Томара протянула руку и нежно погладила его по щеке подушечками пальцев. Доктор удивленно взглянул на старую подругу и соратника. Такая ласка вовсе не в ее стиле.
— Врать, Калу, ты умеешь не многим лучше Кары, — печально улыбнулась хирург. — Уж точно не меня тебе обманывать. Я давно вижу, тебе на стенку от тоски лезть хочется. Какие еще цветы? Даже в твоем кабинете зелень чоки-секретарша поливает, ты ни разу к лейке и пальцем не прикоснулся. Скажи, ты уже совсем сдался?
Внутри начало подниматься глухое раздражение. Зачем она лезет в душу? Что он ответить должен — "да, сейчас пойду домой и повешусь по-быстрому"? Кулау сдержал едкую реплику: Тома не заслужила. Наверняка она просто пытается помочь на свой лад. Правда, толку от такой помощи нет — хотя наука и сумела продлить среднюю продолжительность человеческой жизни почти до девяноста лет, до бессмертия людям все так же далеко, как и в средневековье. Да и невелико удовольствие бесконечно существовать инвалидом-маразматиком.
— Поздно уже, Тома, — сухо ответил он. — Права ты, домой пора.
Внезапно отяжелевшее тело отказывалось повиноваться, но он заставил себя подняться на ноги. Взгляд снова упал на улыбающийся портрет Карины Мураций.
— Да, вот кому я бы с удовольствием оставил отделение, — вздохнул он. — Сколько бы ей сейчас исполнилось? Пятьдесят?
— Сорок девять, — поправила Томара, поднимаясь следом. — Она с двадцать девятого.
— Да, сорок девять. Самый расцвет мастерства для хирурга. Впрочем, она всегда была талантливее остальных. Занесло же ее в дурацкий Сураграш! Все-таки, Тома, несправедливо, когда молодежь умирает раньше старших.
— Ну, она всегда считала, что смерть вообще несправедлива, — Томара снова странно усмехнулась. — А после авиакатастрофы в своем мнении лишь укрепилась. Правда, от вопроса, чем люди станут заниматься в течение вечности, по-прежнему скромно уклоняется.
— Ты о ком? — непонимающе посмотрел на нее Кулау.
— О Каре, конечно, — тем же небрежным тоном откликнулась Томара.
Кулау еще раз посмотрел на нее, на сей раз уже острым профессиональным взглядом.
— Тома, с тобой все в порядке? — озабоченно спросил он. Нет, вроде бы повышенной температуры, когда она дотрагивалась, не чувствовалось. Неужели с ней что-то серьезное?
— Ну да. А почему ты спрашиваешь?
— Карина Мураций умерла одиннадцать лет назад, — старательно подбирая слова, ответил профессор. — В той самой катастрофе под Нумати. Она не может ничего считать. Тома, ты точно о ней говоришь?
— Она не погибла в авиакатастрофе, Калу. Ее смерть инсценирована. Она жива до сих пор.
Сердце бешено заколотилось.
— Жива?! — неверяще переспросил Кулау. — Кара? Жива?
— Ага, — словно рассуждая о погоде, кивнула Томара. — И ей крайне не терпится с тобой пообщаться. Ты как, не возражаешь полчасика от сна оторвать прямо сейчас?
Кулау вцепился ей в плечи.
— Где она? — выдохнул он. — Здесь, в Крестоцине?
— Да, в Крестоцине, — кивнула Томара. — Более того, прямо тут, в университете. Калу, мне больно!
— Так что же ты молчала! — с досадой сказал профессор, отпуская ее. — Извини, конечно, Тома, но уж меня-то могла бы и не готовить с такими предисловиями. Где она?
— Я здесь, учитель.
Кулау резко повернулся. Карина Мураций стояла возле учебного операционного стола: невысокая молодая девушка с короткой стрижкой, в коротких шортах и легкой блузе похожая на мальчишку. Кулау задохнулся, и на него волной нахлынули воспоминания: промозглое осеннее утро, моросящий за окном холодный дождик — и юная практикантка, интерн-первогодок, только что из аэропорта, с голыми ногами, покрытыми синими зябкими пупырышками... Двадцать девять лет. Сегодня исполнилось ровно двадцать девять лет с момента, как они впервые встретились.
Но почему она так молодо выглядит? Ведь ей под пятьдесят!
— Доктор Кулау Цмирк, — Карина шагнула вперед и поклонилась по всем правилам старомодной женской вежливости: руки сложены перед собой на бедрах, глаза опущены в пол. — Приношу нижайшие извинения за непростительную задержку с визитом. Вина всецело моя.
— Кара... — выдохнул Кулау, импульсивно прижимая ее к себе и чувствуя, как та приникает к груди, отвечая на объятья. — Каричка... Как же я рад, что ты жива, даже представить не можешь! Ох, Кара, что ж ты раньше-то мне не сказала? Я думал, ты погибла...
— Да, Кулау. Все так думали, — ответила Карина у него из подмышки. — Мы очень тщательно инсценировали катастрофу, чтобы никто до правды докопаться не сумел. Прости, учитель, но я не могла рисковать. Во всем мире правду знали несколько... персон, и почти никто из них не является человеком.
— Ну, ты у нас Ведущая по Пути, — слабо усмехнулся Кулау, выпуская ее. — Тролли тебе куда ближе. Или с орками подружилась?
— Нет, Кулау, — серьезно ответила Карина, не поддерживая шутку. Она выпрямилась и посмотрела доктору прямо в глаза. — Когда я говорю "не является человеком", я имею в виду отнюдь не разумные биоформы Текиры. Из биоформ знали только мастер Караби, одна женщина в Крестоцине, мой хороший друг, и еще пара человек.
— А остальные, значит, Чужие? — Кулау снова рассмеялся, но внутри нехорошо дрогнуло. — Прилетели с другой планеты, и...
— Не с планеты, — качнула головой Карина. — Учитель, здесь неподходящее место для беседы. Не возражаешь против перемещения?
— Да, конечно, — Кулау торопливо кивнул. — Я знаю хороший ресторан, он открыт всю ночь. Тебе не опасно появляться на публике?
— Не совсем, — туманно ответила Карина. — Но я имею в виду не ресторан.
— А что?
— Тома, — Карина глянула на Томару. — Закроешь аудиторию, ладно?
-Угу, ты развлекаешься, а я, значит, убирай? — пробурчала та. — Ладно уж, закрою и присоединюсь.
— Спасибо. Учитель! — Карина потянулась и положила ладошки на плечи Кулау. — Закрой глаза, пожалуйста. И приготовься — на первый раз ощущения весьма... необычны.
— Ощущения? — тревожная струнка внутри звучала все сильнее. Что-то определенно не так. Не опасно, нет, Кара не способна причинить кому-либо зло... та, прежняя Карина была не способна, но и нынешняя не похожа на злодейку. Но что-то явно выходит за рамки обыденного.
— Все закончится хорошо, — Карина опять улыбнулась своей теплой неяркой улыбкой. — Все всегда заканчивается хорошо, учитель. Ты ведь и сам знаешь.
Ага. Рано или поздно все подыхают, на чем история и заканчивается. Ну ладно. Он покорно закрыл глаза — и умер на самом деле.
Ужасное ощущение полного небытия, казалось, тянулось целую вечность. Когда оно наконец закончилось, хирург не удержался на ногах и повалился коленями на что-то упругое. Ладони уперлись в густую мягкую траву, в глазах потемнело.
— Ты в порядке? — услышал он встревоженный голос Карины сквозь гул крови в ушах. — Кулау, ты очень плохо себя чувствуешь?
— Кажется... сердце прихватило... — выдохнул он, садясь на задницу и тяжело дыша. — Погоди, скорую не надо пока...
— У тебя все в порядке с сердцем, — облегченно вздохнула Карина. — Просто гиперсдвиг по первости очень плохо переносится некоторыми, да и прочим радости мало. Все чувства отключаются на мгновение, и мозг начинает паниковать. Некоторые просто сознание теряют. Кулау, не надо сидеть на земле, она влажная. Рядом веранда, давай перейдем туда.
Туман в глазах понемногу рассеивался, но светлее не становилось. Чуть отдышавшись, доктор осознал, что и в самом деле сидит на дерне в густой сочной траве, лицо ласкает теплый влажный воздух, напоенный растительными запахами, а над головой в прорехах между кронами ослепительно сияют россыпи огней Звездного Пруда. Галактический диск выглядел, словно увеличенный в кривом зеркале и тщательно протертый влажной тряпочкой. Кулау тряхнул головой, но наваждение не исчезло. Так. Вдобавок к пальцам еще и галлюцинации.
— С тобой все в порядке. Ты в здравом уме и твердой памяти, и тебе ничего не чудится. Мы действительно больше не в Крестоцине, — спутница мягко, но решительно ухватив его под локоть, помогла подняться на ноги. — Мы переместились на Жемчужные острова в Бескрайнем океане. Здесь время на шесть часов впереди Крестоцина, скоро рассвет.
— Ничего не понимаю! — Кулау ошарашенно огляделся. Он дотянулся до ближайшего куста, сорвал листик и растер между пальцами, потом осторожно лизнул. Горько. Нет, такие подробные галлюцинации у здоровых людей невозможны. Значит, либо он полностью свихнулся, либо... — Кара, что происходит?
— Нам туда, — Карина указала в сторону, и доктор разглядел тропинку, петляющую между деревьями. Несмотря на полное отсутствие искусственного освещения, она прекрасно различалась в темноте, светясь странным призрачным светом. — Пойдем. Уверяю, всему есть вполне рациональное объяснение, но сначала нужно немного прийти в себя. Прости, что подвергла твою психику испытанию, но шока так или иначе не избежать. Пока идем, успеешь свыкнуться с переменой обстановки.
Ученица взяла его под руку и увлекла за собой.
Кулау шагал словно во сне. Он вдыхал вкусный воздух, слушал журчание невидимых ночных насекомых — то ли цикад, то ли еще кого, и оглядывался по сторонам. Пальцы дрожали сильнее обычного, и доктор стиснул кулаки, чтобы не давать им воли. Он постепенно приходил в себя. Далеко между деревьями мелькали огоньки в домах, освещенных редкими фонарями. Значит, здесь живут. Но как? Жемчужные острова... полторы тысячи верст к юго-востоку от побережья Катонии. Здесь — один из наиболее нестабильных участков планетарной коры, постоянные подводные землетрясения и извержения вулканов. Следовательно, острова должно непрестанно трясти подземными толчками и хлестать цунами. Но местность не похожа на опасную для жизни. Наоборот, сказка какая-то. Наверное, все-таки не галлюцинация и не сумасшествие, а сон.
Сотню саженей спустя призрачная тропинка вывела к небольшому темному строению. Тут же сами собой разгорелись фонари, освещая небольшую уютную веранду с легкими плетеными креслами и парой столиков с исходящими паром чайниками и корзинками с фруктами и печеньем. Кулау сбросил ботинки перед ступеньками и поднялся по гладким дощатым ступеням. Карина усадила его в одно из кресел, придвинула столик и налила чай в фарфоровые чашки.
— Фруктовый, как ты любишь, — пояснила она. — Киви со смородиной. Если хочешь другой вкус, заказывай. Если хочешь поужинать, просто скажи. Любые блюда, без ограничений.
Ну, точно сон. Впрочем, почему бы не воспользоваться случаем? Кулау осторожно прихлебнул обжигающую жидкость. Ум-м! Ароматная вкуснотища.
— Так хорошо дрыхну, что жаль просыпаться, — пробормотал он. — Утром опять вылезать из кровати и тащиться на работу, и ты...
Он осекся. Крайне невежливо говорить человеку, даже плоду собственного воображения, что тот снова окажется мертвым. Пусть все идет, как идет.
— Я никуда не денусь, учитель, — покачала головой Карина. — Понимаешь, я и в самом деле жива. Я не умерла ни в пятьдесят восьмом, когда сумасшедший бандит в джунглях проткнул меня тоскалой, ни даже в шестьдесят седьмом, когда мой самолет сбили в Сураграше. Жива я, правда, не в биологическом смысле, обычного тела у меня давно нет, но детали не принципиальны.
— Интересное начало, — кивнул Кулау, потягивая чай. — Значит, тебя проткнули насквозь, ты заживо сгорела в костре из авиационного бензина, но детали не важны?
— Точно! — тихо засмеялась Карина. — Главное в другом. Понимаешь, с пятьдесят восьмого года я больше не являюсь человеком. Я Демиург.
Кулау молча приподнял бровь, ожидая продолжения.
— Учитель, Текира создана искусственно. Ее биосфера — тоже. Люди, тролли и орки — расы, просчитанные на компьютере и выведенные в пробирке. Изначально планета являлась игровой площадкой для Демиургов. Основной Игрок-Стратег известен тебе под именем Вечного Императора Майно. Пробуждение Звезд — событие, отметившее конец Игры и переход Текиры к самостоятельному развитию, и мой эффектор — результат неудачного эксперимента Демиурга Майи. Вот так примерно, если в двух словах.
— И ты являешься представителем... э-э, Дамиургов?
— Демиургов.
— Пусть так. Ты представитель их расы?
— Нечто вроде приемной дочери одного из них, исправлявшего ситуацию после пандемии вирусного эффектора в тридцать девятом. Я послужила одним из инструментов. Ты знаешь Корректора Джао, он появлялся в Крестоцине под именем Дзинтона Мурация. В пятьдесят восьмом он решил, что с меня хватит смертельных опасностей, и переделал меня. Без спроса, что характерно. Я нежно люблю папочку, но до сих пор руки чешутся его прибить за бесцеремонность, — неожиданно сердито закончила она.
Кулау пожал плечами и снова отхлебнул чай, и не думавший остывать. Более того, чашка почему-то оставалась полной. Какой забавный сон, однако. И кажется почти реальным.
Кстати, а результаты испытания ему тоже приснились? Или, проснувшись, придется еще раз ставить эксперимент и терпеть позор унижения, пусть даже невидимого для остальных?
— Он не верит, Кара, — нагая Томара быстро поднялась на веранду, стуча по полу твердыми пятками. Кулау окинул ее взглядом — да, телу не дашь даже тех пятидесяти, что лицу. Скорее, хорошо сохранившиеся тридцать. Интересно, что бы сказал психоаналитик, если поделиться с ним сновидением? — Я даже без нейросканера вижу. Калу, старикашка хренов, ты так и намерен сидеть здесь в блаженной кататонии?
— Для такого замечательно сна я даже готов простить кататонию, — благодушно откликнулся Кулау. — А вот за старикашку ответишь, когда проснусь. Вот объявлю в отделении...
От страшной внезапной боли, пронзившей руку, он дернулся и заорал в голос. От брошенного взгляда захотелось заорать еще раз или же сразу потерять сознание. Сквозь клочья, оставшиеся от рукава рубашки, он ясно видел клочья кожи и мускулов, свисающих с белеющей сквозь кровавое месиво локтевой кости. Остатки рукава быстро набухали темным. Доктор невольно дернул рукой, висящей как плеть, и боль снова пронзила тело.
— Сон больше не замечательный? — ехидно осведомилась Томара. В пальцах, превратившихся в длинные стилетообразные когти, она держала кусок вырванного мяса. — Больше на кошмарик смахивает? Извини, Калу, но я тебя знаю. Без острого шока твою дубовую башку не пробить. А теперь фокус-покус...
Боль в руке внезапно исчезла, а сама рука на мгновение окуталась темной дымкой. Когда та пропала, конечность вдруг снова оказалась целой и невредимой, и лишь окровавленные клочья рукава продолжали ронять на пол террасы тяжелые капли, разбрызгивающиеся по светлому дереву. Кулау ошарашенно посмотрел на них, потом осторожно провел правой ладонью по плечу, подвигал левой рукой. Все в порядке. И кровь — она натуральная. Уж хирург с полувековым стажем способен отличить ее на вид и запах от любой другой субстанции.
— Тома! — досадливо сказала Карина. — Зачем?
— Ну а как ему еще докажешь? — Томара махнула рукой, и кровь на одежде и полу пропала так же внезапно, как и рана. Кусок мяса в ее ставшей нормальной руке тоже исчез, и о произошедшем теперь напоминал лишь порванный в клочья рукав. Женщина придвинула плетеное кресло к столу и уселась в него, забросив ногу на ногу. — Калу, так что там с замечательностью сна?
