После Пламени. Ангбанд

11

Все лето я учил их строить дома. Не из камней, которых в этих местах было маловато. Из бревен. Люди пытались сопротивляться, спорить: дескать, в шалашах наши предки жили и нам заповедали жить в шалашах, иное же — от злых духов.

— Нет, — вразумлял я Детей. — Кто выбрал меня, должен с радостью принимать новое. А кто хочет жить по старинке — пожалуйста, только без моей помощи. И когда его злые духи в топь заведут или дерево на него уронят, спасать не стану, так и знайте.

Охотники хмурились, кривились, но — делали. Работали. Строили. А как собрался я уходить — взвыли.

— Дома, — говорю, — теплые?

— Теплые.

— Вода сквозь крышу не протекает?

— Нет, Властелин.

— И зверь не пройдет. Так или нет?

— Так, Великий... Не покида-а-ай нас!

Рассердился я. Ну, почти всерьез рассердился.

— Ладно, — сказал. — Стройте дом, каких ни у кого из вас нет и не будет. Дом, достойный меня.

До зимы они провозились. Настала весна. Потом лето. Потом...

— Я ухожу, — окончательно потеряв терпение, объявил я людям. — Через десять восходов. Да не бойтесь, не навсегда. Если достроите Дом до моего ухода, я коснусь его своей силой. Разведете огонь в очаге, позовете меня — и услышу вас, где бы ни был.

Успели.

12

Год у берегового народа выдался легкий. Невиданно удачный год. Даже старики таких не помнили. А все потому, что нашел Оран Придумщик способ открыть мертвым путь к Создателю, чтобы те потом просили его за соплеменников.

Много рыбы приносили теперь добытчики. И посеянный ячмень взошел хорошо, большой урожай сняли женщины. Дети рождались один за другим здоровенькие да крепкие.

А потом прилетел горячий ветер, и пришла за ним Смерть. Детей брала. Ловцов брала. Землепашцев. Стариков. Женщин. Без разбору. Даже Орана не пощадила.

А следом пришел — Он. Миал Гар. Явился внезапно, приказал замолчать воющим женщинам. Велел больных показать, да только не стал смотреть. И не касался их. Молчал и как будто вслушивался во что-то, хмуря черные брови.

А после — запел. Люди так не поют. Так ветер свистит в утесах. Так ночные птицы кричат. Так деревья шумят. Так вода в озере плещется. И все же это была мелодия, странная, непривычная.

Замолчал певец. И ничего не случилось, вроде. Просто больные начали выздоравливать. Ушла Смерть из селения. Надолго ли?

— У вас есть выбор, — сказал Миал Гар людям. — Решайте. Нет, болезнь не вернется. Я очистил воду. Только больше не опускайте в нее умерших.

— Но как же они попадут к Создателю, если их тела не отдать озеру? — удивились береговые жители.

— Дорогу ко мне они найдут в любом случае, — ответил спаситель. — Но тела мертвых следует отдавать огню. Вода предназначена для живых.

— Ты — дух озера? — спросили люди. — Или огня?

— Я — Создатель мира, — улыбнулся Миал Гар. — Старший над всеми духами.

13

— Мори, приберись в мастерской.

Враг уехал. Феанор ходит мрачный: поговорить ему теперь не с кем. На меня же он упорно не обращает внимания. А мастера его сторонятся, это я заметил, когда он пару раз брал меня с собой. Правда, непохоже, чтобы они его узнали. Во всяком случае, по имени его никто не зовет, только "Повелителем Феныргом". Должно быть, старший брат короля Финголфина очень изменился. Я-то был маленьким, когда видел его в Амане, но остальные — те точно прежде были знакомы с ним.

Хотя, конечно, попробуй поверь, что Феанор не погиб, по доброй воле живет в Ангбанде, да еще и дружит с Мелькором! Я бы и сам не поверил, но когда он работает, усомниться невозможно. И не залюбоваться нельзя.

Не только творения Пламенного, каждое движение — совершенство. И просто смотреть, как мастер работает, счастье. Даже Мелькору нравится, я подсмотрел как-то. Феанор тогда шкатулку делал, а Вала сидел поодаль и наблюдал. И взгляд у Моргота был... будто умирающий от жажды смотрит на воду, до которой ему не дотянуться. Тут мне и вспомнилось, что рассказывали про Сильмариллы. О том, как Враг искалечил себе руки, сжег до костей. Я поначалу, когда Мелькора увидел, решил, что это ошибка. Здоровые у него руки, даже шрамов нет.

Потом-то я понял, когда начал мелодии в Ангбанде различать. Когда вслушался. Понял — и старался не смотреть на него, когда он приходил в мастерскую к Феанору. Конечно, он Враг, но чтобы вот так, к инструментам ни разу больше не прикоснуться... как-то оно слишком.

— Мори, подержи щипцы.

— Да, Феанор.

Хотел бы я у него учиться! Всерьез учиться, а не по мелочам помогать. Другого такого мастера не найти ни в Ангбанде, ни в Амане. Но нельзя. Я должен отомстить ему за погибших нолдор. Кроме меня, некому.

Впрочем, Феанор и сам редко позволяет мне помогать в работе. Я же ничего не умею, ему неинтересно тратить на меня время. Среди пленников-то есть настоящие мастера.

Странно, но, похоже, ему действительно не безразлична судьба нолдор. Судя по тем разговорам, что я подслушал, они и живы-то до сих пор только благодаря ему. Пока Феанор был вождем, он губил тех, кто шел за ним. Легко, не колеблясь. А теперь, потеряв всё, кроме разве что мастерства, спасает. Как будто только сейчас увидел в нолдор свой народ, а не средство для достижения цели.

Что будет с пленными, если Пламенный умрет? Рисковать их жизнями мне совсем не хочется.

14

Невдалеке от очередного селения я приостановился, вслушиваясь. Музыка звучала ровно: ни войны, ни мора, ни голода. Значит, спасать никого не понадобится. Что ж, если так, произведу на людей внешнее впечатление. Тем более, что оно часто действует сильнее, чем реальная помощь. Как ни странно.

Что бы такое устроить на этот раз? Ураган? Грозу? Было, а повторяться неинтересно. И в сопровождении волков я уже к людям являлся, и по воде приходил, и из огня.

— Погуляй пока, Бурузурус. Я тебя позову потом.

Конь благодарно ткнулся носом мне в плечо и зарысил прочь.

А вот возьму и войду в селение просто так. Пешком, без свиты — посмотрим, как меня люди примут. Поживу среди них немного, разговоры послушаю. Это может оказаться даже полезнее, чем сразу пугать. К тому же, мелодия у племени приятная. Близкая мне.

Ребенок, сидевший на траве у крайнего шатра из звериных шкур, покосился на меня и продолжил сосредоточенно ковырять в носу.

— Хорошей добычи вашему племени! — поприветствовал я нескольких женщин, возившихся на площадке в центре селения, где в выложенном из камней круге горел огонь.

Две из них раскладывали на листьях лопуха ягоды, вынимая их из корзины — ага, молодцы, запомнили, как плести, эти навыки не у всех племен остались. А вот феанорову науку, как посуду делать, похоже, забыли — вон вода в такой же корзине, только дно глиной обмазано. Все-таки, зря Пламенный этому мастерству мужчин обучал. Не прижились у них такие умения. Оружие делать, охотиться, огонь добывать — это да. Но резьбы по дереву или изделий из глины сложнее плошки я не видел почти нигде. И про металлы люди забыли. Вот то, что я когда-то показывал девушкам, чаще помнят.

— Привет и тебе, чужеземец, — сказала одна из женщин, подняв глаза от шкуры, с которой она тщательно соскабливала жир острым осколком кости. — Ты, верно, издалека?

— С севера, — ответил я, приглядываясь к ее нехитрому орудию.

Интересно, а почему они кремень не используют? Эта мелодия есть в их краях. Подсказать, что ли? Или пусть сами додумаются?

— Ссевера? — переспросила женщина. — Не слышала о таком племени.

— Это там, — я махнул рукой, показывая направление.

— Отчего ты один, ссевера? Как от своих отбился? — спросила старуха, следившая за огнем.

По ее знаку две другие повернули над очагом закрепленную на рогатинах палку с насаженными на нее кусками мяса. Еще одно сохраненное знание — и тоже спасибо женщинам.

— Новые земли разведываю, — ответил я.

Взгляды моих собеседниц тут же стали настороженными. Та-ак, значит, тут уже научились опасаться за свои охотничьи угодья.

— Я явился с миром, — быстро добавил я. — Место у нас хорошее, рыбы и зверья много, уходить не собираемся. Я только узнать хочу.

— Что узнать?

— Как огонь добываете. Как эти штуки делаете, — я кивнул на корзины.

— Про огонь Мудрая знает, — хмуро ответила старуха. — И я, ее дочь. И моя дочь. Больше никто.

Я присел на корточки так, чтобы наши глаза оказались вровень.

— Я могу научить делать ножи — крепче ваших. Наконечники для копий и стрел. Могу показать, как сеять ячмень и печь из него лепешки. Как сращивать сломанные кости. В обмен на секрет огня.

Старуха заметно колебалась.

— Пусть Мудрая решает, — объявила наконец. — Скажите ей.

Две женщины помоложе скрылись в одном из шатров.

Мудрую вынесли на медвежьей шкуре, закрепленной на шестах. Похоже, ходить она уже не могла.

— Говори, чужеземец, — проскрипела она.

Действительно, мудрая. Получила от своего секрета всю пользу, какую могла. Еще и дочери с внучкой обеспечила сытную старость.

Я повторил свое предложение. Мудрая молчала, напряженно подавшись вперед.

— Поверните меня, — распорядилась она внезапно. — И поднесите ближе.

Носилки подтащили почти вплотную ко мне. Некоторое время Мудрая крутила головой, пытаясь рассмотреть меня единственным глазом: второй был затянут бельмом.

— Мелкар, — голос ее дрогнул. — Все-таки дождалась!

Дождалась? Я вслушался в мелодию, изменившуюся, но очень знакомую...

— Динри!

— Опустите меня на землю, — потребовала она. — И отойдите. Все!

Женщины послушались, удивленно переглядываясь.

— Ты вернулся, — прошептала Динри, проведя морщинистой рукой по моей щеке. — И не изменился совсем.

— Вернулся, — мягко подтвердил я. — Как обещал.

— А... Фенор? — быстро спросила она.

— Он не смог. Но он помнит тебя. Ты всегда нравилась ему, Динри.

— Нравилась, — она недоверчиво засмеялась. — Врешь ведь, я всегда вижу, когда врут, давно уже. Он боялся меня. И другие мужчины тоже. Кроме тебя.

— Чего же они боялись?

— Знаю много, — спокойно объяснила Динри. — Помоги мне подняться, Мелкар. Ты успел вовремя. Я скоро уйду к духам. Только я раньше думала — к тебе уйду. А теперь ты здесь, и мы опять разминемся.

— Не разминемся, — я бережно помог ей встать. — Рано или поздно мы встретимся.

— Опять врешь, — вздохнула она. — Я ведь помню: ты тогда говорил, что мы уходим за небо. А ты — часть этого мира. Без тебя ни земли, ни воды не будет — ничего. Нельзя тебе никуда. Не утешай меня, Мелкар. Не встретимся мы. Вот, я тебя дождалась, не разглядела почти, но хоть голос услышала — и ладно, и хорошо.

— Сюда, Айвир! — громко приказала она, повернувшись к дочери. — Всех сюда веди. Пришел тот, кого ждали. Вождь первых людей. Твой отец.

15

— Приветствую, Властелин.

Ральтагис тенью выскользнула из-за деревьев, и Мелькор одобрительно отметил про себя, что не заметил ее приближения. Ни шума крыльев потревоженной птицы, ни сломавшегося под ногой сучка.

— Мелодию можно было не прятать, — заметил Вала, спрыгивая с коня. — Люди к ней глухи.

— Не все, — улыбнулась майэ. — Твои потомки до третьего поколения Музыку слышат, особенно девочки. Но их дети — уже нет.

Восставший кивнул.

— Пройдемся, Ральтагис?

— С удовольствием, Мелькор. Места здесь красивые.

— Еще бы! — усмехнулся Вала. — Дэрт с Нэртагом пели, а потом Ирбин присоединился. Хорошо, что Война совсем не затронула эту часть Эндорэ.

— То, что было разрушено, можно восстановить, — Ральтагис пристально посмотрела ему в глаза. — Главное — захотеть.

— Мы все восстановим, — мягко ответил Мелькор, в который раз старательно делая вид, что не заметил тревожных ноток, зазвеневших в мелодии майэ. — Со временем.

— Обещаешь?

— Я когда-нибудь лгал?

— Конечно, — уверенно заявила Ральтагис.

Поймала удивленно-обиженный взгляд собеседника, озорно сморщила нос и добавила шепотом:

— Владыкам Амана.

Оба расхохотались.

— Как у тебя дела? — спросил Вала, довольный, что неприятного разговора удалось избежать.

Умница Ральтагис знала, когда нужно остановиться.

— Пришлось немного сдержать паводок. Ну, и послать колдуну пару знамений. Род Лаира успел отойти на безопасное расстояние от реки.

— Хорошо.

— Племена Старна и Койты опять воюют. Я не вмешиваюсь, как ты велел.

— Что не поделили-то?

— Лес.

— Новое что-нибудь придумали или по старинке дерутся?

— Люди Койты совершенствуются в стрельбе. Придумали птичьи перья к стрелам приделывать.

— Придумали! — фыркнул Мелькор. — Скорее уж вспомнили. Я это людям вскоре после их Пробуждения показывал. И кое-кому из них следовало быть внимательнее.

— Нет, Властелин, — улыбнулась майэ. — Именно придумали. Твой внук с приятелем. А люди Старна пробуют делать доспехи — то из шкур, то из деревяшек.

— Там тоже мои потомки?

— Нет, Мелькор. Чистокровные люди.

— Отлично! Проследи, чтобы этих изобретателей не убили. Только как-нибудь незаметно. И понаблюдай за ними еще.

— Да, Властелин.

Майэ озабоченно сдвинула брови.

— Мелькор, еще два-три поколения, и твоя кровь совсем перестанет проявляться.

— Не совсем, — Восставший отвел в сторону ветку, пропуская спутницу. — Иногда будет, хотя и не столь заметно, как сейчас.

— Но этого мало, чтобы вывести новую расу! — майэ даже остановилась, удивленно глядя на него.

— Я и не собираюсь. Нет нужды что-то серьезно менять в людях. Достаточно будет нескольких аккордов моей Темы, вплетенных в мелодию, чтобы человек сделал правильный выбор.

16

— Мори, ты закончил огранку?

— Да, Мастер.

Когда я впервые обратился к нему так, Феанор взглянул слегка удивленно: любой из нолдор искусен в чем-то. Только вот мастера-то у нас все, а Мастер — один. Да, он убийца и предатель, он заслуживает самой жестокой мести, но когда я смотрю на его творения, я забываю об этом. Просто любуюсь.

Никогда бы не подумал, что можно искренне восхищаться тем, кого ненавидишь. Знать, что не пощадишь его, и жалеть, что такой исключительный дар достался негодяю. Лучше бы Феанор никогда не покидал мастерской!

Он почти и не покидает — теперь. Если и выходит из своей башни, так только к пленным или в шахты. Похоже, Пламенному не нравится Ангбанд, хотя он-то здесь по своей воле, по крайней мере, они с Валой так говорят. Странно: я вот наоборот полюбил бродить и по крепости, и по окрестным горам, когда удается улизнуть под каким-нибудь предлогом. Впрочем, Феанор не особенно и следит за мной.

Ангбанд все время меняется, и это интересно. Здесь один и тот же коридор может выглядеть по-разному. Зависит от настроения, а еще больше — от того, как ты относишься к Северной Цитадели и ее хозяину. Если боишься, плохого ждешь — тут же и окажешься в каких-нибудь закоулках. Темно, тесно, воздух спертый и все время чудится — стены вот-вот сомкнутся и раздавят тебя. Злиться еще хуже — в лучшем случае, проплутаешь по коридорам, пока не свалишься от усталости. А то ведь могут и ступеньки уйти из-под ног. Или камень на тебя с потолка свалится — хорошо, если не по макушке. Крепость-то у Мор... Властелина Мелькора с норовом. Не прощает обид. Ссориться с ней не стоит.