Лунный князь: Беглец (последняя редакция)

Луана вздохнула, обрушив в трещину стальной поток, заполнивший ее до краев, и повернулась к жрецу, ищущим взглядом обшаривая строение за его спиной. Меч в моей руке шевельнулся. 'Мать моя, давшая жизнь, и великая мать, давшая душу! Что же делать?' — взмолился я, сжав изо всех сил выдавшее меня оружие, которое в любой момент могло вырваться и вонзиться мне в брюхо. В конюшне кто-то тоненько вскрикнул, послышался шум падения. Я и забыл, что там прячется Щепка. Наверняка у девчонки нервы не выдержали.

Авьел приказал:

— Ищите принца! Он должен быть здесь.

В ворота неспешно вошел гнедой жеребец Ллуфа, тащившего за узду белого жеребца. Конь, доставшийся мне от жреца Врона, едва переставлял копыта. Его хребет прогибался под тяжестью ноши — каменной фигуры конюха с перекошенным от страха, навеки застывшим белым лицом с открытым ртом и выпученными глазами. В руке статуи болталась цепь с жреческим диском.

Иерарх оглянулся на Ллуфа. Луана побежала к входу в конюшню, а там — беззащитная девчонка. Горло сдавил спазм. Если вот эти дарэйли-убийцы, прикосновением превращающие живую плоть в камень или железо, считаются ангелами-хранителями, то кто тогда демоны?

'Что стоишь, идиот?' — спохватился я. Подыхать, так с мечом, а не грудой обращенного железа. Боги, как не хотелось умирать! В груди опять полыхал знакомый огненный комок отчаянья, ненависти и гнева, а глаза страшно жгло. Был только один достойный способ избавиться от этой боли и всего остального разом.

— Оглянись, жрец! — позвал я, выпрыгнув из-за угла.

Авьел повернулся и тут же отпрянул с перекошенным лицом. Вскрикнул:

— Убейте его!

Меч в моей руке дернулся вперед, я едва его удержал. Горло жреца чудом уцелело. Неужели Ринхорт жив и как-то чувствует мой клинок? Но оружие тут же повело в сторону, выламывая из руки. Вцепившись в извивающийся, как взбешенная змея, меч, я прошипел:

— Защищайся сам, трус! Вызываю тебя на честный бой.

'Ага, жреца. На честный. Бой. Вот дурак!' — заныло что-то в самых пятках. Уж не душа ли?

Потное лицо Авьела побагровело, губы зашептали что-то беззвучное. Рука скользнула к поясу, нащупывая оружие, и вдруг повисла плетью.

— Кто... ты? — прохрипел он.

— Райтегор. Дай мне свой знак, Гончар, и я не буду убивать тебя.

Меч перестал вырываться. Я протянул к жрецу левую руку, краем глаза заметив, как остолбенело остановились поодаль дарэйли, даже Луана, успевшая подбежать ближе всех. Сейчас вышибет клинок одним взглядом, и... А почему это она с таким непонятным блеском в глазах смотрит на Авьела?

Жрец, дернувшись, замер как парализованный, словно его укусила невидимая Шойна. Его лицо вдруг посинело, выпученные глаза остекленели, колени подломились, и он упал. Мертвый.

Я ничего не понимал. Его никто и пальцем не коснулся! Да и острие лишь оцарапало шею — одна капля вытекла из ранки, не больше. Притворяется? Нащупав жилу на шее иерарха, я проверил: сердце не билось. Выпрямившись и сжав в ладони сорванный жреческий диск, я оглядел освещенный утренним солнцем безмолвный двор, расчерченный глубокой трещиной, поглотившей моего друга. Прости, Ринхорт, пленника взять не удалось.

Дарэйли иерарха, метнувшиеся было к поверженному хозяину, тоже замерли. Лицо Луаны почернело, Ксантис казался земляной грудой с торчавшей из нее рукоятью меча. Ллуф успел спрыгнуть с гнедого и шагнуть, но застыл равнодушной ко всему скульптурой. Шойны нигде не было видно, и это меня беспокоило.

Ржанье, полное смертной муки, вывело меня из оцепенения. Белый жеребец, отпущенный Ллуфом, согнул передние ноги и опрокинулся набок. Каменный конюх с треском разлетелся на куски.

Вздрогнув от гулкого звука, я поднял диск над головой.

— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner. Tier, Llueph. Tier, Luanna. Tier, Ksanntiss. Vuar'ra Aardenner.

Дарэйли дрогнули. Когда их первая растерянность прошла, Луана, кинув на меня благодарный взгляд, рванула к ожившей земляной груде.

— Ксантис!

Ллуф продолжил идти в мою сторону, как ни в чем не бывало.

— Где Ринхорт? — спросил беловолосый, протягивая ко мне руку, а прищуренные глаза дарэйли камня не предвещали ничего хорошего.

Я попятился и показал на трещину, рассекавшую двор.

— Там, под землей.

— Не трогай мальчишку, Ллуф! — яростно крикнула Луана.

Каменный дарэйли опустил руку, перед которой повис щит, вздохнул и улыбнулся — светло и приветливо, как полагается ангелам-хранителям:

— Под землей? Значит, выберется. Спасибо, что освободил нас, принц.

Начинается. Пробурчав привычную отговорку, что нечего приписывать мне несуществующее родство с императором, я потопал к трещине. Чем же ее раскапывать? Ринхорт говорил, что инициированные дарэйли могут долго обходиться без воздуха. И надо еще Шойну поискать.

Луана перехватила меня, показала на раскрытые ворота.

— Тут мы без тебя справимся, принц, а там остались еще трое наших. Их имена Бенх, Тион и Дейя. Схватились с двумя дарэйли сферы Существ. Поспеши, может быть, кто-то еще жив. Мы тебя догоним.

Пробормотав освобождающее заклинание без всякой надежды, что поможет, я схватил первую попавшуюся лошадь под уздцы.

— Скажи, вы не видели в доме девушку с прической из множества косичек, — спросил я Луану, вскакивая в седло. — Или... большую змею?

— Шойну? — догадалась дарэйли. — Нет, не видели.

'Значит, уползла', — подумал я со смешанным чувством облегчения и опасения.

Вылетев за ворота, я понял, почему никто из местных не прибежал на утренний грохот. Хлопали на ветру распахнутые двери домов и калитки в заборах. На дороге валялись вещи, брошенные при поспешном бегстве. Под копытами хрустнула плетеная корзинка. Надрывно мычали забытые в хлевах коровы, блеяли козы, но ни кошек, ни собак не видно — наверняка бежали следом за хозяевами.

С холма, на котором раскинулось селение, хорошо просматривалась местность, и последствия боя пятерых дарэйли, произошедшего поблизости от условного места, где должны были ждать Орлин и Граднир, я увидел издалека. И понял, что дравшиеся на постоялом дворе дарэйли, не сговариваясь, пощадили село, а могли бы разнести все на пару верст вокруг — таких примерно размеров было поле боя за холмом. Точнее, образовавшееся озеро, вокруг которого валялись вырванные с корнями деревья и громоздились насыпи земли и щепок. Если я не слышал звуков этой битвы, то только потому, что почти оглох, когда дрались дарэйли металла.

Впечатленный разрушениями, я понял: нам с Ринхортом повезло, что на постоялый двор Авьел привел четверых рабов из семи. И еще несказанно повезло, что мой друг сразу уничтожил самую опасную дарэйли огня. 'Он рискнул до последнего мига оставаться беззащитным, чтобы его не почуяли, — размышлял я о прошедшем бое. — Опасная, но действенная тактика. Надо запомнить'.

Луана зря беспокоилась: пятеро живых, но не очень здоровых дарэйли дружно скакали мне навстречу. Орлин придерживал поврежденную руку, Граднир щерился улыбкой, в которой не хватало пары клыков, и зажимал рану в окровавленном боку. Трое незнакомых рабов Авьела, уже бывших, тоже выглядели пожеванными и поклеванными, а девушка в изодранных латах бессильно полулежала в седле, заботливо придерживаемая с двух сторон недавними врагами.

Значит, заклинание освобождения действует на небольшом расстоянии, если жрец мертв, — удивился и обрадовался я.

— Вы тут случайно не видели королевских рекрутеров? — поинтересовался я еще издали.

Граднир заржал во всю пасть:

— А как же! Были какие-то, да сплыли, — он кивнул на озеро.

— Да врет он, — вмешался Орлин. — Появлялись на заре, только нам не до них было, и я посоветовал им зайти чуток попозже.

— И где их теперь искать?

— Зачем они-то тебе сдались, принц-не-принц?

— Хочу в королевскую армию записаться: солдатам на войне неплохо платят. Надо же как-то на жизнь зарабатывать.

— Так война уже закончена, — приподняла голову девушка, блеснув сине-зелеными, как морская вода, глазами. — Сегодня ночью подписан мир, и князь Дорант уводит войска.

Тьфу, невезуха! Теперь не воспользоваться таким хорошим предлогом для схватки с дедом и остальными Гончарами. И самозваный король Нертаиля вряд ли пойдет на союз со мной — побоится нарушить перемирие со Сферикалом. Хуже того: постарается тоже в охоте поучаствовать или, по меньшей мере, не препятствовать, чтобы доказать лояльность. Надо убираться из этих мест побыстрее.

Глава 8

В село возвращаться было некому.

Увидев на тракте мертвый отряд рекрутеров, лежавших рядами, как на марше, дарэйли по приказу Верховного обыскали окрестности. В лесу нашли трупы беженцев среди узлов домашнего скарба. Войдя в село, обнаружили тех, кто пытался спрятаться в погребах и подвалах, но нашел там могилу. Люки были заперты изнутри.

Оружие никто из погибших не пытался применять, и ни у кого не было признаков насильственной смерти, как не было их у лучников отряда жреца Врона. Что-то одним глотком выпило из них жизнь.

Уцелело двое: преблагой паттер в храме Единого, закрывшийся в молельне при первых звуках грохота, донесшихся с постоялого двора, и трактирная служанка по прозвищу Щепка.

Девушка отказалась ехать с Ринхортом, немало его огорчив, и осталась рыдать на конюшне после того, как прекрасный рыцарь, оказавшийся чудовищем, которому и могила с железной крышкой нипочем, уехал с такими же тварями в человеческих обликах. Он щедро заплатил золотом за постиранный и высушенный ее телом плащ — хватит и на свой дом, и на приданое. Только ей казалось — не будет от этого золота удачи, потеряла она уже свое счастье — умчалось оно и не догнать уже никогда.

Наревевшись, Щепка зарыла кошель в углу под старыми полусгнившими попонами и взяла под узцы оставленную для нее лошадь с привязанным к седлу узлом, куда девушка еще поутру, собираясь в дорогу, сложила нехитрую снедь, запасное платье, да гребень для волос. Но уйти не успела.

В открытую дверь скользнуло серебристо-черное змеиное тело толщиной с небольшую бочку, и хозяйские жеребцы, оставшиеся в стойлах, забились в панике, разнося копытами дощатые ограждения в щепу, а лошадь Ханны вырвалась, ободрав в кровь руку, державшую узду.

— С-с-стоять! — чудовищная змея издала протяжный свист.

Животные замерли, их колотила крупная дрожь, как, впрочем, и помертвевшую Щепку.

В тишине раздался дробный топот множества копыт — кто-то въезжал во двор. И от новой напасти у девушки потемнело в глазах.

— Ну что, девка, и тебя этот железный болван предал? — услышала она насмешливый женский голос. — Соблазнил и бросил? Да не бойся, не съем... пока приказа не будет.

Ханна открыла зажмуренные веки. Перед ней, уткнув руки в бока, стояла смуглая воительница с копной косичек на голове, одетая в такой облегающий серебристо-черный костюм, что, казалось, голой она выглядела бы скромнее.

— А может, и съем, — задумчиво продолжила незнакомка, сняв хлыст с гвоздя на столбе. — Идем.

— Не пойду! — отшатнулась Ханна.

Плетеный ремень рассек воздух и обвился вокруг ее шеи. Рывок, — и полузадушенная девушка, хрипя, повалилась ничком. Воительница, поставив ногу на спину упавшей, сняла с ее шеи петлю. Прошипела, занеся хлыст:

— Глупые людишки, как же я вас ненавижу! Кому ты перечишь?

— Не сметь, Шойна! — раздался от двери окрик. — Подними ее.

— Я сама, — Щепка до жути не хотела, чтобы к ней прикасалась эта чудовищная тварь в женском облике.

В широком дверном проеме стоял высокий светловолосый человек в простом дорожном плаще, сером от пыли. Ханну продрал озноб от ощущения властности, исходившей от незнакомца.

Когда девушка вышла наружу, спиной ощущая хищный взгляд следовавшей позади воительницы, то едва не умерла от страха: рассеченный трещиной двор был заполнен молодыми, лет двадцати-тридцати, людьми в жреческих плащах или воинских панцирях.

Ханна не могла бы сказать, что же ее напугало: никто не метал расплавленное железо, не гремел мечами, но лица многих из этих людей были настолько холодны и отрешенны, что казались нечеловеческими. Демоны, — поняла девушка. Такое же равнодушное лицо она видела у той девушки, что убила трактирщика прикосновением.

Над лежавшим на земле посиневшим трупом склонились двое Гончаров — их Ханна опознала по цепям с круглыми, усыпанными самоцветами знаками. Еще один жрец, с кругом без камней на груди, выделялся среди всех морщинами и сединой — это был плечистый старик с гордой осанкой и надменным взглядом. Светловолосый господин, который остановил плеть Шойны, подошел к нему.

— Будете присутствовать на допросе свидетелей, неофит Дорант?

— Избавьте меня хотя бы от этого, Верховный, — поморщился старик.

— Разве вам не интересны подробности деяний вашего внука? Он убил уже третьего Гончара, выкосил сотни жизней.

Дорант вздернул подбородок:

— У меня нет внуков!

Властное лицо светловолосого смягчилось улыбкой, но прищуренные голубые глаза оставались пронзительно холодными.

— Неужели? Что ж... Великий Эйне милостив, неофит Дорант. Он давно наградил бы вас духовными детьми, если бы вы не медлили десять лет в постижении тайн Сущего. Я мечтаю о дне, когда вы станете полноправным Гончаром. И я не многим предлагаю присутствовать при работе дарэйли Мариэт.

Он кивнул на рыцарей, уносивших труп жреца в дом. Девушка, шедшая позади них, оглянулась, но Ханна не разглядела ее лица под накидкой, да и в глазах потемнело от мысли, что жрец собрался допрашивать мертвеца.

Одарив собеседника мрачным взглядом, старик отвернулся. Он выглядел среди всех, как глыба, брошенная в болото. Почему-то Ханне стало его жаль, хотя жалеть теперь надо было ее саму: тот, кого старик назвал Верховным, направился к ней.

После недолгого допроса служанке приказали не уходить со двора. Она и не посмела: Шойна глаз не спускала с нее, околачивалась поблизости и недвусмысленно похлопывая свернутым хлыстом по ладони.

Ханна, полуобморочная от страха, чуть не лишилась сознания, когда старик, неслышно подошедший сзади, положил ей ладонь на плечо:

— Не бойся, девушка. Я спросить хочу.

Она кивнула.

— Ты его видела, — тихо сказал седой неофит. — Какой он?

— Кто?

— Юноша, который убил жреца.

— Он не убивал. Тот сам умер, я видела, — шепнула Ханна.

Старик помолчал, сжав сухие губы в нитку. Отвел взгляд.

— Как он выглядит, тот демон?

— Не похож он на демона ничуточки. В драной рубахе пришел, а у этих всех — доспехи богатые. И он не такой красивый. Обычный парень, темноволосый, сероглазый. Совсем еще мальчишка, а уже седой клок в волосах. Разве демоны седеют? И еще... — девушка запнулась, не зная, стоит ли говорить всякие бабьи глупости, но ее собеседник смотрел тепло, по-отечески, и она выпалила: — Он показался мне очень одиноким. Чужим для всех... Вот как вы, сьерр, — вырвалось у Ханны, и она прикусила язык.

Непонятный старик вздрогнул, но больше ни слова не сказал. Опустил голову и отошел.

* * *

Верховный Гончар не стал рисковать и преследовать беглецов по горячим следам. Гибель уже третьего брата в Сущем за столь короткое время показала, что нахрапом ожившего Ардонского Львенка не возьмешь. А масштабы и бессмысленность гибели сотен беззащитных селян ужаснула даже иерархов.