— Милый, — Франческа посмотрела на Володю открытым детским взглядом, — А пусть твой друг Ричард извинится. А? Публично, при всех. Встанет передо мной на колени. Начнет рвать на себе волосы. Ударит себя в грудь. Скажет, что он мерзкий лгун, пьяница и бабник. Скажет, что это он ко мне приставал, я его ударила, а он влюблен без памяти и захотел отомстить. Ну?

— Нет, — одними губами произнес Гусев. Он изобразил пустой взгляд, которым пугал самых отъявленных головорезов, и добавил, — Я себя неважно чувствую. Думаю, простыл. Попробую заснуть. Прикажи рядом с каютой не шуметь. Да, еще одно. Поспи эту ночь в гареме, я боюсь тебя заразить.

Гусев ушел в каюту. На душе было гадко. Франческа страшилась будущей смерти Ричарда, греха, который ляжет на её душу вечным грузом. А Володя не нашел в себе ни капли мужества, спрятавшись, как трус, в каюте.

"Конечно, нужно будет прозондировать настроения среди казаков. Они давно не в России, пора уже заканчивать с бандитскими понятиями. Может, Франческа права? Достаточно извинений и крохотной дуэли, без смертельного исхода?" — подумал Гусев, заваливаясь спать.

Не спалось. Тишина, не слышно даже пароходного двигателя, мозг приучился отфильтровывать этот шум. Короткий разговор взвинтил Гусеву нервы. Нет. Они были до предела натянуты самым окончанием поездки.

"Какой дурак этот Ричард! Специалист по отсталым культурам? Тупой америкашка, вообразивший казаков европейцами. Даже он, Гусев, русский из 21 века совсем не европеец! Разве Ричарда не учили выверять каждую фразу, каждое слово? Он чувствует за собой мощь своей страны? А нужна она мертвецу?" — бессильно ругался Гусев.

"Зачем я всю жизнь делаю то, что мне не нравиться? Кому назло? Отец не хотел, чтобы я пошел в армию. "Ты не любишь никому подчиняться, тебе не нравиться ходить строем!" Да что уж там! Я избегал чисто мужских компаний, потому что после двух стаканов водки без закуси хотелось блевать, и презирал муштру. С обычной дисциплиной у меня тоже не ладилось. "Не ходи в десант", — упрашивал отец, — "В десант идут тупые дебилы". Будто бы в танкисты и летчики отбирают очкариков-задохликов. Как говаривали в древнем Риме: "В здоровом теле здоровый дух — большая редкость!" Но отец оказался прав, десант выделялся среди всех. Потом эта гребаная война!!!"

Гусев не боялся умереть в бою. Нет! Но война должна быть за Родину!!! За самое дорогое, за мать! Или за любимую женщину, которая бросила его за неделю до отправки в горы, но он-то продолжал её любить! Или за ту первую его страсть в седьмом классе, когда сердце каждый раз выскакивало наружу после близости, и остановилось после разрыва! За отца и деда, за бабушек и теть, за двоюродного брата и сестер, за соседку тетю Клаву, за друзей, за одноклассников. За тех, кто ему близок. Ему было гадко умирать за бабки новых олигархов. А потом этот позорный мир и сумасшедшая постыдная дань. А еще начальник штаба! Невероятно смелый офицер! Он любил "разведку боем". Герой, он всегда оставался в штабе, в тылу. А Гусев не умел сдерживаться в выражениях.

Потом Гусев попал в Российскую империю и ... жутко удивился. Армия воевала за чьи-то финансовые интересы; штабные делали карьеру и получали награды, а в горах попадали в плен и погибали совсем другие.

Потом Гусев организовал свой казачий отряд, и началась война с Японией, затем сразу за ней жуткий конфликт с Англией.

Гусев никак не мог заснуть. Он лежал и вспоминал свою жизнь, как будто смерть Ричарда могла что-то значить в его дальнейшей судьбе.

"Интересно. Как меня воспринимают урядники, сотники и есаулы? Как олигарха, свободно распоряжающегося общими деньгами, считающего их своими? Я же не интересуюсь ничьим мнением. Подарил Дигне оружие, продал ему флот, превратил дорогие баржи в брандеры. Моя жена искусно выманивает у казаков добычу и заработок, ополовинивая их, по словам Франчески, "чудовищно жирные доходы". Теперь я согласен заключить с Великобританией мир, не спрашивая мнение казаков, не оговаривая их безопасность, забывая, что у каждого из них есть на Гавайях собственность. А если новое гавайское правительство отберет земли переселенцев?"

* * *

Наутро Гусев "выздоровел". Франческа мужественно избегала в разговорах упоминаний о Ричарде. Она думала, что Володя перенервничал именно из-за него. К вечеру у Франчески начались критические дни, она расстроилась, очередная попытка забеременеть с треском провалилась.

Володя три дня старательно приводил себя в форму. Он хотел выглядеть на встрече с казаками здоровым, полным сил и уверенным в себе.

* * *

— Господин генерал, прими мои сердечные уверения в совершеннейшем почтении, — султан лично посетил резиденцию Гусева, что было невероятным нарушением этикета.

— Прошу меня простить за недолжный прием, — начал извиняться Володя, но султан остановил его.

— Это я поторопился, не дал тебе, генерал, ни часа отдыха. Мне сообщили, что через час у тебя соберутся офицеры, и, зная ваши привычки, я смог бы рассчитывать на встречу не ранее завтрашнего ужина.

— Я так понимаю, есть новости от германского консула? — насторожился Гусев.

— Нет. От Бэзила Кейва. Он заявил, будто ты объявил одностороннее перемирие и потребовал у меня сдачи власти, — нервно выпалил султан.

— В противном случае? — заинтересовался Гусев.

— Он вызвал батальон сипаев. Без помощи казаков я не удержусь и часа, — скорбно констатировал султан.

— Что говорят германцы?

— Форт не готов. Бюджет на ведение военных действий отсутствует. Не надо волноваться: Гусев дал слово защитить Занзибар — Гусев сдержит слово. Пусть Inselaffe (островные обезьяны) сделают очередную попытку, человек-смерть "надерет им их красные задницы".

— Никогда не слышал от германцев про красные задницы англичан, — удивился Гусев.

— Это их твой атаман научил. Он постоянно кормит ужином германских офицеров и инженеров. Они очень бережливые и не могут устоять. При этом германцы вынуждены каждый день заменять свой состав. Обычно, после пятого стаканчика, они понимают друг друга без переводчика.

— Каждый на своем языке они, одновременно, рассказывают, как уважают друг друга и не любят островных обезьян, — понятливо кивнул Гусев.

— Я могу быть уверен, что "человек-смерть" "надерет островным обезьянам их красные задницы"? — пристально посмотрел на Гусева Баргаш.

— Завтра же поговорю с британским консулом и удержу его от необдуманных шагов, — сухо ответил Гусев.

— Я могу надеяться, что меня сразу же поставят в известность о достигнутых договоренностях? — султан был явно недоволен ответом.

— Да, — коротко и достаточно резко отрубил Гусев.

Вошел охранник.

— Владимир Иванович, атаман приехал. Просил принять, пока остальные не подтянулись.

— Зови, — распорядился Гусев и выжидающе посмотрел на султана.

— Я буду тебе крайне обязан, генерал. Две крошечные страны могли бы объединить свои усилия..., я предлагаю заключить официальный договор, — Баргаш постарался максимально смягчить свой недавний холодный ответ.

Вошел атаман и султан поторопился распрощаться.

— Владимир Иванович, за янки можешь не волноваться, сидит на гауптвахте под охраной. Его казаки неделю назад поймали, хотел на рыбацкой фелуке улизнуть. Парусник поставили на якорь в небольшой бухте, рыбаков посадили в яму, можешь в любой момент спустить с наглеца три шкуры.

— Что так? Всего лишь "три шкуры"? Мягок ты стал до крайности, Флегонт Силыч, как я посмотрю! — усмехнулся Гусев.

— Я так понимаю, у нас неприятности, вернее, большие неприятности, или совсем точно "песец", как любит говорить Франческа. Поэтому нам потребуются хорошие отношения с США.

— Моя жена говорит "песец"?

— Постоянно.

— Про наш "песец"? Можно чуть подробнее?

— Я думал, что ты мне расскажешь, — удивился атаман.

— Да в чем дело?! — повысил голос Гусев.

— Британцы объявили всем, что мы сдаемся. Будто ты запретил нам открывать огонь, за возможность живыми вернуться на Гавайи, — растерялся Флегонт Силыч.

— Вот даже как!!! — нахмурил брови Гусев.

— Что там за песец?

— Он наступил давно. Как только англичане убили королеву, мы тут же оказались в глубокой жопе. Я отвратительно провел захват броненосца, было много жертв. Конфликт нарастал, возможность помириться с Великобританией стремительно уменьшалась. Выиграть у неё войну невозможно по определению. А тут... Приехал Клячкин и привез предложение. Крайне сомнительное, оскорбительное по форме и содержанию. Предложение... даже не от британского правительства, а от банкиров. Хоть какой-то шанс на переговоры. Я спрятал свою гордость в карман, и сделал первый шаг навстречу врагам.

— Кто меня убеждал, продержимся два года, и англичанам будет не до нас? Ты и Ершов!!! Я поверил! Ты убедил меня, убедил казаков, убедил крестьян! — атаман выпучил глаза, подошел вплотную и пахнул вчерашним перегаром.

— Худой мир лучше доброй ссоры!

— Тьфу на твоего Цицерона!!! У тебя, генерал, на островах тридцатитысячная армия, каждый солдат которой стоит двух или трех англичан. Ты сам говорил, что нам нужно проволынить два года. Потом англичане увязнут на три года в Африке. Пройдет девять лет с момента захвата "Центуриона", общественность перестанет нажимать на парламент. Тратить огромные средства? Зачем? — атаман чуть ли не дословно повторил доводы, которые он так часто слышал от Гусева.

— Ты понимаешь, что плата за твою и мою гордость — это жизнь?

— Честная смерть лучше позорной жизни!

— Опять Цицерон?

— Тацит. Гимназия. Латынь и древнегреческий.

— Так умирать-то суждено не только нам. Мы потащим за собой на тот свет от пяти до тридцати процентов армии. Есть еще неприятная такая привычка у англичан. Тактика выжженной земли. Они уничтожают дома, посевы, скот; женщин и детей сгоняют в отгороженные колючей проволокой лагеря, концентрационные. Выживают в таких лагерях единицы.

— Ты, Владимир Иванович, про вот эти ужасы можешь рассказывать мальчишкам, которые сюда придут через полчаса. А то я не помню, как самолеты эскадру утопили. Считай без потерь!

— А ты знаешь, Флегонт Силыч, сколько стоит один самолет?!

— Пятнадцать тысяч долларов. Как ты думаешь, генерал, тебе сотни самолетов для защиты островов хватит? Или мне подписку на две сотни организовать? Как говорит Ершов, "легко, как два пальца об асфальт".

— Ершов делает всё, что возможно. Он даже заказал в США четыре авианосца. Можно будет устраивать охоту вдали от берега, — недовольно сказал Гусев.

— Что же так печален?

— Через десять лет у англичан появятся и самолеты, и средства борьбы с ними, хотя мы всеми силами тормозим производство моторов.

— Сбор средств на нужды армии я всё-таки объявлю.

— Только оформим это как государственный целевой займ.

— Ну так что? Война до победного конца?! — загорелись глаза у атамана.

— Только в случае отказа Британии от равноправного мира. Условия мира простые. Во-первых, нам дают выполнить прошлые обязательства. Англичане не нападают на Занзибар до сентября следующего года. Во-вторых, никаких аннексий и контрибуций. Британия признаёт наши нынешние границы, включая Гуам. В-третьих, мы добровольно передаем англичанам пленных. Всё!

— Хорошо. Значит, всё-таки война!!! — обрадовался атаман.

Франческа вошла не постучавшись. Она подошла к креслу во главе стола, Гусев и атаман сидели напротив друг друга, как равные. Франческа коротко кивнула атаману, тот, здороваясь, привстал и выдавил свою самую добрую улыбку. Гусева долго расправляла складки своего шикарного платья, и, наконец, уселась.

— Гусев, я вам не помешаю? — спросила Франческа и перевела взгляд на атамана, — Мне косточки перемываете? Не так ли, Флегонт Силыч?

— Нет, — коротко ответил Гусев, то ли на первый, то ли на второй вопрос.

Атаман промолчал и пауза затянулась. Франческа поерзала в кресле, обиженно посмотрела на мужа.

— Кого-то ждем?

— Должны подойти три дюжины офицеров. Начиная с сотника.

— В доме не хватит стульев! Володя, нужно открыть ставни в зале, — взволновалась Франческа.

— Стулья не нужны, все постоят. Меньше будем разводить дебаты. А про ставни я забыл. Франческа, будь ласка, прикажи открыть, — отослал жену Гусев.

Офицеры прибыли скопом, как будто где-то предварительно собравшись. От китайцев атаман пригласил полковника Болин Сюй. Обсуждение мирного предложения шло недолго. Никто из офицеров не был готов обменять свою честь на легкий мир, во всяком случае, боялся признаться в этом при всех. Лишь Болин Сюй позволил себе усомниться в реальной достижимости справедливого соглашения. Китаец прекрасно понимал по-русски, но говорил коряво. Кто-то в толпе попытался высмеять китайского полковника, но атаман мгновенно остановил безобразие. Точку поставил сам Гусев:

— Тут кто-то хочет показаться смелее полковника. Лично я осторожнее, у атамана слишком много мозгов. Разве что есаул Шпаков? Покажись!

Казаки расступились, вытолкав есаула вперед.

— Скажи, есаул, согласится Британия на наши условия? Я тут много чего записал из того, что вы кричали.

— Не могу знать, ваше превосходительство!

— О-о-о!!! И давно ты начал меня официально величать?

— Помилосердствуй, Владимир Иванович. Мы все тут молимся, чтобы британцы хоть чуть осмелели! Два года — одни стрельбы, марши и учения! Бог с ним, с Лондоном, Бомбей тоже богатый город!

Казаки восторженно зашумели.

* * *

Перед тем, как идти в британское посольство, Гусев зашел к немцам. Его интересовали известия из Лондона. Эдакая лакмусовая бумажка для начала переговоров, отменили британцы заказ на его голову, и головы его друзей, или пока нет. Агент прислал сообщение, что контракт на поставку гвоздики аннулирован, подтверждая, что англичане сделали свой шаг навстречу миру.

В британском консульстве Гусев задержался надолго. Бэзил Кейв необычайно многословно излагал, казалось бы, простое предложение о перемирии. Форин офис давал Гусеву три месяца мира, за это время тот должен был получить окончательное согласие от Ершова и Вилкокса покинуть острова навсегда. Власть в Гавайях передавалась королеве Виктории, с которой в Лондоне подпишут окончательный мир. А затем пошли "технические детали". Такие условия, с которыми Гусев был заранее согласен, например, освобождение пленных. Такие требования, за которые можно поторговаться, например, возмещение стоимости броненосца "Центурион". И, наконец, множество невыполнимых притязаний, в основном экономического плана. Британцы настаивали на оплате стоимости всех трех утонувших эскадр. Начиная от "пропавшей" эскадры во главе с броненосцем "Барфлер"; продолжая, затопленными у Занзибара, кораблями "Сент-Джордж", "Филомел", "Енот", "Траш" и "Спэрроу". В конце Гусева ожидало невероятное, консул обвинил его в исчезновении линкоров "Рэмиллис", "Трафальгар" и канонерки "Шэлдрейк". Перечень притязаний англичан был огромен. Тут и разрыв договора о продаже истребителей Дигне, и вывод войск из Занзибара, и помощь в эвакуации британцев из консульства в преддверии атаки с моря. Англичане считали все свои потери, даже запасы угля, боеприпасы, обмундирование, винтовки и пайки для солдат и матросов.