Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Узнав, что стены и все ворота города находятся в руках неведомого врага, командир испанского гарнизона разразился неистовой божбой и бросил лучших бойцов к восточным воротам, где все они и полегли под градом пуль. Тогда граф де Очойя заперся с сотней солдат в небольшом замке в центре города, бросив прочих защитников на произвол судьбы. Глашатаем их судьбы тотчас стал фельдмаршал фон Анхальт (так он представился), обратившийся через рупор на испанском языке (подсказывал полиглот Алекс) с рассказом о том, где сейчас находится их командир, где лежат гвардейцы и куда вскоре попадут они сами, если не внемлют голосу разума и не сложат оружия. Тем же кто сложит.... О, им уготована долгая и счастливая жизнь в кругу семьи или среди друзей-товарищей.... Долго уговаривать разумных солдатиков не пришлось.
После сдачи основной массы испанцев (около 2 тысяч) ворота неказистого замка были выбиты пушечной бомбой, а несколько следивших из амбразур солдат подстрелены, и тогда Кристиан вновь достал свой рупор и обратился непосредственно к графу:
— Excelencia! (Ваше сиятельство!). Вы убедились, что мои солдаты в любой момент могут овладеть вашим убежищем. Прошу Вас, пожалейте своих товарищей и освободите их от воинской клятвы. Я со своей стороны гарантирую им сохранение жизни, а Вам, Conde Ochoya, шпагу и свободу.
Минут через десять приободренные сидельцы потянулись из замка, складывая оружие у его ворот. Последним вышел испанский гранд, к которому тотчас подошел Кристиан и заговорил с приязненной улыбкой по-испански:
— Позвольте представиться: принц фон Анхальт-Бернбург, фельдмаршал Итальянской армии Богемии. Прошу, граф, сменить статус пленника на статус гостя и отобедать со мной где-нибудь — заодно и поболтаем.
Сумрачный граф взглянул на него недоуменно, но сразу приободрился и сказал:
— Моя резиденция находилась в комплексе Бролетто, в палаццо дель Подеста. Коли мои слуги не разбежались, то там мы и сможем пообедать — если Вас, принц, устроитсредиземноморская кухня.
— Устроит любая, мой желудок неприхотлив. Испанские вина я тоже оценил по достоинству....
Графские повара расстарались, приготовив обед из трех блюд: тушеные угри в кисло-сладком соусе, ризотто с шафраном и шницель из телятины по-милански. Все это подавалось с большим количеством оливок, тонко нарезанных помидор, лимонов, моркови и лука. Вино же было предложено красное Ламбруско, привезенное из Мантуи. Впрочем, Кристиан ел и пил умеренно, зато подливал графу ("Вам надо как-то забыть случившийся кошмар, экселенц") и добился-таки от него многословия. Оказывается, граф Очойя давно предупреждал губернатора Милана герцога де Фериа не проявлять излишней инициативы по обузданию герцога Савойи и не уводить почти все войска губернаторства под стены Турина. Тем более что за 100 лет испанской колонизации миланцы так и остались итальянцами: по языку, культуре и строптивому духу. И он, Очойя, очень опасается, что итальяшки вдруг взбунтуются, перебьют немногочисленный гарнизон Милана — и войскам де Фериа придется срочно вернуться для штурма собственной столицы.
— Соблазнительно, — стал нашептывать Алекс. — Надо разведать обстановку и готовность миланцев к свержению испанского ига. Но прозондировать и туринское направление: вдруг враги готовы к решительному штурму?
Через неделю по каналу Тичинелло к Милану под вечер подошла вереница барж. Первая баржа остановилась у башни, перекрывающей канал, и ее небольшая команда приготовилась к обычному досмотру груза.
— Что везешь, Петруччо? — обратился начальник дозора к знакомому капитану.
— Муку из Новары.
— Что, во всех баржах?
— Во всех.
— Это хорошо. Значит, в этом году голода в городе не будет. Ну, открой трюм....
Матрос по знаку капитана открыл крышку люка на палубе баржи, сразу под которой виднелись крутобокие мешки с мукой.
— Полная баржа, — удовлетворенно констатировал дозорный. — Можешь следовать в Навилью.
Час спустя все баржи сгрудились в акватории речного порта Милана, известного под именем Навилья. Петруччо переговорил с начальником порта, собрал матросов с барж, и они отправились гульнуть в припортовой таверне, оставив баржи на ночевку. Когда ночная мгла совсем сгустилась, внутри барж начались трансформации: поддоны с мешками, подпиравшие люки, были отодвинуты и наружу стали выбираться бойцы егерского богемского полка. А из переулков порта им навстречу стали выходить патриоты Италии, которых лазутчики смогли ранее найти в Милане (несколько десятков). По команде полковника Черни одна рота егерей отправилась назад, брать под свой контроль западные ворота Милана (не только водные, но и сухопутные), а другие роты рассыпались на плутонги и двинулись во главе с этими патриотами по адресам испанских офицеров и прочих ответственных лиц. Кое-где на улицах им попадались патрули ночной стражи, которые чаще всего удавалось нейтрализовать, но в паре случаев произошла потасовка со стрельбой — и ничего, никто в городе особо не переполошился.
Утром к Новарским воротам Милана подошел драгунский богемский полк — во главе с графом Крайиржем, рядом с которым рысил и фельдмаршал фон Анхальт. Ворота готовно открылись, и бравые драгуны проследовали до Пьяцца дель Дуомо с ее грандиозным готическим собором. Впрочем, Кристиан и Крайирж прошли в здесь же расположенную ратушу, где егерями за ночь были собраны все испанские офицеры и чиновники числом около двухсот.
Сеньоры! — обратился к испанцам Кристиан. — Довожу до вашего сведения, что Миланское губернаторство находится с сегодняшнего дня под юрисдикцией короля Богемии в лице меня, фельдмаршала фон Анхальта и моих офицеров. В дальнейшем оно будет, видимо, передано в управление герцогу Пьемонта и Савойи Карлу Эммануэлю. Вам предоставляется право покинуть Милан вместе с семьями.
Переждав поднявшийся в зале ропот, Кристиан повысил голос:
— Есть и другой вариант вашей судьбы: остаться здесь и помогать готовить управляющих чиновников для города из итальянцев, населяющих Милан. Выбирайте, сеньоры. Мне же сказать вам больше нечего.
— Но где наш губернатор, герцог де Фериа?
— По данным моей разведки сражается под стенами Турина. Если же он попытается вернуться в Милан, то, вероятно, ляжет под его стенами....
Глава тридцать девятая. Конец губернатора Милана
Гомес Суарес де Фигероа, герцог де Фериа, полагавший себя еще вчера правителем Миланского губернаторства, мчался во главе сводного конного корпуса (кирасиры и рейтары) численностью около 6 тысяч от Турина в сторону Новары. Его пехота (6 терций по 1500 бойцов) двигалась следом, но сильно отставала, а в тылу колонны мощные битюги тянули 10 пушек весом по полторы тонны. Командующий осадой Турина герцог де Сантильяна просил губернатора "покончить сначала совместно с Карлом Эммануилом, всего через неделю!", но де Фериа уже бредил реконкистой Милана и ждать семь дней не пожелал.
Перемахнув по мостам и бродам речки Малоне и Орко, кавалькада выскочила к реке Аосте, за которой на склоне долины виднелся городок Салуджа. Первый полк рейтар миновал мост и втянулся в городок, за ним стали переправляться кирасиры, среди которых ехала карета с губернатором. Вдруг раздался мощный взрыв, и обломки моста вместе каретой взлетели на воздух! Сразу после этого из кустов, густо покрывающих правый берег реки и острова ниже бывшего моста, началась плотная стрельба из мушкетов, и через несколько минут вся дорога к переправе оказалась завалена бьющимися в агонии конями и погребенными под ними всадниками. Уцелевшие кирасиры, сломя голову, помчались назад, на соединение с основными силами корпуса, но их настигли кирасиры фон Лобковица (лежавшие до поры в засаде) и пустили в ход смертоносные палаши. Ворвавшись на плечах противника в основную колонну, богемцы разметали и второй кирасирский полк, а затем повернули "все вдруг" назад и помчались под прикрытие своих стрелков. За ними увязались было рейтары и часть испанских кирасир, но нарвавшись на густой рой пуль, подкрепленный картечью из 8 полковых пушек, умчались прочь. Головной рейтарский полк выскочил из узких улочек городка, получил свою порцию пуль и картечи и утек обратно под защиту домов.
Гусары, пустившиеся на поиски противника в западном направлении, обнаружили, что остатки испанской кавалерии соединились с пехотой в городе Чивассо при устье реки Орко, но попыток выйти из города пока не предпринимают.
— Советуются офицерики, — резюмировал Алекс. — Губернатор уже на небесах и подтолкнуть их к активности не может, впереди какой-то очень зубастый враг, а сзади большая толпа своих — не повернуть ли назад, к Турину?
— Может, перекрыть им дорогу на Турин? — предложил Кристиан.
— У нас маловато сил. Полк мушкетеров сторожит Новару, егеря и драгуны сидят в Милане, кирасиры с гусарами для преграды не годятся, а наши два полка мушкетеров вместе с пушками сидят в 15 км от Чивассо. Да и не сдержат они такую массу пехоты и конницы....
— А если совершить налет на их артиллерию, которая еще не подошла к Малоне?
— Вот это можно. Сажаем полк стрельцов к кирасирам и рысим к Чивассо, но обойдем его с севера, переправимся через Орко и пойдем на перехват пушечной колонны. Здесь же останется еще один полк, гусары и артиллерия — для отгона рейтар и случайных отрядов их хватит....
Пушки и льнувший к ним обоз застряли в узком междуречье Малоне-Орко, где дорога была участками подболочена. Однако они были под охраной целой терции, солдаты которой развели под вечер многочисленные костры по всему периметру стоянки.
— Идеальная ситуация для ночного обстрела и атаки, — хохотнул Алекс. — Мы их видим, а они нас нет! Чем еще хорош ночной бой: когда атакованным становится очень страшно, у них появляется сильный соблазн сбежать в спасительную темноту, то есть дезертировать. Но, может, я зря оговариваю противника, может вот эти испанцы все отчаянные смельчаки и драчуны? Пока не проверишь, не узнаешь. Выдвигай, Кристиан, мушкетеров к кострам с севера, не доходя метров 300 и начинай, пожалуй....
Через 10 минут после начала обильного обстрела лагеря ни одного живого испанца вблизи костров не осталось (костры продолжали гореть, так как при попытках их потушить все смельчаки оказались убиты или ранены) — кто-то отполз за возы или пушки (и стрелял из-за них в темноту), а кто-то и сбежал? Вдруг из этой страшной темноты раздался многоголосый вой, а потом ему на смену явился очень зычный (из рупора) голос:
— Молитесь, жалкие душонки! Мы — воинство Сатаны! Сейчас вы услышите топот наших копыт и содрогнетесь! Слышите?!
В тылу позиции мушкетеров начался топот, который все нарастал и нарастал — и вот на испанский лагерь налетели с разных сторон кирасиры, быстро довершив разгром и бегство его защитников. Еще через полчаса стволы пушек были разорваны избыточными зарядами пороха, мушкетеры заняли свои места сзади кирасиров, и летучий отряд двинулся в обратный путь, обозначенный гусарскими патрулями. Ночевали богемские рейнджеры уже в Салудже, из которой гусары и мушкетеры изгнали предварительно рейтар. Ну, а к вечеру вернулись в свой опорный пункт, Новару.
Глава сороковая. Кальвинист, убеждающий архиепископа
В ноябре Кристиан, убедившись (по данным разведки) в способности туринского гарнизона держать осаду и отражать штурмы, стал мотаться между Новарой и Миланом и налаживать в них итальянское самоуправление, а также создавать национальные вооруженные силы. Опираться ему приходилось, конечно, на дворянство, а использовать разнообразных ремесленников. Впрочем, многие итальянские аристократы скомпрометировали себя сотрудничеством с испанскими захватчиками (немудрено за 90 лет оккупации!) и потому их следовало привлекать к власти очень избирательно. За образец Алекс предложил взять Венецианскую республику, где многие сотни лет не было единоличного правителя, а всеми делами руководил совет из аристократов (дожей).
В Новаре подобрать несколько кандидатов в дожи (числом пять) не составило труда, поскольку здесь жило не более десяти знатных итальянских семейств. Не то в Милане, где таких семейств было уже под сотню. С кого начать?
— Надо идти к архиепископу, — предложил Алекс.
— Что?! Я, кальвинист, должен идти к идолопоклоннику?
— Какой ты уже кальвинист, Кристиан? Грехами обвешан как елка шишками, да и в церковь почти не заглядываешь....
— Не заглядываю потому, что с тобой связался, ярым безбожником!
— А ты вообрази себя не безбожником, а богоискателем, отрицающим существующие конфессии по причине их явного несовершенства. Но надежда в тебе еще живет....
— С кем я о Боге разговариваю!
— Короче, Крис, кардинал Федерико Борромео — самый авторитетный среди миланских аристократов. Поладим с ним — приструним и других.
— Ладно, иду в собор....
Резиденция архиепископа Миланского находилась в тыловой части готического Дуоме и более походила на кабинет министра, а не религиозного деятеля. Впрочем, Борромео принял нынешнего правителя города в традиционном кардинальском одеянии: красной мантии до пола и такой же шапочке. Войдя в кабинет, где кроме кардинала (лет под 60, высокого седоволосого, осанистого) присутствовал еще молодой человек в темной рясе, Кристиан сдержанно поклонился, но к руке, протянутой для традиционного поцелуя, не подошел.
— Для чего правителю Милана понадобилась аудиенция у служителя католической церкви? — спросил цепко кардинал.
— Я скажу Вам об этом, монсиньор, после того как мы действительно окажемся наедине, — скупо ответил фон Анхальт и сел в кресло в ответ на молчаливое приглашение.
Кардинал кивнул молодцу, и тот выскользнул в дверь, ведущую во внутренние покои.
— Надеюсь, он не будет подслушивать? — спросил Кристиан. — Наша беседа может повернуться так, что Вам, защищая себя, придется наушника утопить или удавить.
Потом чуть улыбнулся, смягчая угрозу, и продолжил:
— Из курса истории мне помнится, что жители Милана до испанской оккупации и до узурпации власти герцогами Торриани, Висконти и Сфорца имели самоуправление — подобное тому, что имеется сейчас в Венецианской республике. Это так?
— Было такое время в истории Милана, — подтвердил кардинал. — Но с той коммуны прошло около 400 лет. К тому же самоуправление привело к войне гвельфов против гиббелинов. И только герцоги смогли обуздать народные массы.
— Власть герцога над Миланом была бы сейчас уместна, но только итальянского герцога. Иначе миланцы, да и неаполитанцы с сицилийцами совсем испанизируются — вплоть до забвения своего языка.
— Мы, итальянские служители церкви, не дадим этого сделать, — веско сказал кардинал.
— Позволю напомнить Вам, что в Италии раньше жили римляне, говорившие на латинском языке. Вы, служители церкви, упорно его поддерживаете (слава вам!), только современные итальянцы говорят по-другому. Но еще более разительный пример представляет Египет, жители которого говорят и пишут исключительно на языке своих завоевателей, арабов. А ведь когда-то они писали иероглифами и говорили на своем, ныне забытом языке....
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |