На краю Дикого Поля

— А не боишься мне всё это рассказывать? Государственные же секреты.

— Не боюсь. Я ведь за те полгода что тебе служил, присмотрелся что ты за человек.

— И что я за человек?

— Ты как не от мира сего. Здесь все гребут под себя, для семьи и для рода, даже великий государь в первую голову думает о своих вотчинах, а ты — обо всём государстве. И песню твою помню, даже великому государю пел:

Забота у нас простая,

Забота наша такая:

Жила бы страна родная —

И нету других забот.

Царь-батюшка тогда долго задумчивым сидел, а потом сказал, что понял в какую сторону собственный дух развивать.

— А ещё какие ты песни пел царю?

— Все, что от тебя слышал. Ну... кроме тех где есть непонятные слова и непонятный смысл. Не надо чтобы тебя на спрос потащили, я ведь тоже для державы работаю, такого вот у тебя набрался.

— Какие например?

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор,

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца — пламенный мотор.

Если такую песню кто-то из попов услышит, то и великий государь не спасёт. Угодишь ты на спрос в монастырский подвал, а там и в огненный сруб. Помнишь отца Петра? Так он ехал в Москву тебя церковному суду предать. Я, каюсь, безмерно грешен, но чтобы того не допустить, хотел его убить, но слава богу, этот грех на себя взяли Серпуховские шиши.

Меня слегка затрясло, а по спине побежали мурашки... величиной с хорошую собаку.

— Спасибо что предупредил. Буду крепче следить за своим языком даже в своей комнате.

— Да не в этом дело, Александр Евгеньевич. Твой нынешний слуга, Денис, тебя тоже не выдаст, он тоже тебе безмерно предан, проверили. А вот с доносом на Курбского могло совсем нехорошо обернуться. Мне порученец Выродкова, княжич Сергей Хорошавин, это отлично объяснил. Говорит, что Адашева подумывали продвинуть на место главы Разрядного приказа, а он обязательно запись об этой, твоей с Гундоровым, беседе нашел бы. Ну и представь, чем бы это закончилось?

— Даже думать не хочу. А что за порученец, не знаю такого?

— Это из молодых. Очень дотошный, въедливый, но если за дело берётся, то проницает его до косточки.

— Хорошавин... Из родовитых?

— Нет, княжонок из безземельных. Да у его отца, князя, земля есть, но... полтораста четей при деревеньке в пять семей. А кроме Сергея там есть ещё два брата. Но княжонок, я чувствую, поместье себе выслужит.

— Ну дай ему бог. Извини, что перебил.

— Ничего страшного. Сдаётся мне, Александр Евгеньевич, что ты и зная об опасности себе, постарался бы как-то великого государя об опасности упредить. Так что мы с тобой в одной лодке.

— Понял, к чему ты ведёшь. Если что важное узнаю, то до государевых ушей через тебя буду тянуться.

— Вот люблю тебя за это: всё понимаешь с полунамёка. А это, чтобы ты точно был уверен, что я не чужой подсыл. — Петя вынул из карманчика за обшлагом кафтана записку и подал мне. Я развернул её и прочитал: 'Петя Оспищев служит мне верой и правдой. Иван.' И подпись.

Петя взял записку, подошел к иконе в красном углу, поджег записку от лампады и горящий листок положил на крышку чугунной (полюбил я этот металл) чернильницы.

— Ну да ладно. Тебе уже на службу надо, а я сейчас вручу тебе малый подарок, да и поеду восвояси. Не откажешь выйти во двор?

Во дворе меня ждали пять коней. Здоровенные, безумно красивые явно породистые кони.

— Фризы. Порода называется фризской. Жеребец тебе от меня лично, а кобылки тебе передаёт великий государь, но о том никто знать на должен.

— За что?

— А ты сам знаешь за что. Только что говорили. Великий государь желает, чтобы ты основал конный завод, как о том мечтал. Как обустроишь, царским повелением будет тебе денежная и фуражная помога, но тайно. Пока никто об этом знать не должен: уж очень много противников коннозаводского дела имеется. Государь так и передал, чтобы первым делом ты службу охраны наладил, особиста он тебе уже выбрал. Да, чуть не забыл, вот прими бумаги на коней.

Ехал я на службу не видя дороги, всё думал, как обойтись с царским подарком. Земля-то у меня есть, и прекрасная земля, но находится она на самом краю Дикого Поля, где шастает тьма чужого народа, жадного до добра. Пристроить на время под Москвой? Тоже неладно, коням для правильного развития нужны правильные условия, и лучшие на Руси условия как раз там, на краю Дикого Поля...

Очнулся я в своей постели, от острой боли, которую мне причинил смуглый немолодой мужчина.

— Не бойся, молодой человек, я врач, я осматриваю тебя -сказал он на неплохом русском языке, с мягким акцентом.

При этом он продолжал ощупывать мою ногу, а за его спиной маячили заплаканная Феофила и Денис.

— Кто ты?

— Я лекарь персидского посла, меня попросил тебя попользовать любимец твоего повелителя, Петя. Несчастье с тобой случилось рядом с посольством, поэтому я смог очень быстро заняться тобой.

— Что со мной случилось?

— Конь испугался, тебя сбросил. У тебя сломаны левая рука, сломана ульна, и на левой ноге, сломана малоберцовая кость.

— Гипс будете накладывать?

— Гипс? Зачем гипс?

— Ну, положено накладывать гипс, чтобы правильно срослись кости.

— Очень интересно... За сорок лет врачебной практики я о сем впервые слышу. Объясни подробнее, молодой человек.

— Ну... Надо правильно составить кости... — я завис. А ведь действительно, гипсовые повязки ещё не применяются! — Вы, уважаемый лекарь, действительно можете об этом не знать. Для начала надо дать обезболивающее или даже наркоз, затем правильно составить кости и наложить гипсовую повязку, которая застынет, и будет держать кости и мышцы в правильном положении. Когда кости срастутся, повязку снимают. Но если кость срослась неправильно, то её снова ломают и составляют как должно.

Лекарь задумался.

— Видимо ты прав, молодой человек. Но у меня нет ни гипсовой повязки, ни того что ты зовёшь наркозом. Лучшее моё обезболивающее это опиум, но и под его воздействием ты будешь корчиться от боли, и твои мышцы не дадут правильно составить кости.

— У меня есть и гипс и морфий. Сейчас я научу тебя как пользоваться морфием, и ты проведёшь операцию. Согласен ли ты?

— Конечно согласен. Если ты прав, то сие есть новое слово во врачебном искусстве.

— Феофила, принеси сюда шприц, он лежит в биксе, бутылочку с морфием, и все гипсовые бинты, что лежат в шкафу.

— Это те, что ты показывал в своём кабинете?

— Да, их.

— А ты, Денис, принеси таз с тёплой водой для того чтобы мочить гипсовые повязки, и другой таз, мыло и воду, чтобы уважаемый лекарь смог омыть свои руки.

Пока Феофила ходила, я объяснил лекарю порядок действий.

— Вещество, которое сейчас принесёт, называется морфий, или вызывающее сон. Вводить его следует при помощи шприца в вену, я это сделаю сам, а ты посмотришь, как это делается. Хотя нет. Сам я этого сделать не смогу, поскольку рука сломана. Запомните раз и навсегда: шприц, и особенно иглу, после каждого использования необходимо кипятить в течении получаса, чтобы обеззаразить от мельчайших живых существ, которые попали на иглу или внутрь шприца, а оттуда могут попасть в другого человека и вызвать у него заражение. Это называется стерилизация. Стерилизовать хирургические инструменты нужно перед использованием, но можно и заранее, но на недолгое время.

Лекарь внимательно выслушал мои объяснения об использовании морфия и гипса, затем сделал мне инъекцию, причём так ловко, как будто давно привык манипулировать шприцем.

— Здравствуй, Давыд Васильевич, здравствуй, Иван Григорьевич! Извините великодушно, что встречаю вас не на крыльце, как положено, а тут... Вы такую честь оказали мне своим визитом!

Я стою перед гостями с костылём подмышкой. На костыле, чтобы не задействовать травмированное предплечье сделано хитроумное приспособление, позволяющее управлять костылём при помощи локтя.

— Не извиняйся, -добродушно басит Гундоров. — Вот мы одновременно, не сговариваясь, решили увечного проведать, у ворот столкнулись. Расскажи, как поранился.

— Глупо получилось. Ехал на службу, задумался, а тут мелкая шавка прямо под ноги коня кинулась. Конь испугался, отпрыгнул в сторону, вот я и грянулся оземь

— Воин должен быть постоянно настороже — наставительно заметил Выродков — ну да тебе это станет уроком.

— А теперь расскажи, что за каменные вериги на тебя персидский лекарь наложил. — поинтересовался Гундоров, разглядывая мою руку и ногу.

— Вы изволите видеть на мне самое новейшее медицинское изобретение — я пощёлкал по гипсу — гипсовую повязку.

— И чем она лучше лубков?

— Лучше тем, что позволяет правильно составленным костям срастись без угрозы смещения. Неделя уже прошла, через три недели кости окончательно срастутся, гипс будет удалён, и я даже хромать не буду.

— Неужели?

— Совершенно точно. Вот хочу тебе, Иван Григорьевич, для лекарского стола твоего приказа, предложить такое нововведение, очень многим воям оно пригодится. Гипсовые повязки и морфий я смогу поставлять твоему приказу сколько потребно, нужно будет лишь оплатить покупку сырья.

— Ты верно, Александр Евгеньевич, и головой крепко приложился? — удивился Выродков — у меня в приказе нет такого стола.

— Эх Ваня, — покачал головой Гундоров — мой товарищ тебе намекает, что надобно таковой стол основать. Все лекари будут под твоей рукой, во как!

— А ведь верно! Надо бы челобитную по сему поводу составить.

— Ещё укажи в челобитной, что надо основать лекарское училище и пригласить в него знающих лекарей, как наших, так и иноземных. Я о том великому государю уже лично говорил, а ты ещё напомнишь, вот под твоей рукой оно и будет. И отличного лекаря я тебе порекомендую

— Кого?

— Камрана Мостави, что меня лечит. В высшей степени достойный человек и прекрасный специалист. Если с ним договоритесь, то он мог бы стать руководителем этого училища.

— Хорошую задачку ты мне задал. Много над ней думать придётся.

— Если хочешь, Иван Григорьевич, я тебе черновик той челобитной составлю, как раз с Камраном посоветуюсь, он дурного не подскажет, верно говорю.

— Но за такую услугу попрошу, чтобы ты упомянул что тебе помог наш приказ — припечатал Гундоров.

— А наш приказ всё равно прозвучит, поскольку изготовление всяких инструментов для лекарей ляжет на нас. И многие лекарства тоже.

— Какие такие лекарства?

— Морфий, например. Это средство для обезболивания. Клеол — это такой клей, которым можно повязки клеить прямо на кожу. Можно много чего сделать, надо только подумать.

— И то верно.

— А теперь, гости дорогие, прошу вас за стол. Хочу вас приятно удивить новыми блюдами. Впрочем, люди вы бывалые, может что и пробовали.

Обед и впрямь превратился в конкурс 'Угадайка'. Гости узнали суп минестроне, равиоли, и ризотто, но не узнали панна котта и латте. Остальные блюда были более-менее традиционными для этой эпохи.

Уже попивая кофе Выродков поинтересовался:

— Великий государь пожаловал тебе пятьсот четей. Ты их обрабатываешь?

— С будущей весны начну. Прислали мне семена из Испанской Индии, высажу там, а ещё часть земли засею овсом, ячменём и рожью.

— Смотри, с твоей земли ты должен выставить трёх конных и оружных воинов.

— Скажи, Иван Григорьевич, а если я взамен трёх воинов привлеку пять самых лучших мастеров, которых не хватает казенным заводам?

— Такого ещё не бывало, но мысль интересная. — подумав ответил Выродков — Ну давай уж, Александр Евгеньевич, говори, что ты задумал, а мы посмотрим.

— Начну немножко издалека, с вашего позволения.

— Начинай — кивнули Выродков и Гундоров.

— Взгляните на Европу, господа начальники приказов. В Европе идут постоянные, нескончаемые войны, и из-за этого там перепробовали все возможные способы организации войска. Это и поголовное вооружение всех свободных мужчин, как у варягов, дворянское ополчение и ещё кое-что. Но постепенно все приходят к регулярному наёмному войску. При всех недостатках регулярного войска, оно имеет огромное преимущество: у него высокая степень боеспособности, постоянная боеготовность и высокий уровень личной выучки. Кроме того, вооружение регуляров лучше, единообразнее чем у ополченцев. Вот помню, когда меня спас князь Мерзликин, я присмотрелся к вооружению и снаряжению воинов его отряда. Так вот: при том, что князь очень заботливый и требовательный командир, в его отряде мало у кого имелись панцири, по большей части кольчуги, у многих, к сожалению ветхие. Шеломы тоже самые разные, среди них попадались даже медные. Одинаковых сабель я не увидел совсем, и у многих они к тому же довольно источенные. Сбруя тоже очень разная, пёстрая, встречалась и довольно поношенная. Не ветхая, конечно, но лучше бы чтобы она была поновее. Теперь о выучке. Уровень бойцов самый разный, и им приходится довольно долго притираться друг к другу, а в бою это может очень дорого стоить. Поэтому подразделения приходится собирать из земляков. Ну и не забываем, что в случае неурожая или ещё какого бедствия, а у нас они происходят часть, войско получает ослабленных воинов на тощих конях. Кстати о конях: хороших коней у нас непростительно мало, но это отдельный разговор.

Я прервался чтобы выпить квасу.

— Вы оба опытные воеводы, и не вам доказывать, что то, о чём я только что сказал, просто игрушки по сравнению с главной бедой: боевым взаимодействием различных подразделений. Командуют ополчением бояре, а они могут в любой момент взбрыкнуть, например отказаться выполнять приказ, или помогать соседу, потому что они, видите ли, в ссоре.

Главы приказов согласно покивали.

— А теперь посмотрим, что будет при столкновении двух одинаковых по численности отрядов: государевых рейтар и самого наилучшего дворянского ополчения?

— Да разнесут рейтары ополченцев в пух и прах — с горечью произнёс Гундоров.

— А какой из этого следует сделать вывод? На мой взгляд совершенно очевидный: пойти по пути великого Рима, времён Цезаря. В конце-концов, Москва есть Третий Рим, титул великого государя прямо говорит о преемственности. Царь!

— Пока не совсем понятно — качнул головой Выродков.

— Я думаю, что великому государю следует создавать полки регулярных воинов, по родам войск: конница, артиллерия, а главное — пехота. В Риме это был главный род войск, а покорили они полсвета.

— И откуда взять столько казны? — задал Гундоров веский вопрос.

— А вот давай посмотрим, Давыд Васильевич, как раз по твоему приказу: сейчас в твоём подчинении имеются два крупных оружейных завода, да с десяток мануфактур, и двадцать три мастерские. Мелочь мы считать не будем, так что мастерские не упоминаем. Не упоминаем также половину мануфактур, поскольку они незначительные. Главную продукцию дают новый Обоянский завод, мануфактура в Рыльске и завод и мануфактура в Туле. Так вот, Давыд Васильевич, а вспомни, насколько себестоимость ружей из Обояни ниже чем таких же ружей из мастерских, да и с мануфактуры в Тула. Неделю назад мы с тобой докладную записку разбирали.