Нежность Пустоты Грядущей

-Нет, господин...— ее тело покачивалось, звенели кандалы, сцепившие скрытые под черными чулками щиколотки, тонкие золотистые цепочки тянулись от сосков к кольцу в пупке и далее к такому же в клиторе.

-Вот видишь...— Сеятель развел руками, а затем погрузил их в тело, вырывая из него округлую мягкость матки. За мутными оранжевыми стенками ее виден был болтающийся в амниотической жидкости эмбрион..

-Но этому древу много миллионов лет...

-Полтора миллиарда, если быть точным, — Сеятель поместил матку на другое блюдо и, отложив лезвие, взял другое, чуть более тонкое и короткое, — Ты полагаешь, это оправдывает невежество?

-Наше Древо умирает...

Сеятель рассмеялся, вскрывая матку и доставая из нее существо с двумя вертикально расположенными фасеточными глазами, отрезая от него одну за другой три черных пуповины.

-Это она сказала тебе? — он махнул окровавленной рукой в сторону Джаннары, прижавшийся к шее которой синий, в радужных разводах шар кляпа напоминал Занмару те, с которыми он играл когда-то в своем человеческом детстве.

Поместив существо в круглый аквариум, заполненный желтой жидкостью, темный осадок приютивший на дне, крошечных темных существ привлекший для того, чтобы разгоняли они скуку его, Сеятель склонился, всматриваясь в застекленную глубину, слизывая с длинных пальцев кровь.

-В среднем Великое Древо живет три-четыре миллиарда лет, — подойдя к Занмару, он толкнул клетку, что вынудило его вцепиться конечностями в прутья, — На многих листьях этого с самого раннего возраста матери учат детей не верить корневикам.

Смеясь, он накидывает черное покрывало на клетку и снимает ее с крюка. Клетку бросает из стороны в сторону, Занмар слышит шум и грохот невероятных машин, чувствует их жар и зловоние, новыми чувствами своими познает движение внутри них, каждое соединение зубцов шестеренок, каждое движение поршня, каждый электрический разряд, каждую мысль и смещение потенциалов и благодаря тому может догадываться о назначении некоторых из них. Машины, оживляющие мертворожденных воинов Сеятеля уже знакомы ему и он не обращает внимания на них, но странные механизмы, в которых движутся жидкости, опасные для всего живого и способные растворить самые прочные пластины ствола, удивительные создания, питающиеся электромагнитными волнами и выделяющие кислород, невероятные устройства, при помощи своих вибрисс способные обнаружить флойс когда он еще только крохотное пятнышко представляет собой на краю листа возбуждали и волновали его также, как раньше — тело непоколебимой Джаннары. Он видел в этом перемены, происходящие в нем вместе с тем, как развивался его новый организм, он ощущал в своем теле органы, назначением которых не было дыхание, переработка пищи, движение жидкостей, размножение или восприятие и знал, что они являют собой зачатки того, что позднее позволит расти ветвям и раскрываться листьям, он полагал, что конечности его станут когда-нибудь корнями и подолгу рассматривал их, пытаясь представить их погружающимися в нулевой слой, впивающимися в него, вбирающими неведомые вещества, наполняющие их силой, достаточной для того, чтобы расти в течении миллионов лет, дарить жизнь бесчисленным листьям, сопротивляться болезням и следить за солнцами.

Раньше, чем покрывало было сброшено, Занмар услышал знакомый стук медальонов и талисманов.

-Приветствую тебя, — сощурив глаза, Тиннар рассматривал его, держа клетку перед своим лицом, -Ты интересно выглядишь.

В любое другое время он счел бы это восхитительным комплиментом.

-Ты говорил, что не желаешь ей вреда...

-Наркотик говорил за меня, — Тиннар прерывисто взвыл, что должно было быть смехом, — Но теперь она счастлива и выглядит намного лучше.

Он повернул клетку и Занмар увидел свою госпожу, стоящую рядом с ее господином в одном только кружевном белом бюстгальтере, слишком маленьком для ее старавшейся вырваться из него груди и не способном прикрыть даже соски. Тройные серьги золотых колец, две толстых косы, красные тени и накладные ресницы, тонкие браслеты на щиколотках превращали ее в нечто более пристойное и неожиданное, чем все, что мог он ожидать от нее.

-Мне кажется, она немного набрала вес, -Сеятель провел кончиками пальцев по ее волосам, — Или, быть может, уже забеременела от меня...

-Это была бы великая честь, господин...— глаза ее вспыхнули непереносимым счастьем, голос дрожал так, что едва различимы были слова. — Я была бы так счастлива...

-Знаешь, кто рождается, если человеческая замка зачинает от меня? — он повернул ее голову в сторону Тиннара. — Такие, как он.

-У тебя нет сестры? — Занмар прижимается к прутьям, стараясь как можно ближе быть к Сеятелю.

Тиннар снова взвыл, запрокинув голову.

-Это ты рассказал ему? — улыбаясь, Сеятель смотрит на Тиннара с довольством и тот кивает.

-Нет, мой дорогой. Я одинок, — он прикасается пальцем к груди Джаннары и та закрывает глаза и дрожит в безвольном блаженстве, -Я один, но я во множестве.Я здесь и я на многих других Великих Деревьях, если они нуждаются в совете и помощи моей. У меня нет сестры, только миллиарды наложниц и любовников. Но ведь ты не ревнуешь? — острым ногтем он провел по ее соску.

-Нет, мой господин, — она была возмущена, что он посмел подозревать в ней столь примитивное чувство.

-Как же появился ты сам? — нелепая смелость Занмара горделивой усмешкой отзывается в нем, расчленяет небеса на сотни легкокрылых тайн.

-Этот вопрос мне задавали так много раз, что мне кажется, самих Великих Древ было меньше посажено мной. Мне неприятно отвечать на него. Скажу лишь, что был создан другим Сеятелем, когда он почувствовал, что век его подошел к концу, -он развернул Джаннару спиной к себе, толкнул ее, заставив лечь на каменный стол, распахнул полы одежды своей, — Это то, во что отказывается поверить твоя госпожа. Я-не единственный Сеятель. Нас так много, что иногда мы даже встречаемся во время своих путешествий в пустоте или от дерева к дереву. Случается, между нами даже происходят сражения за особо привлекательное из них или место, кажущееся более пригодным для высадки, чем другое.

Раздвинув ягодицы девушки, он сделал видимыми гладко выбритые губки ее влагалища и, склонив голову, присматриваясь и помогая себе руками прижал к ним головку своего члена.

-Я вижу среди обитателей Древа тех, кто может помочь мне. Я опознаю их по тайным приметам, я слежу за ними и они неизменно оказываются рядом со мной, — медленно направился он вглубь Джаннары и она, прикусив губу, сомкнув веки с такой силой, что морщинки проявились в уголках глаз, все усилия прилагала для того, чтобы молча принять его.

Все располагало для спокойного и рассудительного удовольствия в этом саду, где стебли, покрытые цветами самых различных цветов и оттенков, c лепестками яркими, прозрачными, светящимися, осыпающимися и тут же снова выпрямляющимися, соседствовали с высокими, хранившими в себе чучела таинственных существ прозрачными колоннами, на гранях чьих замерли ослепительные сияния и лишь немногие из пленников были известны Занмару.

-Ты говоришь, что твое Древо умирает, — положив правую руку на спину Джаннары, левой Сеятель указал наверх, — Но посмотри на это.

Там, высоко над ними, где проступала из мутного небытия темная изогнутая ветвь, Занмар увидел, выпрямив передние конечности и тем самым приподняв свое тело, неровную сферу, висящую под ней, окруженную облачной негой, искрящуюся солнечным бликом, красновато-желтую, размером во много раз превосходившую расположенные рядом с ней листы.

-Что это?

-Это плод, мой дорогой. Ваше Древо плодоносит, -Сеятель не прекращал движений своих, руки Джаннары вцепились в край стола, волосы закрыли лицо, растеклись по белому камню, почти неотличимые от него, — Поздравляю вас, это случается нечасто. Жаль только, что оно не из тех, кто размножается таким способом.

Тиннар взял клетку с Занмаром в руки и поднял ее высоко над головой, чтобы лучше мог тот рассмотреть явившееся ему чудо. Опустив же, он приблизил ее к своим красным клыкам.

-Я знаю, чего тебе будет не хватать больше всего, ведь мы одинаковые, — облизнувшись, он скосил глаза на Сеятеля, занятого девушкой и сделал тише голос свой, — Ты больше никогда не сможешь никого убить.

Занмар хотел бы усмехнуться, но органы его не способны были на то, издав лишь некое подобие стонущего кашля и почти тотчас же громко закричала Джаннара, обжигаемая спермой Сеятеля, текущей в нее, содрогаемая бьющимся в ней членом. Вязкая желтая масса вырывалась из нее, текла по ногам, застревая на нитях чулок, слюна капала из ее открытых, кричащих губ, а тот, кто дал жизнь этому Древу и всему на нем, умиротворенно улыбался, сощуренными глазами глядя на великолепный неспелый плод так, как будто был единственным, кто сможет съесть его, для кого он не окажется ядовитым.

Подобных же Занмару существ было здесь великое множество. Огромные пространства внутри дворца были отведены им. Здесь, в маленьких нишах, сотнями этажей поднимавшихся к потрескавшимся потолкам, они проводили большую часть времени своего. Каждый день мертворожденные приносили им еду, сладкую и липкую белесую массу, поглощаемую Занмаром с большими аппетитом и жадностью, чем любое блюдо его человеческой жизни и воду, имевшую непривычный зеленоватый оттенок и горьковатый привкус. Ниши чистились один раз в пять дней, менялись подстилки, стачивались, если начинали закругляться, острые коготки на конечностях и каждый визит сопровождался лаской и вниманием, скоро позволившим Занмару забыть о том, что эти существа убили его и, возможно, именно его убийца приносит ему пищу.

Для него не было закрытых мест во всем дворце и он странствовал по нему, заглядывая в лаборатории, казармы мертворожденных, морги, тренировочные залы, но больше всего предпочитая библиотеки. Вся история этого Древа хранилась здесь и, даже учитывая то, что многие книги написаны были на языках ему неизвестных, а фильмы сняты для глаз с иными особенностями зрения, он узнал многое из того, что восхитило и напугало его, ибо почти во всех великих событиях увидел руку и волю Сеятеля. Зеленая Война, почитаемая им как одна из величайших, показалась лишь незначительной стычкой в сравнении с другими, уничтожавшими народы, листья и ветви. Он узнал о противостоянии, которое на протяжении двухсот тысяч лет корневики вели с существами, произошедшими от рашванов, ужаснулся тому, сколь многое было уничтожено в ходе того конфликта и понял, что то было время, когда Сеятель покинул Древо, когда не было его здесь и не мог он уследить за неразумными детьми своими. Конечности Занмара окрепли, обрели нетерпеливую силу и он любил теперь, забравшись на желтый сводчатый потолок библиотеки, украшенный фигурами крылатых атров и картинами скратангианских кровавых праздненств, размышлять о прочитанном, глядя на суетящихся внизу мертворожденных и подобных себе, еще не заслуживших право именоваться семенами.

Только самые сильные и ловкие из них имели право стать таковыми и потому беспрестанные битвы происходили между ними и никогда не заканчивалось изматывающее соперничество, участие в котором казалось Занмару нелепым и обременительным. Он не был самым сильным, не был самым слабым, но быстро понял, что вероятность обрести почву и рост очень мала для него. Имелись особи крупнее и агрессивнее, с более развитыми конечностями, в прошлом существовании своем бывшие, вероятнее всего, представителями иных, быть может, неизвестных Занмару видов и он старался избегать встреч с ними после того, как один из них оставил глубокую рану на его только начавшем твердеть панцире. Он больше не виделся с Сеятелем. С тех пор, как его выпустили из клетки, он лишь несколько раз видел своего великого господина и то случайно и безо всякой надежды обратить внимание на себя. Впрочем, он и не нуждался в этом. Единственной заботой его было взросление, обретение силы и мощи, притом, что он не имел ни малейшего представления, как можно добиться их. Тело его слишко сильно отличалось от человеческого, чтобы прошлый опыт оказался полезен и попытки усилить конечности долгими пробежками привели лишь к тому, что ему пришлось провести несколько дней в лазарете, где добродушные мертворожденные доктора объяснили, что такие усилия лишь вредят ему, так как основным назначением ног его был превращение в корни.

Но однажды Джаннара пришла к нему. Он спал и ему снились пустые пространства, над которыми он парил на невидимых крыльях, выбирая лучшее место для себя и далеко внизу под ним, окруженные светильниками, бродили люди в скафандрах, призывно махавшие ему. Просунув пальцы сквозь прутья запиравшейся изнутри двери, госпожа его прикоснулась к нему и он проснулся, вскочил, готовясь дать отпор незваному гостю.

Золотистый корсет был на ней, закрывавший грудь усыпанными блестками полушариями, прозрачная черная юбка поднялась, когда она присела и стало видно ему, что одна лишь она прикрывала промежность девушки.

Оглядевшись вокруг, она разомкнула сиреневые губы, подставив ладони и знакомая желтая жидкость полилась сперва на них, а затем в миску для воды.

-Я знаю о твоих неприятностях. У господина есть машины, чтобы следить за всеми вами и он иногда позволяет мне взглянуть на тебя, — наклонив голову, она ласково улыбалась ему и он впервые не чувствовал ничего иного за улыбкой ее, — Выпей это, оно сделает тебя сильнее.

C жадностью набросился он на горькое пойло, втягивая его в себя полой трубкой языка. С каждой каплей чувствовал он себя способным на все большие свершения, подобно сладчайшему дурману она стягивала мысли его влажной кожаной петлей, придавая им тонкость и могущество, в сравнении с которыми все прежнее не имело права именоваться разумом.

-Ты не беременна от него? — это беспокоило его больше всего, ему казалось, что до тех пор, пока она не несет в себе ребенка, у него был шанс вернуться к ней и обладать ею.

Она печально покачала головой.

-Я мечтаю об этом каждую секунду, — ее золотистые каблуки могли бы зеркалами быть в иных существованиях, черные чулки натянулись на коленях, становясь почти прозрачными.

-Ты сказала...— он не мог смотреть на ее восторженный видениями материнства взор и отвел глаза, — Сколько здесь таких, как я?

-Сотни тысяч, — она пожала плечами, — Они везде...Я раздавила троих, еще двух случайно проткнула каблуками...Но господин не сердился. Он только улыбался и говорил, что такова их судьба, раз они оказались достаточно слабыми для нее.

-Я не повторю ее, — все до последней капли втянул он в себя, собирая их со стенок миски и черного, исцарапанного пола.

Джаннара рассеянно кивнула, но он почувствовал ее сомнение и злобная решимость возникла в нем доказать ей, что он сильнее, чем она думает, подобная той, что овладела им в первый день знакомства с ней. Он стал вести себя более агрессивно, сам набрасывался на своих сородичей, нередко даже на тех, что были крупнее его, одерживая иногда верх и над ними. Пробираясь в узких и темных проходах, проложенных через весь дворец, он не уступал дороги, как было то раньше, но требовал, чтобы так поступали с ним и когда одно из подобных ему существ отказалось сделать то, он, завизжав, толкнул его, перевернул на спину и, подпрыгнув вонзил две передние конечности в мягкое брюшко. Поверженный издал отчаянный вопль, попытался оттолкнуть Занмара, но тот снова и снова наносил удары, зацеплясь когтями за плоть и панцирь, разрывая ее, весь забрызганный синей жидкостью, успевая заметить появлявшихся из-за угла и поспешно бежавших прочь подобных себе. Просунув хоботок во внутренности умирающего, он всасывал их до тех пор, пока не почувствовал себя усталым и тогда вернулся в свою нишу, где немедля уснул.