К-9: За чертой мести

Хаук не был знаком с Джеем так долго, как те же Страйд и Бабуля. Он даже не был знаком с ним так, как жители этого города.

Но он помнил ту ярость, что испытывал при вторжении чужака на "личную" территорию. Помнил, как постепенно из "высокомерного ублюдка" Джей становился в глазах высотника не только лидером, достойным уважения, но и просто нормальным спутником, с которым можно было поболтать, чья компания не напрягала. Помнил крота и ложных, помнил сломанный протез и те крупицы, что механик рассказал о себе после того смертельно опасного приключения. Помнил, как его захлёстывала злоба на своих соотечественников, когда вскрылась правда о прошлом Джея, и как с детским восторгом слушал рассказы о местах, существования которых даже не предполагал, а ещё — нашивку Дианы Ро.

Хаук помнил весь путь, пройденный бок о бок с этим человеком, и пусть десять раз ему скажут, что он не имеет права на все эти чувства — плевать!

Он тоже эгоист.

И не меньше Страйда не желал, чтобы козёл-вольный закончил свою жизнь вот так! Это не тот конец, которым можно гордиться! Гребаная месть не должна заканчиваться смертью, иначе она и вовсе теряет последние крохи смысла!

Дверь скрипнула, заставив встрепенуться, и Хаук поднял чуть ожившие глаза на Страйда. Но механик лишь кивнул и отошёл в сторону, пропуская в комнату уже знакомого импа.

— Обвинения с вас ещё не сняты, — с порога начал тот, окончательно выдёргивая высотника из нахлынувших мыслей. — Человек, который за вас поручился, в тюрьме и ожидает приговора. Боюсь, согласно нашим законам, я обязан взять под стражу и вас до тех пор, пока все формальности не будут соблюдены.

Хаук даже не удивился. Просто встал и молча последовал за имперским.

Тюрьма оказалась недалеко от границы, разделяющей территории Империи и вольных. Небольшое здание с флагами, в котором ютилась местная конторка по охране порядка, уходило вниз укреплённым подземельем. Городской аккуратностью там и не пахло — во всех смыслах — но и грязно не было. Скорее мрачно. Стены не отделаны, на полу — необработанная плитка с узкими стоками. И ряд камер — всего три. Чёрные прутья, между которыми полупрозрачной дымкой мерцало силовое поле. Надо же, оказывается, его и против людей используют.

А вот охраны не было — только бездушные глаза камер наблюдения.

Хаук покорно зашёл, постоял, пока тюремщик не ушёл назад наверх, и, наконец, огляделся. Койка, стул, небольшой столик — вот и вся мебель. Комнатушка четыре шага в длину, два в ширину. Полностью просматривается — общение с соседями тут явно не запрещено.

Кстати о соседях.

Немного с опозданием, но, вглядевшись в соседнюю камеру, Хаук понял, что там кто-то есть. Кто-то подозрительно знакомый.

— Не боись, ты тут не задержишься, — с усмешкой выдал Джей, садясь на койке и потягиваясь. — Я договорился. Как со мной разберутся — отпустят.

— Ты-ы! — первые пару мгновений от захлестнувших эмоций у Хаука не нашлось слов. Даже мата. Этот ублюдок сидит тут, как в лучшей из гостиниц, и после всего произошедшего так спокойно заявляет, что он о чём-то там договорился!

Ещё вдох спустя Хаук выкладывал соседу — опять соседу! — всё, что думает о происходящем, о его глупости, обо всём мире в целом и об одном конкретном "внешнем" в частности. Джей с флегматичным спокойствием внимал, неторопливо потягивая что-то из стоявшей на его столе кружки. Выговорившись, но не дождавшись реакции, Хаук плюнул и улёгся на свою кушетку демонстративно спиной.

Правда, спустя некоторое время всё равно не выдержал, и развернулся обратно, сверля вольного по-прежнему злым взглядом. Взглядом, в котором совершенно неосознанно, но отчётливо, сквозила горечь:

— Я тебя не понимаю. Неужели оно стоило вот этого? Ты и правда так хочешь сдохнуть?!

— Сдохнуть? — о, хоть какая-то реакция! Джей наконец отставил свою кружку и негромко рассмеялся. — Хаук. О чьём уходе ты сожалеешь? Джереми Расселла, которого никогда не знал? Так он погиб пять лет назад. Джея? Джей был просто марионеткой, созданной для того, чтобы не сойти с ума окончательно на пути к этой единственной — теперь достигнутой — цели.

Он для наглядности вытянул руку и пошевелил пальцами, будто на них и правда держалась так популярная нынче игрушка. Хаук отчётливо скрипнул зубами и зарядил кулаком по стене — увы, ухмыляющаяся рожа Джея сейчас была вне досягаемости.

— Марионеткой?! Хочешь сказать, кукла спасла наш город от смерти? Кукла напилась чуть ли не в стельку и развлекала толпу у Шерри?! Кукла орала от боли, когда ей цепляли этот проклятый протез?! Да иди ты...

Очередную яростную тираду прервал звук шагов. Хаук осознал, что он уже чуть ли не рожей уткнулся в разделяющее камеры поле, и отошёл на середину, хмуро вглядываясь в пока плохо различимый в местном полумраке силуэт.

А вот Джей, кажется, его узнал:

— Кас...

Скрипнула дверь соседней камеры, незнакомец в снаряжении высотника и с погонами одного из Командующих молча вошёл внутрь. Этот человек не стал и явно не привык медлить. От удара Джей отлетел к стене. Ухмыльнулся. Сплюнул кровь и выбитый зуб.

— И я тебе рад.

— Пять лет, Джерри! Пять лет назад я узнал, что вы все мертвы! Пять лет назад похоронил и тебя, твою мать! Чтобы сегодня узнать об очередной тупой до безумия выходке, а завтра командовать расстрелом?! Ты мог просто убить его! Убил бы и был оправдан — я смотрел твои выкладки! Так зачем?! Ты мог бы...

О, судя по всему — старый знакомый. Блеск. Не сказать, чтобы Хауку нравилось наблюдать за мордобоем со стороны: одно дело — желать дать в морду, и совсем другое, когда этим занят кто-то незнакомый. Но и сильно опечален высотник не был. Может, хоть кто-то под конец вправит драгоценному соседушке мозги. Хотя уже давно поздно. Ведь этот Кас просто ещё один палач.

Но даже его искренняя тирада оборвалась от улыбки Джея. Такой же, как тогда на параде — светлой и тёплой.

— Мэй была беременна, Кастиэль, — незнакомый высотник отпустил воротник Джея, и тот, пошатнувшись, выпрямился, продолжая, как ни в чём не бывало. — Ты ведь помнишь нашу свадьбу? Не можешь не помнить... Мэй — единственная моя стоящая победа над тобой. Тот поход должен был быть последним. Мы хотели обосноваться в городке...

— Джерри...

— Я не хотел, чтобы она участвовала. Но Мэй настояла. Впервые в жизни я послушал кого-то, кроме себя, Кас... Впервые в жизни не я готов был отдать жизнь за отряд, а отряд умирал ради меня и моего ребёнка. Я слышу их крики, Кас. Каждую ночь, каждый день, каждое мгновение. Я слышал, как они все умирали. Потому что отряд, который страховал отход, не пришёл. Как только запахло жареным, Ферро и его шавки смылись. Моя жена, мой ученик, мой ребёнок, мои люди — все они стали мясом, чтобы эта мразь смогла уйти!

Ещё при первых словах Хаук не выдержал и отошёл назад. Ещё назад, пока спину не обожгло поле на другой стороне клетки. Хотелось зажать руками уши. Всё что угодно — лишь бы не слышать. Сам высотник никогда толком и не влюблялся даже — куда уж думать о свадьбе и детях? И каково это — потерять — он даже не думал. Не хотел думать и сейчас, но проклятый мир снова разбился осколками и собрался заново, наконец открывая реальную картину всего происходящего.

Сильный лидер?

Человек, достойный восхищения?

Нет.

Здесь и сейчас перед Хауком стоял и говорил тот, кого Пустошь сломала. Сломала так, что уже не собрать, как ни пытайся. И этот тёплый искренний голос резал хуже ножа.

Голос, который не замолчал, даже когда Кастиэль шагнул вперёд и по-простому обнял старого друга. Наверное, никак иначе он поступить просто не мог.

— Хватит... — голос Кастиэля звучал как-то обречённо тихо.

— Максу ведь было всего пятнадцать... Мальчишка-мальчишкой! Я тут пробовал что-то объяснить одному такому же — это невыносимо больно...

— Хватит! Я не забыл, Джереми. Никого из вас не забыл.

Тишина.

Страшная тишина.

— Отпусти меня, Кас... Меня уже давно тут нет.

И эти слова явно не о слишком сильной хватке рук на плечах.

Хаук стоял и не знал, куда ему деться. Он не должен был это видеть. Не должен был и знать. Но теперь понимание происходящего шагнуло далеко вперёд, и высотник отчётливо понял, что он вообще не имел права в чём-либо обвинять Джея.

— Казнь завтра утром, — вновь прозвучал в полумраке камер голос Кастиэля. — Я командую расстрелом.

И, не говоря больше ни слова, Командующий вышел прочь, даже не потрудившись закрыть за собой камеру.

Этой ночью Хаук не спал. Да, он мальчишка, но он не хотел понимать и принимать чужого желания смерти. В этом проклятом мире умереть и так слишком легко.

А ещё когда спишь — утро наступает слишком быстро.

Как оказалось, расстрел проходил прямо тут. Сразу стало понятно, для чего напротив камер небольшой пустой закуток и для чего в полу сделаны стоки — кровь смывать. Всё это место дышало холодным циничным расчётом и на такие ситуации.

Джея вывели вперёд, предложили рюмку коньяка — настоящего, такой положен лишь приговорённым к смерти — и завязали глаза под звуки бездушного голоса Системы, зачитывавшей обвинение и приговор. Кастиэль тут был лишь для контроля. Оказывается, даже отмашку технически давала глупая машина.

Напротив стены, у которой стоял Джей, было четверо: двое вольных и двое имперских. В одинаковой форме, вооружённые чем-то странным и длинным. Видимо, оружие такое же, как револьвер "внешнего" — Хаук уже знал, что тот стреляет не энергией, а пулями.

Приговор отзвучал.

Потекли мгновения в ожидании отмашки. Здесь и сейчас Хаук увидит, как прервётся жизнь самого легендарного из известных лидера, хорошего человека. Возможно — прекрасного друга и учителя.

Прервётся по его желанию, как заключительный акт великолепно поставленной пьесы.

Но пауза затягивалась.

Тишина становилась совершенно невыносимой. Хаук чувствовал, что ещё мгновение, и его нервы — натянутые, как струна — просто не выдержат, и тогда он наверняка сделает какую-нибудь глупость.

"Ошибка обработки операции, — голос Системы прозвучал как гром, но, пожалуй, впервые Хаук был рад его слышать. — Отмена команды. Приговор уже был приведён в исполнение".

— Что за шуточки, эй? — Джей первым пришёл в себя и сам приподнял повязку. — Какого хрена?

— Полагаю, — с удивлённым облегчением отозвался Кастиэль, — информация о том, что ты жив, не была внесена в Систему.

— Так внеси!

— Бесполезно. Дело закрыто, ты же слышал. Оно уже в архивах, куда доступ запрещён, дабы избежать подделки информации... Да ты и сам всё знаешь. Так что... Все свободны!

— Ну уж нет! — вмешался один из имперских. — Этот человек убил одного из наших офицеров и...

— Система! Зарегистрировать попытку отказа в выполнении прямого приказа Командующего!

"Выполняю..."

Имперский тут же прикусил язык, но вмешался, мать его, Джей.

— Я как бы не против, пусть стреляет.

— Я против.

— Кастиэль, это уже идиотизм.

— Это изначально им было. Я где-то читал, что если обвиняемый отсидел срок до того, как совершил преступление, больше ему сидеть срок не нужно.

— Чего?

— А че ты ждал, если сам же сказал, что Джереми Расселл давно мёртв? — с идиотским весельем в голосе встрял Хаук, чувствуя, что его переполняет какое-то совсем уж дикое счастье.

— Вот-вот, — с готовностью подхватил Кастиэль, опрокидывая в себя рюмку коньяка, от которой отказался Джей. — Вкуснейшая вещь же! Ладно, пошли отсюда.

Джей посмотрел на своего друга, и от этого растерянного вида несостоявшегося самоубийцы Хаука и вовсе пробрало на нездоровый смех.

— И что мне теперь делать.

— Живи?

— Ты мне зуб выбил...

— О, не думаю, что это обстоятельство тебе сильно помешает.

— Я серьёзно, Кас...

— Про зуб?

— Нет.

Кастиэль вздохнул, молча проводил взглядом мужиков в красной форме и спокойно выпустил Хаука из его камеры. Какое-то время все трое стояли, растерянно переглядываясь, а потом Джей махнул рукой и первым направился к лестнице.

— И куда ты?

— Пить. И получать по морде от Страйда.

Высотники снова переглянулись и пошли следом, на всякий случай отставая на пару шагов. Что-то говорило Хауку, что в ближайшее время к Джею лучше вообще не лезть. Ну а дальше... наверное, как-нибудь сложится?

II. Пустошь — и обратно

Глава 1

Пить Джей не умел. В его случае это даже не диагноз — приговор. Что хуже, алкоголь развязывал ему язык, заставлял говорить, не скрывая, всё, что на душе, и Хаук быстро понял, что если не напьётся сам, чего доброго разревётся. Вольный говорил, говорил, говорил... Говорил о каждом, кого знал и любил. Нет, не о их смерти. Он говорил так, будто каждый тут, рядом. Нахваливал, как заботливая мамаша, журил, ругал, снова хвалил. Гордился. Спустя каких-то полчаса Хауку уже казалось, что он сам, лично, знал каждого из "К-9". И не несколько минут случайного знакомства — всю жизнь. Тепло. В каждом слове, в каждой нотке голоса. Оно проникало куда-то в сердце, жгло глаза и заставляло глотать стопку за стопкой, в надежде лишь на то, что проклятого соседа отрубит раньше, чем его, Хаука.

И в разы хуже становилось, когда вольный начинал говорить о Мэй. Кто мог подумать, что можно так любить? Искренне и сильно. И пусть Джей иногда сбивался, называя её сестрой, но не проникнуться этим чувством было невозможно. Мэй, Мэй, Мэй... её имя звучало чаще всех, о ней он говорил больше всех, он, чёрт бы побрал очередную стопку, через некоторое время даже стал говорить не о ней, но с ней. Замолкал, будто ждал ответа. Отвечал, будто слышал вопрос. Смеялся, будто рядом в унисон звучал лёгкий женский смех.

Когда это началось, перестал выдерживать даже Кастиэль. Закалённый высотник, Командующий, он налил себе полный стакан, осушил залпом, опустил голову на скрещённые над ним руки и замер, больше не поднимая лица. Так и сидел неподвижно, пока Джей, наконец, не уснул.

И даже после.

В сгустившейся тишине, горькой, но невообразимо светлой, Хаук боялся сказать и слово. И в то же время впервые испытывал такую острую необходимость говорить. Затихший голос Джея оставил за их столом что-то тяжёлое, давящее, сковывающее душу в болезненных тисках — такое, от чего немедленно хотелось избавиться любым из способов. Но как начать, высотник не знал.

Потому что Кастиэлю было в разы хуже — он ведь помнил каждого, о ком рассказал Джей. Хаук не смёл подать голос раньше этого человека.

— Вот такие дела, — Командующий призывно махнул разносчице, так и не поднимая лица. Слова прозвучали хрипло и абсолютно трезво. Хотя и сам Хаук тоже будто не пил вовсе.

На стол встала очередная бутылка самого крепкого пойла, какое нашлось в этой забегаловке. Кажется, третья. Кастиэль, наконец, поднял голову и без вопросов разлил мутноватую жидкость по стопкам, отодвинув прочь больше не нужный стакан. Не чокаясь выпил. Молча. Налил ещё.

Только теперь Хаук рискнул начать разговор:

— Это его из-за роста... так?