Сказка о дьяволе

Если Сопереживание, третью часть триединого, удастся найти и принудить вернуться на войну — Древо Боли позовет его, Шрайк возьмет его, Истинный ВР уничтожит его."

"Весело, — подытожил Мелькор. — И что вы мне посоветуете?"

"Пока не знаю. Но у меня к вам просьба... Вы сейчас возвращаете к жизни мое тело, используя крестоформ. Я прошу вас — после того, как процесс будет завершен, удалите это... Это приспособление из моего тела. Вы ведь можете сделать это, верно? Я не хочу носить в себе эту... вещь; слишком многое мне пришлось испытать в связи с нею. На Гиперионе я видел Лабиринт, заполненный миллионами истлевших мертвых тел, в свете крестоформов, сидевших по стенам, как черви; я видел, что он делает с человеком..."

"Как скажете. Крестоформ в любом случае означает зависимость от Техно-Центра, а этого я никому не пожелаю."

"Потом, быть может, я и приму ваше Изменение... если оно поможет мне обрести физическую силу. Если уж я возвращаюсь к жизни, то не за тем, чтобы умереть от старости в ближайший год. Скажите, а что вы будете делать после того, как вернете меня?"

У Мелькора чуть дёрнулся уголок рта.

"Видите ли, ваше "потом"... может попросту никогда не настать. Потому что как только я стану уверен в том, что вы снова живы и здоровы, я уйду. Скорее всего, я тоже не вернусь, как и Гортхауэр."

"Куда уйдете? И почему не вернетесь? "

"На Гиперион, — коротко ответил Мелькор. — В Гробницы Времени."

"Я был там... на Гиперионе. Вы надеетесь, что Гробницы откроются вам? Что ж, может, у вас и есть шанс: вы ведь не просто человек. А Шрайка вы не боитесь? "

"Я бессмертен... начнём с того. На худой конец, я просто потеряю физическое тело. Это не самая большая потеря, я и в невоплощённом состоянии обладаю такой же силой."

"Ну, что ж... я могу только пожелать вам удачи. Сколько осталось времени до того, как моя душа сможет воссоединиться с телом?"

"Если оставить всё как есть, то меньше суток. Если же я немного помогу, то часов пять. Так как насчёт Изменения?"

"Вы можете обещать, что эти изменения не затронут мою душу... в смысле, не лишат меня свободы воли и выбора, не повлияют на ясность моего восприятия жизни?"

"Да, я могу это обещать... — Мелькор не удержался от вздоха. — В прежние времена я бы добавил: но чего стоят обещания Врага Мира? Могу лишь сказать: я только однажды в жизни заставил человека быть связанным со мной, видеть моими глазами, чувствовать то же, что и я. Один раз. С вами этого я, разумеется, делать не буду."

"Ааа... — Поль Дюре мысленно улыбнулся, — понимаю, о чем вы. Хурин?.."

"Именно, — Мелькор тоже улыбнулся, но сдержанно. — Иногда и меня можно вывести из терпения."

"Я согласен, и благодарен вам за это. Надеюсь, в своем выборе я не ошибся."

"Спасибо", — искренне сказал Мелькор.

Теперь силуэт рядом с ним был почти чётким, Мелькор коснулся его рукой... и сам воздух зазвенел от напряжения, незримые чёрные нити возникли в нём и запели, как струны. Секунды пролетали, складывались в минуты, время уносилось в бездну, откуда нет возврата — и тем, кто наблюдал за этим зелёным листом, постепенно становилось видно: рядом с Мелькором лежит человек, и глаза его закрыты.

Пять часов пролетели, как одна минута. Поль Дюре больше не звал Мелькора мысленно, хотя тот ни на минуту не терял чувства его присутствия; и вот, наконец, веки лежавшего перед Валой человека дрогнули... отец Дюре приоткрыл веки, и тут же болезненно сощурил их — свет, даже приглушенный, резал вновь сотворенные глаза.

"С отвычки режет, — кивнул Мелькор. — Со мной было то же самое после Чертогов Мандоса. Это пройдёт. Теперь вот что: за нами наблюдают. Мы в жилище Бродяг, они беспокоятся за вас и рады вашему возвращению. Кроме прочего, они расскажут вам про Энею, про то, как я её предал. В общем, скучать не придётся. Если вы согласны с тем, чтобы я покинул вас, то я, пожалуй, исчезну. И призову сюда хозяев Звёздного Древа."

"Предали? А на самом деле все же?.."

"Я прилетел сюда с просьбой от Ленара Хойта уговорить её сдаться. Хойт послал сюда эскадру, которая до сих пор держит Звёздное Древо под прицелом, и Бродягам должен был наступить конец. Я поговорил с Энеей, и она сдалась. Кроме того, она хотела что-то сделать там, в соборе... я не позволил. Вот, собственно, и всё."

"Что ж, думаю, вскоре мне придется выслушать и другую версию... Посмотрим. Я прошу вас о другом: постарайтесь вернуться. Для вас ведь этот путь недолог."

"Я буду очень стараться," — с грустной улыбкой пообещал Мелькор и очертил перед собой круг. Тот тут же засветился белым пламенем, Мелькор встал — и шагнул в никуда. Белое пламя тут же исчезло, вокруг была чернота Вселенной, и как будто никогда никого не было рядом с Полем Дюре, никого и ничего, кроме Вечности.

...Легендарный Гиперион в действительности оказался еще более мрачным местом, чем представало в чужих воспоминаниях.

Пустыня. Каменистая красно-коричневая пустыня под красным небом, и ветер, завывая, гонит сухой песок по мертвой земле. Скалы вздымаются к небесам, и между скал виднеется ущелье... проход в долину, где, как Мелькор знал, и располагались пресловутые Гробницы.

Он не знал ничего здесь, и ему было всё равно. Он сбросил материальный облик, стал чёрным вихрем, стремительно несущимся вперёд, — вызвал в памяти знакомый образ и мчался к нему, как по невидимой, но ясной дороге.

Ему было всё равно, что — или кого — он увидит.

Перед ним раскрывалась картина, виденная в чужой памяти.

Огромная мертвая долина, на дне которой, как будто диковинные игрушки, лежали странные, ни на что не похожие сооружения, вблизи — титанических размеров — то ли дворцы причудливой формы, то ли храмы, то ли усыпальницы... Где-то здесь — или в другом пространстве? — находилась другая легендарная долина: долина Шрайка, в которой возвышалось, кроной доставая до небес, Древо Боли. Человек вряд ли что-либо услышал бы здесь. Мелькору же казалось, что он слышит эхо многих голосов, словно сонмы неприкаянных душ плакали где-то вдали, и рядом, и бесконечно далеко — из прошлого доносился этот водопад голосов, и из будущего, а может, из других миров... Голоса майа не было в этом хоре. Была только алая нить, ведущая — в Незримом — в никуда.

Он стремительно ринулся вниз. Мелькнула мысль — выжечь бы здесь всё разом...

Здания действительно оказались огромными. Конечно, ни одно из них не могло бы сравниться масштабами со строениями, возведенными некогда в Твердыне; и все же Мелькор понял сразу — эти сооружения возводились не руками людей, никакие неведомые каменотесы не трудились над ними, их создала иная, возможно, бесконечно чуждая человеку сила...

Он летел вперед и чувствовал, что навстречу ему накатывают волны; не материальные, но от этого не менее осязаемые. Антиэнтропийные поля — так, кажется, называли это исследователи...

Все изменилось слишком резко, словно он пролетел некий барьер.

Гробницы — все сооружения — охватило сияние. А впереди — там, где только что возвышалась каменная гряда — открылось новое пространство.

Совершенно уже пустынная местность, голая равнина до горизонта. И титаническое, невообразимых размеров — наверное, это были десятки километров высоты — стальное древо, ощетиненное шипами.

Древо-из-легенд.

Он заставил себя не думать, не чувствовать, превратиться в живое действие... в живое разрушение. Он знал, что делать, он давно уже много раз представлял себе этот момент мысленно — и чёрный вихрь пламени обрушился на Древо, поглощая его самую сущность, разрушая связи в Незримом, сжигая нити, соединяющие Древо с людьми, которые находились не здесь, а там, в гробницах... Он знал, что у него мало времени, и что у него есть только пара мгновений здесь — удостовериться, что Древо мертво. Мелькнула мысль: опять ему воевать с деревьями, что же за судьба-то такая...

Его накрыла волна дурноты, когда он ощутил чужой крик; он и раньше умел слышать чужую боль, но никогда не было — вот так, разом, боль десятков тысяч людей, — и, кажется, на мгновения он потерял сознание: впервые в жизни.

А потом он понял, что лежит на земле — в теле — не в силах даже пошевелиться, настолько слабость распластала его по камню. И запястье его крепко сжато знакомой рукой... судорожно сжато, так, что человеку это могло бы раздробить кость.

Мелькор попытался подняться, — перед глазами всё поплыло. Он понимал, что сейчас мало на что способен, но... это было не всё.

Не думать. Не чувствовать. Всё — потом.

Он притянул к себе Гортхауэра, глубоко вздохнул: цел... живой.

Всё потом. Не сейчас.

И — начертить сверкающий круг перед собой, чтобы шагнуть туда, в Гробницы, где оставались люди. Каждое мгновение проверял себя: на это меня хватает.

Шагнуть ещё раз. Не смотреть на людей, не считать. Просто — ещё один сверкающий круг, забирающий всех. И воскресить в памяти Пасем, замок Святого Ангела, — там огромное поле рядом, там зелень травы, которую колышет ветер, там можно упасть лицом в эту траву, вдыхать её аромат... видение разрасталось, становилось всё шире, оно заслоняло ущелье, которое тускнело, тускнело... Мелькор понимал, что он должен был бы действовать мгновенно, но то ли восприятие так странно замедлилось, то ли у него не было уже сил, чтобы действовать быстро... А затем — видение обрушилось на него, обняло, поглотило — и он упал на колени, в мягкую зелень травы, держа на руках своего фаэрни.

Дальше — он понял, что его трясёт, что ему мало — мало видеть, мало чувствовать присутствие, что он не в силах выпустить Гортхауэра из рук, что напал дикий страх — нет, всё неправда, всё видение, и майа сейчас исчезнет, а он снова останется один в огромном пустом мире... Он зарылся лицом в его густые чёрные волосы — чтобы никто не увидел, как он плачет.

"Ваше Святейшество... мы здесь, возле замка Святого Ангела... здесь много людей, пришлите помощь..."

Ответом было изумление и напряженное внимание; если бы он хотел удивить понтифика, лучшего способа найти бы не смог.

— Мелькор... — шепот майа был еле слышен. Это был голос, а не мысль, вернее, эти же слова отражались в мыслях, но в сознании майа, помимо бесконечной усталости и отчаяния, сожравших даже радость спасения, помимо памяти выжигающей разум боли, не было ничего. — Что... как это...

-Мы в Эа, — голос сорвался. — Я понял, теперь я знаю, почему Арда была отгорожена от Вселенной... Всё потом. Потом. Мы свободны, это главное.

Мелькор замолчал, не договорив, — не дай Небо сейчас свалится на голову новая напасть: он не будет в силах даже руки поднять для защиты, он вымотан до предела...

Он сейчас не мог даже видеть так, как обычно; лишь только трава, лишь только бледное, с запавшими полузакрытыми глазами лицо Гортхауэра; голоса людей, звуки — что это, местные машины?.. похоже... потом кто-то тронул его за плечо, и женский голос спросил:

— Сэр, вы в порядке? Вам нужна помощь?

Мелькор поднял голову. Слабо удивился, что с трудом может найти ответ на такой простой вопрос. Нужна, конечно, вопрос только — как люди могут помочь одному из айнур вновь обрести свою силу?

-Нет, ничего, — выдохнул он. — Надо просто... отдохнуть, и чтобы пока ничего не случилось, чтобы не надо было... защищаться... Только, прошу вас... не забирайте его, я... я не могу его отдать, поймите...

— Да, как скажете... — Мелькор видел, что женщина была не одна, их было рядом несколько — людей в одинаковой светлой форме, со знаками алого креста; врачи, что ли... наверное... но люди уже отходили, они спешили прочь, туда, откуда доносились другие голоса; из-за высокой травы не было видно толком, что там происходит.

Гортхауэр по-прежнему не отпускал его руку, только немного ослабил хватку; Мелькор слышал, и чувствовал, как бьется его сердце — напряженно, тяжело.

"Дерево... И люди... И этот... — яркой вспышкой обожгло видение жуткого существа, в котором Мелькор узнал легендарного Шрайка. — Они ждали — раскаяния... от меня. От других — ничего не ждали... боль ради боли, вечная пытка... зачем?.. И в Эа нет правды, если возможно такое..."

"Затем, чтобы выманить Ниенну. Я не знал, что здесь, я только знал: мир не заканчивается на Арде," — виновато отозвался Мелькор. От голоса Гортхауэра, от того, что рядом тот, кому он нужен, Мелькор словно снова обретал — нет, не силу, но уверенность, к нему возвращалась привычное чувство: тот, кого любишь, здесь, с тобой, и ты отвечаешь за него, и от этого — уходит слабость, уходит право на слабость, и даже становится легче... это даже почти хорошо.

"Они думали, что Древо невозможно разрушить, — он усмехнулся. — Оказывается, нужно было всего лишь найти существо, у которого есть опыт войны с растениями. Как это называется у людей... ну, когда пропалывают грядки... Садовник. Или огородник."

Он выпрямился, оглянулся: та женщина, которая подходила к нему и предлагала помощь, была поблизости. Он позвал её, попросил отвезти их обоих в ту квартиру, которую ему предоставили сразу, как только звездолёт Анны прибыл на Пасем. Несколько дней — и они вернутся в Арду. Он знал, как. Настроиться и шагнуть сквозь пространство и время. Не в Валинор, разумеется...

Когда подошла машина, он наконец осторожно высвободил руку из хватки Гортхауэра. Тут же опустил рукав: спрятать широкую чёрно-фиолетовую полосу на запястье.

-Пойдём, — сказал он Гортхауэру. — Это не дом, конечно, но там можно отдохнуть и прийти в себя.

...Целыми днями Гортхауэр сидел в кресле, и смотрел в окно, реагируя лишь на прямые вопросы. Смотрел в огромную прозрачную стену, за которой возвышались стены и шпили зданий. Человеку могло бы показаться, что майа пребывает в какой-то каталепсии, стагнации — но Мелькор знал, что это не так. Тот впитывал окружающее, бесплотным духом проносился над скоплениями людей, вникал в информационные потоки — словом, пытался понять местную жизнь.

За три дня никто, ни один человек их не побеспокоил. Распоряжение понтифика.

И первыми словами, которые вслух произнес Гортхауэр, было:

— Надо возвращаться.

-Надо, — эхом отозвался Мелькор. — Мы можем сделать это в любой момент... если то, что я понял, правильно. Но моё появление в Арде равно второй Войне Гнева, если не Дагор Дагоррат, ты знаешь. Поэтому мне придётся скрываться, и скрываться основательно. Надо найти тех, кто уцелел. И ещё: что ты думаешь об этой идее о Ниенне?

Майа только повернулся к нему — он не двигался практически сутки, сидел, словно статуя — для человека такое было бы невозможно.

— Если это правда — это ее дело. Мы можем лишь сказать ей. Если ее война — здесь, пусть сама решает, возвращаться или нет. А наша война осталась дома, — он поднял взгляд. — Я хочу домой, Мелькор.

Мелькор только кивнул. Эту мысль он все прошедшие дни загонял вглубь, не позволял себе произнести эти слова даже мысленно, потому что слова "другая вселенная" отрезали путь.

Он подошёл к Гортхауэру совсем близко.

-Сейчас?

— А это возможно?..

-Я не пробовал, — честно признался Мелькор. — Я только сумел попасть к тебе — туда, куда нельзя было попасть.