— Купить гражданство?
— Ты что, не знала? Десять тысяч леер — и кайтарский паспорт у тебя в кармане. Отец уже скопил сколько-то, но слишком мало. Пусть. Я и сам не маленький, сумею о себе позаботиться. Ты-то сама что думаешь? Хотя тебе проще, ты в служанки можешь пойти или еще куда. Женщинам легче устроиться.
— Понятно... И ты намерен дожидаться, когда тебя депортируют?
— Нет. Я в армию завербуюсь. Туда принимают кого угодно, в специальные отряды. Десять лет службы — и гражданство твое. Если доживешь, конечно.
— Зачем? Рисковать жизнью только ради гражданства?
— Зачем?! — Кирис сжал кулаки. — "Черные бригады" иногда бросают драться с кольчонами, в помощь побережному спецназу. Мне плевать на гражданство, пусть местные им подавятся. Я отомстить хочу! Ты ведь с Могерата, ты должна помнить, что случилось с Хёнконом! У меня мать погибла в первый же день паники, когда правительство объявило, что перевалы восстановить невозможно. Сестра без вести пропала! Отец до Удара владел фирмой по перевозке грузов, мелкой, на четыре катера, но все равно своей — а теперь он здесь на кране с утра до ночи горбатится, почернел весь и сморщился...
— И кому ты собрался мстить, Кирис? Кольчонам? Но ведь не они разрушили перевалы.
— Их науськивают те, кто устроил Удар! И однажды я до них доберусь. До всех доберусь! — Кирис вдруг понял, что кричит, и сбавил тон: — И мне плевать на остальное.
— Месть... — Риса остановилась. — И ты живешь только ради нее?
— А тебе завидно?
Девушка повернула голову, осматриваясь. Они стояли у пятиэтажного дома. Он выглядел совсем целым, и только плющ, затянувший фасад и окна снизу доверху, указывал на необитаемость.
— Давай заглянем, — сказала она, направляясь к полуоткрытой входной двери.
— Зачем?
— Опять струсил? — Риса обернулась и посмотрела на него своими жуткими глазами. Кирис только хмыкнул. Второй раз она его не поймает.
— Опасно входить в заброшенные здания, — объяснил он. — Свалится что-нибудь прогнившее на голову, шею сломает. Что тебе там нужно? Говорят, после Удара мародеры здесь все обшарили, ничего ценного не оставили.
Риса толкнула полуоткрытую створку двери, но та не поддалась, видимо, перекосившись от времени.
— Помоги, — попросила она.
Кирис пожал плечами, подошел к ней и уперся в дверь руками, навалившись всем весом. С неохотным скрежетом и визгом, ударившим по ушам, створка поехала внутрь. Риса проскользнула в открывшуюся щель.
— Стой здесь, если не хочешь входить, — сказала она. — Я быстро.
И исчезла внутри. Вот ведь дура! На полном ведь серьезе что-нибудь на башку свалится. И призраки... Но если она не боится, то он — тем более. Щель оказалась слишком узка для него, и он снова навалился на дверь, расширяя проход. На сей раз створка поддалась с куда большим трудом, но в конце концов он сумел протиснуться в подъезд. Ну и где ее теперь искать?
Риса нашлась на первом же этаже. Она стояла на пороге квартиры с дверью, выломанной, похоже, еще во времена Удара, и молча смотрела внутрь. Из-за лучей, бьющих в спину через окно на лестнице, там, казалось, стоял полный мрак.
— Ну и что? — осведомился Кирис, подходя сзади. — Что-то интересное нашла?
— Да, ты ведь не видишь... — Риса шагнула в густой полумрак квартиры и повернула в кухню. Что-то загрохотало, треснула ткань, и прихожая осветилась отраженными от стен солнечными лучами. Кирис вгляделся, присматриваясь — и отшатнулся.
То, что поначалу выглядело просто темным пятном на паркете, оказалось мумифицированным трупом, валяющимся на полу в скрюченной позе. Судя по истлевшим остаткам одежды — женщина. Рот раскрыт в мучительном вопле, пустые глазницы уставились в потолок. Риса подошла к нему и опустилась на корточки.
— Как она погибла, Кир? — вслух спросила она. — Может, ее убили мародеры. Или волюта пробралась через открытое окно. Или просто сердечный приступ из-за паники... неважно. Главное, что она мертва. Кем она была при жизни? Хорошей или плохой матерью? Доброй женой или невыносимой мегерой? Ценным специалистом у себя в фирме или просто домохозяйкой? Кто сейчас вспомнит? Главное, Кир, что она мертва, и от нее не осталось ничего, кроме костей.
Она посмотрела на него через плечо.
— Понимаешь, Кир? Смерть — конец всего. После того, как ты умираешь, для тебя уже неважно, как ты жил и как умер. Тебя больше нет. Почему же ты так стремишься умереть?
— Я? — опешил Кирис. — Ты точно трехнутая. Ничего я не стремлюсь...
— Человек, дерущийся только ради мести, погибает, и очень быстро. Ты можешь выжить, только если защищаешь других. Если помнишь, что тебе обязательно нужно вернуться к кому-то, кто тебе дорог. Иногда не остается другого выхода, кроме как умереть в бою, но не торопись разбрасываться своей жизнью по пустякам.
— Да ты-то что понимаешь! Ты девчонка. Тебя все равно в армию не возьмут.
Риса распрямилась и медленно подошла к нему. Она протянула руку и положила ладонь ему на грудь. Даже сквозь рубашку его обожгло неожиданным теплом.
— Мне приходилось драться, Кир. И приходилось убивать одних людей, чтобы защитить других. Но я всегда помнила, что есть цель, ради которой я живу, работаю и сражаюсь. А вот у тебя такой цели нет. Ты, наверное, станешь хорошим солдатом и прекрасным убийцей. Ты нашел себе оправдание: месть врагу. Но те, кто лишь мстят, превращаются в чудовищ — а потом умирают.
— Ты говоришь, как старуха... — пробормотал ошарашенный Кир. — И вообще, где мелочь пузатая вроде тебя, интересно, могла драться и убивать? Выдумала ты все.
— Может, и так. Но я смотрю в будущее. А ты идешь по жизни спиной вперед и видишь лишь прошлое. Его нельзя забывать, в нем слишком много горьких уроков, но и жить только им тоже нельзя. Никакая месть не вернет к жизни мертвых, Кир. И твою мать — в том числе.
Она убрала руку.
— Пойдем, здесь нет больше ничего интересного.
Проскользнув у него подмышкой, Риса вышла на лестницу. Отпечаток ее ладони, казалось, все еще горел у Кириса над сердцем. Он снова взглянул на труп, бессмысленно уставившийся в потолок мертвыми глазницами. Извини, мысленно попросил он, делая отгоняющий злое жест. Мы не хотели тебя тревожить. Спи и дальше и не тревожь людей ночами.
Он уже повернулся, чтобы выйти, но его взгляд скользнул по полу, покрытому толстенным слоем пыли. Его собственные следы казались совершенно отчетливыми, виднелся каждый рубчик на подошвах, но там, где взад и вперед прошла Риса, виднелись широченные круглые пятна, как от слоновьих ног. Похлопав глазами и так ничего и не поняв, Кирис сбежал по лестнице и пропихнул себя сквозь щель на улицу, зацепившись ранцем и едва не ободрав пуговицы на куртке. Солнечный свет и свежий ветер после затхлости старого дома обрушились на него живительной волной.
Риса ждала его, стоя за оградой на тротуаре.
— Слушай, тебе точно четырнадцать? — осведомилась она совершенно другим тоном, чем в доме, почти что веселым и беззаботным. — Ты такой здоровый! Больше многих взрослых.
— Точно, — Кирис, боявшийся, что Риса опять начнет читать ему проповеди, с облегчением воспринял смену темы. — Я уже отца на полголовы перерос. Он шутит, что слишком много меня кормит, и что еще немного — и я в доме не помещусь.
— Да, в двери ты уже плохо пролазишь, — со смешком согласилась спутница. — Между прочим, мы уже прошли полпути до Хорта. И никаких призраков. А ты боялся...
— Призраки появляются ночью, — Кирис зашагал в прежнем направлении, и спутница пристроилась рядом. — А днем, говорят, здесь можно наткнуться на волюту. Или еще каких-то чудищ. Они набрасываются стаей и съедают человека за секунды.
— А ты сам видел?
— Нет. Но люди болтают.
— Люди много чего болтают.
— Ну, не все же врут. Слушай, Риса, а ты откуда?
— Я — Чужая. Пришелица. Из космоса прилетела и теперь вас изучаю, чтобы завоевать.
— Ага, и я тоже знаменитый космодесантник. Не, серьезно?
— Я же говорила — из Акихамы. Город такой в Кайнане.
— А как сюда попала? И где твои родители?
— Я сирота. Родители умерли, когда мне еще и пяти лет не исполнилось.
— А как в Кайтаре оказалась? И почему на государственном попечении?
Риса не ответила. Она шагала, глядя в землю и снова держа портфель перед собой, словно защищаясь.
— Ну, не хочешь — не говори. А деньги у тебя откуда? Золото?
— Кир, не спрашивай, — попросила Риса. — Секрет, я не могу сейчас рассказать. Потом все узнаешь.... может быть.
— Ого! Ну у тебя и тайны! А что нужно сделать, чтобы ты рассказала?
— Удиви меня.
— Да запросто, — Кирис расправил плечи. — Хочешь, я тебя одной рукой подниму? Или на руках пройду целую цулу?
— Нет, Кир, — Риса покачала головой. — Силой и ловкостью ты меня не удивишь. И никого не удивишь. Любой бык или лошадь тебя сильнее, любая обезьяна ловчее.
— Я что, хуже быка? — Кирис даже слегка обиделся от неожиданности. — Я все-таки человек!
— Ты человек, когда пользуешься головой. Когда только мускулами — животное. А ты очень плохое животное, Кир, слабое и неприспособленное. У тебя нет ни когтей, ни клыков, ни даже шерсти. Брось тебя в степи или лесу одного, и ты умрешь. А бык выживет.
— У меня есть одежда. И нож... ну, я знаю, где достать.
— Одежду и нож человек придумал головой, а не бицепсами. И меня удивить можно только тем, что у тебя между ушей. Сумеешь — узнаешь мою тайну. А она того стоит, честное слово.
— Значит, не судьба, — Кирис пожал плечами. — Я же тупой. Все учителя так говорят.... говорили раньше, сейчас уже просто молчат, боятся. Слушай, если хочешь цехины на бумажки разменять, я знаю, где курс выгодный и где не кинут.
В небольшом двухэтажном доме по другую сторону дороги он заметил выбитое стекло. Ага, значит, и в самом деле жилые районы близко. Интересно, где же они выйдут? Наверное, ближе к морю. Ну, в Старый порт не уткнутся, и то ладно.
— Спасибо, я учту. Значит, если не хочешь привлекать внимание, лучше золотом не пользоваться?
— Да и серебром тоже. В некоторых магазинах и забегаловках помельче только медь и бумажки берут. А то ведь из-за золота и грабануть могут.
— Спасибо, учту. А как ты оказался в Кайтаре?
— Ну... не помню. Я же совсем мелким был, мне еще и семи не исполнилось. Отец рассказывал, что когда кайтарские компании эвакуировали склады с Ланты — остров такой большой в Хёнконе — он как-то уговорил взять его на борт корабля. Последние деньги отдал. Нас бы отсюда сразу депортировали, да только в Хёнкон больше корабли не ходили и самолеты не летали. А за северную границу уже много позже высылать стали. Так что отца просто выбросили на улицу без денег и со временным удостоверением личности. А потом Старый порт накрыл кольчон, там масса народу погибла, и когда стали достраивать порт Ай, отцу повезло устроиться сначала чернорабочим, а потом крановщиком.
— А почему в школу ходишь так далеко от дома?
— А я хулиган! — дерзко усмехнулся Кирис. — Я однажды учителя побил за замечание, года два назад, и меня выгнали из старой школы. Отец еле-еле нашел такую, куда взять согласились, и то взятку кому-то дал. Зря, между прочим. Чтобы стрелять из автомата, географию знать незачем, и так привезут куда надо.
Он порылся в кармане, вытянул пачку папирос, спички и закурил. Картинно выпустив облако дыма, он покосился на Рису — вдруг да произвел на нее впечатление? Но она никак не отреагировала. Все-таки странная она какая-то. Прямо девочка-волшебница из кино какая-то.
Дальше шли в молчании. Через несколько минут Риса встрепенулась.
— Голоса впереди, — сказала она. — Трое, два мужчины и женщина. Вон там.
— Где? — удивился Кирис. — Я ничего не слышу.
Через полсотни шагов, однако, и он разобрал доносящееся пение — если, конечно, пьяные вопли и визги можно так назвать. Вскоре они миновали пристроившуюся на ступеньках грязную и оборванную компанию (вонь от нее доносилась за десять метров). Местность постепенно оживала. Вот в окнах мелькнул горшок с цветком на фоне чистых занавесок, деловито пробежала дворняжка, грелся на неярком предзимнем солнце вальяжный черный кот. С гвалтом промчалась компания мелких детишек, гонящих перед собой дребезжащие обручи. Кирис сосредоточился, оглядываясь и пытаясь сориентироваться на местности. Над домами мелькнули три трубы старого мусоросжигательного завода, а впереди в проеме повернувшей улицы показались зеленые холмы Монцука. Ага. Похоже, сейчас они выйдут к Параллельному проспекту, причем рядом с рынком, совсем недалеко от лапшичной старого Дзидзи. Сколько они шли от Большого проспекта? Минут двадцать, если не считать экскурсию в пустой дом. А если топать как обычно, в обход Старого города, то нужно сорок с лишним минут. В два раза короче выходит. И страшного здесь ничего нет — может, так и ходить дальше? На чудом уцелевшем указателе на перекрестке виднелась надпись — улица Мейдрагора. Точно, он ее знает, хотя и никогда не ходил по ней раньше.
Параллельный проспект встретил их шумом продуктового рынка. До закрытия оставалось немного, но и покупателей, и продавцов пока что хватало. В битом льду на прилавках устроились аккуратно разложенные креветки, морские окуни, треска, моллюски, а кое-где — даже и огромные серо-черные лобстеры, угрожающе вытянувшие массивные клешни. В других секциях лежали и висели на крюках разделанные туши свиней и куски коровьих туш. Бананы, апельсины-корольки, яблоки и прочие фрукты расположились симпатичными горками, зазывая ценниками: всего пол-лееры за катти! Только одна леера за два с половиной! На столах у самой дороги манили к себе рассыпанные груды сладостей. Стояли витрины мороженщиков, где за прозрачными стеклами располагались лотки с розовой, коричневой и белой сладкой массой. В нос ударил невообразимый смешанный запах сырого мяса, морепродуктов и фруктов, за который Кирис так любил это место. Рот у него тут же наполнился густой слюной, а живот недовольно пробурчал в том духе, что с пустым кошельком здесь делать нечего.
— Я есть хочу, — в унисон с его мыслями заявила Риса. — Ты знаешь какое-нибудь приличное заведение?
Ну вот, теперь ее еще и кормить. А в кармане грустно звенят медью две лееры и пять монеток по десять солей...
— Я плачу за нас обоих, — Риса словно читала его мысли. — Главное, место покажи.
— Вот еще! — с облегчением буркнул Кирис. — Я и сам за себя заплатить смогу.
— Ну да, ограбишь еще парочку прохожих, и заплатишь, — согласилась девушка. — Кир, я не шутила, когда говорила насчет полиции. Я не знаю, где ты станешь брать деньги дальше, но если продолжишь совершать преступления, попадешь в тюрьму. Тебе уже четырнадцать, и у тебя не только частичные гражданские права, но и полная уголовная ответственность. Судить тебя станут как взрослого.
— Да отвяжись ты! — вспылил Кирис. Он невольно сжал кулаки, и ладонь эхом пронзило напоминание о старой боли. — И без тебя тошно. Где я денег возьму, ты подумала? У отца, что ли?
— Многие в твоем возрасте подрабатывают — в магазинах, ресторанах и так далее. А ты с твоей силой вполне можешь устроиться грузчиком. Конечно, зарабатывать деньги тяжелым трудом менее приятно, чем отбирать их у других, но так устроен мир. А теперь идем обедать. Я угощаю.
