прелесть...
— А князь города знает, как вы друг к другу относитесь? — поинтересовался братик.
Я пожала плечами.
— Зная Мечислава? Уверена, что он знает даже размер твоих трусов. А уж про мою жизнь и говорить не приходится. Полный контроль, хотя и так, чтобы я не замечала. А то можно и на хамство нарваться.
— Ну-ну...
Что это значило, я так и не поняла. Но влепила брату от всей души.
— Мои отношения с вампирами пока тебя не касаются. Только с оборотнями.
— А почему? — подала голос Клара.
— Потому что вам предстоит стать парой оборотней, — пожала я плечами. Именно такой тон я и хотела выбрать с самого начала. Не уговаривать и не оправдываться. Поставить перед фактом, выслушать все аргументы 'против', и сделать так, как планировала с са-мого начала.
Доходило несколько секунд. За это время я успела вытащить из сумочки блокнот и ка-рандаши, и теперь вертела их в пальцах.
Но брат оказался далеко не жирафом.
— Ты хочешь, чтобы я стал оборотнем?
— Нет.
— ?
— Я уже давно ничего не хочу, — пояснила я. — Если только не научатся воскрешать мерт-вых. А тебе придется стать оборотнем, если хочешь получить здесь защиту и помощь.
Доходило до братца, как до утки, на пятые сутки.
— А я думал, что ты уже договорилась?
— Я договорилась с Князем, а вам нужна еще и защита стаи. Валентин — вожак стаи.
Клара подскочила с места и опять низко поклонилась.
— Для меня большая честь...
— Помолчи, — оборвал ее Валентин. — Пусть Юля поговорит с братом.
Оборотниха послушно замолчала. Я продолжила.
— С меня Князь уже взял плату. Но это не богадельня. Вы будете платить сами за себя. Ты — своим статусом, Клара — пока еще не знаю, но думаю. Что даром она тут никому не нужна. Потом определитесь — что, сколько, с кого и кому следует. Валентин же все и объяснит. А пока готовься обрастать шерстью в полнолуние.
— Но зачем?
Это я могла пояснить за пару минут.
— Ты станешь гарантом безопасности для Валентина и его стаи.
— Я!?
— Ты, — припечатала я. — Посиди, подумай, поищи аргументы 'за' и 'против', а потом постарайся связно высказать их нам с Валентином. Пятнадцати минут хватит?
Я была уверена, что братец очнется гораздо раньше. Но мне это было уже неважно. Во-круг меня сомкнулась привычная стена, отделив весь остальной мир. Карандаш мягко скользнул по бумаге, оставляя серовато — черный след. Каждый раз, наблюдая за тем, как из гладкости белой бумаги возникает чье-то лицо — и обретает плоть и выражение, я ис-пытывала почти экстатическое наслаждение. Валентин внимательно наблюдал за мной, не двигаясь и не говоря ни слова. Клара, конечно, гримасничала и вообще не сидела смирно, но мне и не нужно было просить ее позировать. Плох тот художник, который по-сле одного взгляда на человека не сможет нарисовать его во всех подробностях. А может, и не слишком плох. Не знаю. Но для себя я установила именно такой стандарт — и не-укоснительно собиралась ему следовать.
Управилась с рисунком я меньше чем за пятнадцать минут. За тринадцать минут и сорок семь секунд. И, даже не посмотрев, что получилось, сунула блокнот в сумку. Потом. В машине посмотрю, вместе с Валентином. Славка сидел и смотрел на меня. Готов выска-заться? Отлично! И я кивнула головой, разрешая говорить.
— Все обдумал?
— Да. Юля, я не могу!
А я-то надеялась, что братец в меня пошел... Но не судьба. Помнится, я в такой же си-туации долго не колебалась. Может, потому и вляпалась с этими печатями по самое глубже некуда? Ладно, об этом я подумаю завтра!
— И почему ты не можешь?
Брат оказался в затруднительном положении. Сказать, что он не любит оборотней? Это когда рядом его женщина — оборотень и прима-вольп, вожак клана, которого брат просил о помощи и чьим гостеприимством в данный момент пользуется? Это почти самоубийст-во. Мне даже стало интересно. Но Славка вывернулся.
— Я пока еще не готов.
— Ничего, моя подруга, Надежда, ты с ней уже знаком?
— Это такая, стервозная и ушастая?
Я даже слегка обиделась. И ничего Надя не ушастая. Просто слегка лопоухая. Совсем чуть-чуть.
— Я рада, что вы друг другу понравились. Описание очень точное. Так вот, ее вообще случайно инициировали. В бою. И ничего! Жива — здорова, прекрасно освоилась в мехо-вой шкурке. Даже примой стала.
— И очень неплохой, — подтвердил Валентин.
— Ну вот. И тебе еще один плюс. Если ты станешь примой, Валь, у него есть на это шан-сы?
— Небольшие, но есть. Пади он, во всяком случае, точно не будет.
— Ну вот, ты сможешь предъявить свои права на Клару. Ваш союз будет гармоничным и долгим. И никто у тебя ее не отнимет, разве что вместе с жизнью.
— Это, конечно, аргумент, — протянул братец.
Я продолжила его дожимать.
— И это еще далеко не все! Оборотни живут примерно в два раза дольше среднестатисти-ческого человека, они практически не болеют, их тяжело убить, они представляют собой достаточно сплоченное сообщество, в котором умный и сильный вольп всегда найдет се-бе место.
— Очень мило, — протянул братец. — А минусы?
— А где без них? — пожала я плечами. — Но... они не так уж и велики. Да, тебе придется подчиняться вампирам. Но в стае Валентина есть определенные тонкости. Его оборотни скорее друзья, чем слуги. И если ты не захочешь иметь никаких дел с вампирами, как не захотели очень многие вольпы, никто не будет тебя принуждать. Это будет твой осознан-ный выбор.
— А если с твоим вампиром или с Валентином что-нибудь случится?
— А если ты попадешь под трамвай? Это тоже возможно. Но я для того и нахожусь с ни-ми рядом, чтобы исключить подобные случайности.
Валентин смерил меня такой ехидной улыбкой, что я поняла — перегнула. И поспешила исправиться.
— Ну да, бывает и хуже, но реже. Я не отрицаю, в происходящем с тобой сейчас есть и доля моей вины. Но это та история, которую я не хотела бы вспоминать. И ты сам поста-рался по максимуму, чтобы ухудшить свое положение. Сейчас важно то, что Рамирес — эмиссар совета, который прибудет сюда, хм..., негативно относится к Мечиславу. А что-бы защитить Мечислава я пойду на многое.
— Почему?
Я пожала плечами. Что я могла ответить брату? Правду? Для этого я ему слишком мало доверяла. Соврать? Противно. Оставалось только сказать полуправду.
— Мои отношения с Мечиславом тебя не касаются. Но я все-таки поясню тебе кое-что. Человек, которого я люблю больше жизни, предпочел бы для меня именно этого вампира. А в таких вопросах я безоговорочно прислушиваюсь к его мнению.
Валентин положил мне руку на плечо. Он уже знал, каким будет следующий вопрос моего брата.
— Ты нас познакомишь с этим героем-любовником? Хочется знать, кого ты предпочла Князю Города. Тем более — ТАКОМУ Князю.
Я покачала головой. Душу рвануло привычными, но от этого не менее острыми когтями боли. На память пришли старые стихи.
Мой возлюбленный умер.
Лейтесь, слезы, лейтесь!
Повелитель души и сердца умер.
Лейтесь, слезы, лейтесь!
Я и сама не понимала, что прошептала это вслух. Поняла только тогда, когда Славка внезапно оказался на коленях возле моего кресла.
— Юленька, прости меня! Я не хотел! Клянусь!
Я вгляделась в Славкины глаза. В них отражалась малая часть того, что я чувствовала, вспоминая Даниэля. И я понимала, что эта боль превыше его сил. Он действительно понимал, что со мной происходит. Понимал, что меня вырвали из первой любви, раскромсали мне сердце на две части, закопали одну половинку, — и бросили умирать. А я старалась выжить. И иногда даже успешно притворялась живой. Но разве вы смогли бы жить с половинкой сердца? Вот и я не могла. Я давно прописала себе лекарство от этой болезни. Мне нужно было постараться — и полюбить другого человека. Но — и это было самым смешным и самым горьким — я не видела никого, кто мог бы хоть отдаленно сравниться с Даниэлем. Надя была кое — в — чем права. Даниэль действительно использовал меня, стремясь к своей свободе. Но потом он полюбил. И я видела его лю-бовь. Искреннюю, беззаветную.... Когда и жизни и души не жаль для любимого человека. Уходя, Даниэль оставил мне самое дорогое, что у него было. Свою искру божественного огня. И только я могла понять, что для него это означало. И кого я могла полюбить те-перь? Я никогда, никогда уже не соглашусь на меньшее! Да, со временем некоторые раны заживут. Кто-нибудь окажется в моей постели. Но даже сейчас я знала, что это будет са-мообманом. С тем же успехом я могу воспользоваться вибратором. Ведь постель без ду-ши, без сердца, без того, что мы делили на двоих с Даниэлем, окажется пустой и тусклой. А то и хуже. С кем бы и что бы у меня ни было, нас всегда будет трое. Я буду каждую минуту вспоминать Даниэля. Его отчаянные серые глаза, его улыбку, не самодовольную и наглую улыбку победителя, за которую обычно хочется что-нибудь оторвать у мужчи-ны, но улыбку ласковую и нежную. В те моменты, когда мы были вместе, я была для Да-ниэля богиней. И он был для меня не меньшим. Если бы Даниэль остался в живых, я ни-когда бы не посмотрела на другого. Сколько бы ни продлилось наше счастье. Что же мне делать без тебя, любимый!? Как жить с половинкой сердца?
