-Я не моя мать, — спокойно отозвалась та. — Она в своё время полюбила эльда... а теперь я вижу, как эльда, судя по всему, полюбил орчанку. Я хотела познакомиться с тобой и понять, что он в тебе нашёл.

— Ты уже познакомилась. Но я не зверь в зверинце, на которого смотрят, чтобы понять, что в нем — такого.

-Почему ты так враждебна? — Лютиэнь устроилась поудобнее. — Я не успела сделать тебе ничего дурного.

— А давай тебя вот так вначале выставят на всеобщее обозрение, потом будут обвинять во всяких мерзостях, потом будут таскать у всех на виду, как будто ты взбесившийся пес, засунут в черную дыру без капли света, дадут понять, что ты — ничтожный червь перед могучими пресветлыми эльдар... А потом я посмотрю, как у тебя не будет враждебности к тому, кто придет на тебя полюбоваться!

-А ты знаешь, каково это — видеть орков в бою? Видеть, как они топчут, разрывают на части ещё живых твоих собратьев? — голос Лютиэнь стал резким. — Ты не видела, как они доедают тела после боя? Я видела! Да, тут действительно нужно радоваться, что орка оставили в живых!

— Я тоже видела, — хмуро сказала Хашнис. — Но чтобы понять, что я не из _этих_, достаточно лишь уметь видеть, а не только смотреть. Феаноринги убивали ваших родичей там, в Валиноре... так что ж теперь, всех нолдор держать за таких же убийц? Гортхауэр понимал, что это не так — несмотря на то, что все, кто пришел к нам с оружием, шли за убийцей, как за своим предводителем. Я что — очень похожа на злобного рычащего зверя? У меня что — душа светится жаждой убийства? Вы бы еще орчонка в каком-нибудь стойбище взяли и ему бы мстили за то, что делают взрослые!

-Ты не похожа, — усмехнулась Лютиэнь. — Именно поэтому тебя и не убили. А теперь слушай. В эти две луны тебя отсюда не выпустят. Отсюда, из Дориата. Но. Они собирались держать тебя здесь, в подземелье, — пока мама не показала твою память. Теперь они и вовсе не понимают, что делать. Кто-то сказал: может, Моргот умеет подделывать воспоминания? Мама говорит: бред, даже Валар на это не способны. Слово за слово — и я захотела познакомиться с тобой.

— Ты познакомилась, — повторила Хашнис. — Ты видишь. И что же теперь?

Лютиэнь как-то совсем по-девчоночьи почесала нос.

-Наши не будут сильно рады видеть орка, думаю, это не надо объяснять. Я поселю тебя в комнате с окном. Но при одном условии!

— Лютиэнь... ты что, думаешь, мне захочется видеть — их? Да еще неизвестно, кому противнее... какое условие-то?

-Не нарывайся. Сиди тихо. А то бросаешься на всех... как зверёныш, право слово.

Она встала, отворила дверь.

-Идём.

— Ваши так же точно, — возразила, помедлив, Хашнис. — Любой бы так же, если бы слышал такую неправду про себя... Да, и... У меня есть облик... облик эльде...

Лютиэнь резко обернулась.

-Как это?!

— Обычно... — Хашнис даже удивилась, что Лютиэнь не сразу поняла. — Чары облика. У вас разве такого не умеют?

-Да умеют, я не о том! Орки же не могут владеть чарами, тем более — такими.

— Это Мелькор мне сделал, когда я говорила с Финродом, — призналась Хашнис, — я боялась, что я ему противна в обычном своем виде. Я сама придумывала этот облик, а Мелькор его запечатлел, но Финдарато после сказал, что я ему гораздо больше нравлюсь так. Ты сказала, что вашим неприятно, вот я и вспомнила. Ты, наверное, опять скажешь — коварство, а то еще и подумаете — "а может, прислужники Врага среди нас"...

Было видно: да, она испугалась. Но она была принцессой, — не позволила себе поддаться страху, овладела собой.

-Пойдём.

Хашнис молча последовала за ней. Точно, еще неизвестно, кому противнее. Вот если бы найти здесь какой-нибудь уголок... где никого нету. Или мастерскую... Она бы им тогда показала, кто чего стоит....

Менегрот — тысяча пещер... А здесь было окно. И за ним — головокружительный обрыв, как будто это была не для двуногих комната, а жильё птицы. Где-то совсем рядом с покоями Лютиэнь.

-Вот, — сказала принцесса. — А теперь вот что. Расскажи мне про Мелькора. Какой он. Почему вы — с ним. Что вас так привлекло в нём. И, наконец, — почему он наслал на нас орков?! Мы не нападали, мы жили свободно! И вдруг — это! Загнали нас за Завесу, а теперь удивляетесь, почему вас ненавидят...

Хашнис прошлась по комнате... потрогала деревянную раму окна, выглянула из него наружу.

— Лютиэнь, большинство не выбирали... где родились, там и живут. И потом, Мелькор только недавно вернулся. Какой он?.. — Хашнис помолчала. — Не знаю... я не очень много с ним успела общаться... трудно так сказать... Как будто старый друг, наверное... вот. И я тебе точно говорю — не наши это орки были, с которыми у вас была война. Ну сама посуди, как бы мы могли их обуздать, этих орков? Чем? У Горта же нету сил в этой части Белерианда. Только он сам да Тхурингветиль, считай. Как бы он их усмирял, или управлял ими — что, от стойбища к стойбищу летать и страх на них наводить? Так у него и другие дела есть...

-Значит, ты больше с Гортхауэром знакома?

— Как и все мы, — кивнула Хашнис. — И с Тхурингветиль. И вообще, это ваше счастье, что Мелькор вернулся, потому что он... Добрее, что ли. А Горт на всех светлых зол...

-Ну хорошо... допустим. Но Мелькор ведь одобряет это, — эту злость на светлых? Не препятствует?

— Ха, — усмехнулась Хашнис. — Если бы он не препятствовал, Горт бы всех феанорингов вместе с Феанаро тогда в пепел пожег...

Лютиэнь несколько мгновений испуганно молчала.

-Не понимаю... Ты хочешь сказать, он Мелькора послушался?

— Еще бы — не послушался! Это же — Мелькор... он же его любит, ты что! Он же его все эти века ждал! Это же у него мечта была — что однажды вернется Мелькор, и тогда преподнести ему в дар Твердыню, чтобы он стал властелином Эндоре... Ну, это последнее, конечно, громко сказано, потому что желания особого властвовать все равно у наших нет ни у кого.

-Значит, всё-таки — властелином... И как он — принял? Согласился?

— Ну, не убегать же ему прятаться... я не знаю всего. Но я вижу, что он сдерживает Горта, не дает ему, ну... Мстить. Потому что все это — месть.

-Не завидую, — искренне сказала Лютиэнь. — Если оно всё так — от такого "сдерживания" устанешь уже через пару лет, это же невозможно. И деваться ему, выходит, некуда. В плену, небось, проще было, там хоть вокруг враги, а тут — свой, с которым сладу нет. Вот закончится у него терпение, бросит он всё это дело и уйдёт... куда угодно, только подальше от этого сумасшедшего.

— Никуда он не уйдет. И потом... вы боитесь, боитесь, боитесь... Страх не дает вам раскрыть глаза. Финдарато же сумел с ним найти общий язык... с Гортом.

-Как ему это удалось? Пробиться сквозь ненависть?

Хашнис села, махнула рукой.

— Ой, это такое было... Там, понимаешь... Я им не дала Финдарато на Север отослать вместе с феанорингами. Горт же их всех — под одну гребенку, а я с Финдарато говорила, ну вот вроде как ты со мной... И Тьелкормо тоже оставался, потому что был ранен. И Финрод попросил, чтобы поговорить с ним. Горт хотел от них клятвы о мире... А тот... Тот начал, как мальчишка... Тут уже и Финдарато психанул...

Хашнис вдруг захихикала, зажимая рот ладонью — не могла сдержаться.

— Ну вот они вместе и напились... вина... крепкого... На том и помирились.

Лютиэнь ошеломлённо смотрела на неё, — в глазах появилось какое-то весёлое изумление.

-С ума сойти. Может, мне подговорить папу, чтобы он пошёл в Ангбанд и с Мелькором напился, — оба ведь считают себя властителями Эндорэ, вот бы и разобрались...

— Он такой надменный, — Хашнис покачала головой. — В Финдарато этого нет.

-Я его не знаю, — сказала Лютиэнь. — Только успела почувствовать — он как в тиски какие-то попал, не вырваться, и тебя что-то куда-то тащит, чуть ли не сама Судьба, а на твоё мнение по этому поводу ей плевать... Я ему не завидую.

— Судьба, судьба... это ваше, эльфийское. А у нас считают, что каждый сам делает свою судьбу. Если кто-то поднимает меч — разве это судьба его руку тянет, а не он сам?

-Судьба — это обстоятельства, которые сваливаются тебе на голову, которые ты не выбираешь, от которых не отвертеться. Другое дело, как ты в этих обстоятельствах себя поведёшь, вот тут ты уже волен. Вот тебя сейчас судьба завела в Дориат, хоть ты этого и не хотела.

— Но я знала, что мы пойдем рядом с Дориатом, и что вы можете меня захватить, и могла бы не идти провожать Финрода, — возразила Хашнис. — Вон, феаноринги говорят — мы не виноваты, что мы убивали телери, это все судьба, и Моргот виноват. Как будто эта самая судьба заставляла их убивать!

-Ну, вот так кивать на судьбу — это уже смешно, — заметила Лютиэнь. — Однако, согласись, ничто не бывает просто так, и весьма наивно полагать, что вот ты сам такой всемогущий и своей жизнью управляешь.

— Во всяком случае, убивать или нет, создавать или разрушать — это всегда в моей воле.

-Возможно, но последствия — уже не в твоей.

— Я все равно предпочту поступать так, как мне говорит совесть. А никакая не... судьба.

-Ты властна только над одним мгновением, над тем, что — "сейчас". Ты скажешь слово, и оно улетит, и реакцию на него — тех, кому, оно сказано, — ты уже не властна изменить, даже если потом будешь жгуче далеть о сказанном. Ты не властна над тем, что будут делать другие — памятуя твоё слово, твоё дело. И дальше, дальше, как круги по воде. Неужели ты думаешь, что этим правим мы — просто мы?

— А что другое ты предлагаешь, Лютиэнь? У тебя есть что-то лучшее? Или из тобою сказанного следует, что нужно вообще сидеть и ничего не делать, чтобы чего не вышло?

-Иногда лучше сидеть, — согласилась Лютиэнь, — и прежде, чем что-то делать, подумать о последствиях. Хорошенько подумать. Впрочем, что-то я заболталась, а меня ждут.

— Еще одно...— попросила Хашнис. — Если можно, разрешите мне работать в ваших мастерских... и читать ваши книги. О большем я не прошу.

-Ладно... Кто же вас грамоте-то учил, не поленился?

— Лютиэнь, ты что! — возмутилась Хашнис. — Чего тут уметь-то? В Твердыне любой орчонок, и тот умеет! Вот в племенах — там да, — добавила, — там мало кто умеет...

-Знаешь, судя по тем, что нас резали, орки не то что грамоте необучаемы... Вот и интересно: кто смог?

— Учат, — Хашнис пожала плечами. — В Твердыне всех детей учат. Старшие. А как иначе-то? Как иначе можно вообще учиться? Память у смертных и иртха не такая хорошая, как у вас, мысленной речью не все владеют... Книги не прочтешь, с другими знаниями не поделишься... нет, ну что ты...

-Ладно. Наши будут знать, что тебе разрешено появляться в мастерских и в библиотеке. Но не пытайся сбежать: застрелят.

— Очень нужно, — Хашнис дернула плечом. — Что я, совсем глупая? Я же через вашу Завесу не пройду, плохо станет.

Лютиэнь кивнула и скрылась за дверью.

Где находится здешняя библиотека и мастерские — Хашнис, конечно, не знала. Потому остаток дня она убила на то, чтобы вымыться самой, вычистить как следует одежду... и вообще. Дикие орки ведь были не столько страшны обликом, сколько грязны до отвращения, нечистоплотны... говорили даже, если дикого орка силком вымыть, то он умереть может. Якобы кто-то когда-то проверил. Впрочем, подробностей сего опыта, кто, когда, никто не знал, поэтому, наверное, это была все же байка. А так... Ну и что, думала Хашнис, глядя на себя в небольшое зеркало, что нашлось в умывальне — чем я так уж хуже их? Ну, волосы жестче, ну, кожа серее и лицо шире... но Финрод говорил, что ему нравится, и он не врал, я бы поняла... Ладно. Может, у них вечером эльфов ходит поменьше, так чтобы хоть не натыкаться...

Она осторожно выглянула из отведенной ей комнаты — наружу. И тут же обнаружила, что у дверей стоят двое стражей.

Боятся все-таки, значит...

Эльфы переглянулись.

-Тебе чего?

— Принцесса Лютиэнь обещала, что мне можно будет ходить в мастерские и библиотеку, — Хашнис старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, уверенно и учтиво. — Вы не могли бы показать мне, где они находятся?

-Есть такой приказ, — один из эльфов смерил её оценивающим взглядом с ног до головы. — Ты, видать, важная персона у вас там, раз тебе разрешили, да ещё и наверху поселили?

— Нет, я обычная, — спокойно сказала Хашнис. — Я просто подружилась с Финродом, потому их и провожала.

-А Финрод тоже считает, что он с тобой подружился? — язвительно спросил второй эльф. — Ладно, раз приказано, мы тебя проводим.

— Он тоже так считает, — кивнула Хашнис. — Спасибо. Скучно ведь сидеть просто так... Целых две луны...

Это провожание, конечно, больше всего походило на прогулку под конвоем. Завели в зал, истинные размеры которого было трудно угадать из-за того, что глаз тут же натыкался на шкафы, шкафы, шкафы. На мысленный зов откуда-то из дебрей выскочило странное существо: вроде эльф, и вроде синда, но, судя по глазам, как будто вовсе не от мира сего.

-Что угодно?

-Да вот, — с усмешкой сказал один из конвоиров. — У нас тут в Дориате орк завёлся, понимаешь. Или ты даже и об этом не слышал?

Библиотекарь растерянно почесал нос.

-Орк? Ой, как интересно... И где он?

-Да перед тобой же, балда! — заржали уже оба. — Орчанка это. Мало того, что мытая, так ещё и грамотная. И взаперти ей, вилишь ли, скучно. Поразвлекай, принцесса велела.

Хашнис вздохнула. Ну точно — зверек в зверинце... Но сказала эльфу вежливо:

— Здравствуй. Я действительно орчанка, это правда.

Библиотекарь с интересом посмотрел на неё, потом на сопровождающих.

-А вы тоже что-нибудь... почитаете?

-Ну уж нет, — отозвался один. — Наше дело — сторожить. Так что мы, если что, снаружи.

— А то вдруг убегу, — добавила Хашнис уже с иронией. — А вот мне ваши книги почитать очень хотелось бы... раз уж я к вам попала. Когда еще такой случай выпадет.

Конвоиры хмыкнули и скрылись за дверью. Библиотекарь растерянно смотрел на Хашнис и явно никак не мог понять, с чего начать.

-Тут... тут очень много всего есть. Про что тебе найти?

Хашнис помедлила совсем немного.

— Про то, что вы думаете о нас... То есть о Севере. Насколько правду у вас знают...

-Про Север? — он задумался на секунду. — Ну, идём, это в отделе редких рукописей...

— А как у вас много книг... — задумчиво сказала Хашнис. — Это единственная библиотека в Дориате? Большая?

-Очень! — его странные светло-фиолетовые глаза засияли гордостью. — Я почти три тысячи лет это всё собираю. Ещё бы не большая.

— Три тысячи лет! — Хашнис вздрогнула и остановилась. — Значит, ты жил уже тогда?..

-Жил, — удивлённо отозвался он. — А почему это тебя так удивляет?

— Так ведь как раз тогда была Война Стихий...

-Я родился чуть ли не сразу после, — разъяснил этот странный эльф. — Мне говорили, моя мать умерла, произведя меня на свет... С тех пор, как я узнал об этом, мне больно смотреть на женщин, и я поклялся, что у меня никогда не будет детей... такой ценой — лучше не надо...