Аля помнила тот осенний вечер. Они вчетвером сидели на даче, играли в саду дети, вкусно пах пирог с малиной испеченный ей, Таня как раз приболела, и сидела, завернувшись в одеяло. А Аля нарезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам. И первым, естественно, наделила Костю.
Это было так секундно, что никто и не заметил. Короткий жест. Легкое прикосновение к руке. И од-но слово. 'Благодарю'. Взгляд глаза в глаза. И все.
Никто и не заметил.
Только вот где-то наверху повернулись огромные песочные часы. И не было на веранде никого кроме двоих. Мужчины — и женщины.
А Аля почувствовала себя, как на громадном плоту. И земля качнулась под ногами.
Осознание любви пришло к ней совершенно неожиданно. Как удар кнута. Как молния, как хищный стальной клинок, ударивший из-за угла. И этим вечером она впервые не смогла лечь в постель с мужем. Пришлось отговориться головной болью. Женька заснул. А она вышла в сад — и сидела на грядке, тупо пропуская землю сквозь тонкие пальцы.
Она любит Костю. А Костя — ее?
Аля не знала.
Ток, пробежавший между ними, он почувствовал. Факт. Но виду не подал. И это тоже было ясно.
Он хозяин своего разума и тела. Своей судьбы. Своего желания. И только он. А у нее есть два пути. Первый — признаться ему во всем. Это она может. И сказать о своей любви и выслушать ответ...
А что — потом?!
А все. Вообще — все. Если она это скажет, Костя... он может желать ее. Она знает, она это чувствует. Но любовь — это другое. А еще есть Таня. Есть Женька. Есть дети. И она может все это разрушить од-ним неосторожным словом.
Костя может любить ее. Это так. Но он никогда не предаст ни жену, ни сына. И она не предаст своих детей.
И что ей остается?
Молчать?
Да. Только так. Молчать — и ждать. И жить рядом с другим мужчиной, принимать его поцелуи, ло-вить его взгляды, улыбаться в ответ на его улыбки — и всегда, всегда помнить, что ты — чужая жена. А любовь... а что — любовь? Живут же люди и вовсе без нее! И даже не знают, что теряют.
И их счастье, что не знают. А Аля знала. И это знание грызло ее не хуже дикого зверя.
Время шло. Дети росли. Она молчала.
Она никогда и никому не признавалась. Но когда Женя умер... она плакала, да! Горевала! Тосковала! Но где-то глубоко внутри, в самом дальнем уголке души пело одно и то же 'Свободна! Свободна!! СВОБОДНА!!!'.
Потом умерла и свекровь. Костя стал свободен. И Аля ждала его домой, совсем как жена. А он улы-бался, благодарил за заботу, целовал ее в щечку при встрече — и ни словом, ни делом, ничем не пока-зал, что любит ее не только как невестку. И Аля сорвалась первой.
Сорвалась, выплеснула все, что у нее на душе — и стала счастливой. И вот уже десять лет, даже больше, была безумно, безудержно счастлива. Несмотря ни на что. Пусть сбежал сын. Пусть осудила сестра. Пусть шипят за спиной завистники...
Какая разница!?
Она любит и любима! И будь оно все проклято, она не позволит отнять у себя и крупицы долгождан-ного счастья! Сколько им осталось с Костей!? Он уже далеко не мальчик. Год? Три?! Пять!?
Даже если остался всего один день — это все равно будет её! И никому она не отдаст ни крупицы сча-стья! И глупо изводить себя из-за сестры. Тома просто не знает что такое любовь. Настоящая. Искрен-няя. Благодаря которой женщина светится как солнышко.
И не узнает.
А она, Аля, она счастлива. Даже сейчас, сидя за столом на кухне и ожидая мужа... куда же поехал Костя?
Аля знала — это как-то связано с Юлей.
Она вовсе не была слепа. И знала — с ее девочкой что-то не в порядке. Но что!?
Она даже знала, когда это началось. Зимой. Почти полтора года назад. Они с Костей уехали тогда на курорт, а вернувшись — нашли своего ребенка в больнице, с сильным воспалением легких.
Как она туда попала? Что произошло!? Почему у нее появились кошмары, во время которых девочка буквально криком заходилась, а потом просыпалась с такими глазами, словно в них навек поселилась безжизненная пустыня?!
Аля до сих пор не знала ответа. И очень боялась за своего ребенка.
А эти ее шрамы? Откуда!? И на руках, и под ключицей... да что с ней такого произошло!?
Если бы не Костин запрет, Аля бы постаралась все вытянуть из дочери. Муж настрого запретил рас-спрашивать. И наблюдая за ребенком, Аля поняла — он прав. Если бы она вынудила дочку рассказы-вать, она бы навсегда потеряла ее. С Юлей что-то произошло.
Но это что-то было настолько ужасным, что девочка даже говорить об этом не могла.
Костя сказал, что ее вылечат покой и одиночество — и не ошибся. Прошло несколько месяцев — и Юля начала улыбаться, смеяться, шутить, стала похожа на себя прежнюю... и в то же время...
Что-то в ее дочери проскальзывало теперь такое... как в Косте.
Холодное. Жестокое. Безразличное. Как в глазах пантеры. Не тронь. Не пощадит.
И зримое отображение этого принципа Аля видела сейчас.
Она плохая мать? Возможно! И те, кто опекает ребенка потакая ему во всем и убирая у него из-под ног каждый камушек, осудят ее. Несомненно. Но Аля всегда была сторонницей самостоятельности. Твои проблемы — тебе и решать. Сама нажила, сама и разбираться будешь. И не надо говорить об опе-ке, о том, что за детьми надо следить...
Ты не сможешь проследить за ними всю жизнь. Рано или поздно придется дать им напутственный пи-нок в жизнь. И что тогда?
Они просто не смогут жить самостоятельно. Вы не сажаете в открытый грунт драгоценную орхидею. Нет. Но почему-то, вырастив ребенка, подобно той орхидее, вы не замечаете, что жить-то ему под от-крытым небом. А когда он или она ломаются, появляется такое детское удивление — почему!?
Да потому, что детей надо не только любить, а еще учить и воспитывать. Пока они маленькие, и их проблемы еще маленькие, их можно проконтролировать. Но со стороны. Так, чтобы ребенок не знал о вашей помощи. И был свято уверен, что проблему решил он сам. Тогда, если возникнет следующая проблема (а она обязательно возникнет, ведь жизнь — это ведь не только танцы на лужайке, но еще и корни под ногами), он будет уверен, что надо попробовать самому. И решить, и разобраться. И спра-вится. А потом это войдет в привычку. Ребенок привыкнет, что вы рядом, что вы его любите, но никто не станет постоянно водить его за руку и вытирать сопли. И привыкнет к самостоятельности.
Юля и привыкла. И решала свои проблемы сама. Обратная сторона медали — Аля и рада была бы по-мочь своей девочке, но не могла. Не знала в чем. Хотела добиться правды, но муж запретил. Да и ка-кое-то внутреннее чутье подсказывало: 'Не тронь. Хуже будет'.
Она — плохая мать? Аля не могла найти ответа на этот вопрос.
Она и не подозревала, насколько далеко ушла ее девочка. В этом отношении Томка оказалась даже полезна. Как индикаторная бумажка, она показала все самое худшее в Юле. И Аля поняла — ее ребе-нок уже знает, что такое — смерть. И бывает жестоким.
Она не испугалась этого. Что бы там ни было — это ее девочка, и Аля все равно ее любит. Но с Костей надо было поговорить.
Что происходит? И почему это происходит? И этот Алекс... он странный. Но в чем его странность? Сегодня Аля решительно была настроена добиться от Кости ответа.
Глухо щелкнул замок. И Аля выбежала навстречу мужу.
— Костенька! Наконец-то!
Костя обнял ее и притянул к себе. Несколько минут они просто стояли, обнявшись — и Аля наслажда-лась его близостью. Костя здесь. Он рядом с ней. И ему можно уткнуться носом в плечо и как когда-то давно, поведать о всех своих проблемах. И знать, что это плечо не согнется, даже если на него нава-лится гора. Если бы и ее дочь нашла себе такого же мужчину...
— Что случилось, родная? Тебе же спать надо...
— я тебя ждала. И поговорить хотела.
Костя задумался. А потом махнул рукой.
— Ладно. Сейчас я переоденусь и приду в спальню. И поговорим, хорошо?
Аля кивнула.
— Кушать хочешь? Разогреть что-нибудь?
— Разве что стакан молока.
Аля скользнула обратно на кухню. Молоко в доме было всегда. И не порошковое, а настоящее, де-ревенское...
Когда она пришла в спальню, Костя уже лежал под одеялом. Поблагодарил за молоко и кивнул на соседнюю подушку. Но Аля не торопилась.
— Костя, давай сначала поговорим.
— О чем?
— О нашем ребенке. Что творится с Юлей? Люди эти странные Алекс, Леонид...
— Они обычные люди. Просто Алекс умудрился в Чечню попасть...
— Он же молоденький совсем!
— Он ребенком был. Семнадцать лет, сопляк без царя в голове. В плен попал, над ним там поиздева-лись от души. Ты еще его шрамы не видела. И это только на теле. Лицо не уродовали, а вот все осталь-ное... Так что не напоминай ему про это. Хорошо?
— Костя, ну я же не изверг! А Юля знает?
— Да. Он тогда с ума сходил. Юля его из этого кошмара вытащила, он теперь за нее в огонь и в воду. Так что я за них спокоен. А Леонид просто спец по безопасности. У него тоже за спиной много чего есть. И поверь, он не меньше меня повоевал.
— Верю. А с ним Юля как познакомилась?
— В спортзале.
Аля вздохнула. И задала главный вопрос. Она боялась услышать ответ, но в то же время...
— Костя, а что с ней случилось полтора года назад? Когда мы уехали отдыхать? Я же видела, я все ви-дела, но молчала. Сейчас — можно?
Костя долго молчал. А потом вздохнул.
— Аля, а ты уверена? Во многих знаниях многие горести, или как-то так...
— Ты мне библию не цитируй, ты мне ответь! — возмутилась Аля. — Это моя дочь! Я знать должна! Я и так молчала, пока могла!
— Хорошо. Дело в том, что пока мы были в отъезде, наша дочь умудрилась познакомиться с парнем. Их Катя познакомила. Помнишь, светленькая такая...
— Она же пропала без вести... ой!
— Да. Парень оказался маньяком. Что пережили бедные девочки, лучше даже не думать. Катя погиб-ла. Юле удалось выбраться. Но она убила негодяя. И подожгла дом, где он их держал. Случайно, но... смерть осталась смертью. Вот она себя и винила. И за убийство, и за то, что не смогла спасти подругу.
Аля задохнулась, прижав кулак к губам. Господи. Так вот почему...
— Но почему Катины родители...
— Аля, а ты бы смогла на ее месте рассказать им это?
Аля подумала.
— Нет.
— Она даже тебе рассказать не могла. Только мне. Я ведь и сам убивал. И под смертью ходил.
— Ты мог ее понять. Но разве я не могла бы?
— Аля, дела не в этом. Ты бы начала ее жалеть и опекать. А она и так ощущала себя виноватой.
— Почему!?
— Именно ей увлекся тот подонок. Именно она стала причиной. Как считает она сама — катализатором. Если бы не она, Катя бы не погибла. Её мучили, чтобы сделать больно Юле. Не заставляй меня рас-сказывать дальше.
Аля кивнула. Но вопрос все-таки задала.
— А они с Алексом...
— Пока это больше союз двух раненных душ, чем настоящий брак. Но им хорошо вместе. И я не стану возражать. И не удивляйся ее поведению. Ты знаешь теперь, что она пережила.
— Бедная моя девочка...
— Далеко не бедная. И уже не девочка. И не жалей ее. Жалость ломает.
— Костя...
— Да, родная. Наша девочка становится взрослой. Не лишай её этого права. Даже если тебе не нравит-ся результат.
— О чем ты! Это мой ребенок! Я буду любить ее, какой бы она ни стала!
— Знаю. Я тоже. И именно поэтому прошу тебя быть осторожнее.
Аля кивнула. Теперь она могла понять многое. Поступки ее дочери были легко объяснимы. Но...
— Костя, ты точно уверен?
— Да. А теперь иди ко мне. Спать пора, уснул бычок, лег в кроватку на бочок...
Аля рассмеялась — и проворно забралась под одеяло. Прижалась к мужу, крепко поцеловала...
— Костя, я тебя так люблю...
— и я тебя тоже, Алечка...
Глава 4
Старые кости, старые знакомые...
Мама позвонила мне в десять утра.
— Малышка, привет.
— Привет, мам. Что случилось?
— Да ничего особенного. Просто Леля с Лешей уже у нас. И я хотела спросить — ты пойдешь с нами к мощам?
— а они уже приехали?
— Да. И нам даже прислали приглашение.
— вот как?
Сон словно рукой сняло. Была бы я собакой — у меня бы вся шерсть дыбом поднялась и клыки оскали-лись.
— Какое еще приглашение? Кто прислал?
— Наверное, епархия. Мощи уже приехали. Но пока посещения будут доступны только немногим. Твоему дедушке в офис прислали конверт. И в почтовый ящик бросили.
Ага. Чтобы уж точно маме на глаза попалось! Твари! Почему-то у меня и сомнений не возникло, что это дело лапок ИПФ. Склизкие сволочи!!!
— Мам, вы без меня никуда не уходите. Я сейчас у вас буду.
— Зайка, не торопись. Мы еще только собираемся, Тома морально готовится...
— Час проготовится?
— Да, наверное...
— Отлично! Через час я буду у вас!
Я отключилась.
— Шарль!?
А в ответ — тишина. Набрать номер было делом секунды.
— Да? — откликнулся дракоша.
— Шарль, у нас проблемы.
— Какие?
— Ты где?
— Еду домой. Ты дома?
— Да. Это ИПФ.
— Черт!!! Такси!!! Юля, дождись меня!!! Обязательно!!!
Трубка пискнула и отключилась. Я вздохнула и набрала номер опять.
— Пятьсот за скорость!!! — послышался голос Шарля. — Юля, с тобой все в порядке?
— Шарль, успокойся, я жива, цела, мне никто не угрожает и не собирается. Пока, — добавила я. Драко-ша явственно перевел дыхание. — Просто ИПФ прислало нам приглашение на переговоры.
— Вот как?
— Да. Через мою семью.
— с намеком, значитца?
— Вот именно.
Бесилась я не просто так. У Рокина был мой номер, был мой адрес... так какого же!? Позвонили бы, пригласили — уж не отказалась бы. А вместо этого — приглашения деду и матери. Как намек — лучше приди с ними. Пока по-хорошему приглашают. Твари!!!
Но идти придется.
— Отказаться никак?
— Ты же сам все понимаешь...
— Еще бы я не понимал. Ты позвонишь Леониду — или я?
— Лучше я. Ты, я так понимаю, не один?
— в такси.
— Я позвоню и попрошу кого-нибудь из его ребят для охраны.
— И не тяни. Пусть у него будет время. И я скоро приеду.
— Хорошо. Пока...
— Пока.
Леонид отозвался почти сразу.
— Юля?
Я обрисовала ситуацию. Выслушала в ответ поток мата. А потом Леонид утомился — и кивнул.
— К тебе заедут Глеб с Дмитрием и Алексей с Арсением. Две машины. Сейчас я позвоню твоему деду. И изволь быть втройне осторожной с ИПФовцами. Никуда не ходи ничего не бери у них из рук...
— И не дыши в их присутствии, — хихикнула я.
— Юля, это не игрушки.
— Знаю. Разбирайся со своими ребятами, а я пока буду одеваться. А то еще уйдут без меня...
— Этого еще не хватало.
Леонид отключился. Я вздохнула и попробовала набрать номер Рокина.
Абонент временно недоступен. Взвыла со злости — и помчалась в ванную.
Хотя бы привести себя в порядок. Джинсы, свитер, куртка. Волосы стянуты в хвост. И морду под-красить. Хотя бы глаза и губы. Ах, в храм нельзя в джинсах?!
Да приползи я туда хоть в трусах на подтяжках — все равно пустят! А была б их воля и не выпустили бы! И идти туда не хочется совершенно.
