Государь поневоле (2)

Появились мы как раз ко времени обедни, и царь был вынужден стоять рядом с братом и его ближними в соборе, да делать вид, что молится. Иван заметил эту неискренность и после службы попенял на слабое усердие младшего брата.

— Ты ж, брате Иван, вдвойне за благо Российского царства молишься. Мне просить господа — только надоедать. Право слово, нет времени — дела ждут.

"Занятно, как он испугался, как забегали глазки, ища поддержки среди бояр и попов на такое смелое высказывание. Ничего, толи ещё будет!" Петру так же понравилось задирать брата и пришлось сдерживаться, чтобы под такое настроение донора не наговорить лишнего.

— Позволь, брате, осмотреть сады тутошние и погулять в них с сестрой.

За Ивана ответил его дядька — князь Прозоровский.

— В том вас с царевной, великий государь, никто неволить не может.

Я же, игнорируя боярина, опять обратился к Ивану:

— Вели тако ж покормить моё воинство, да определить им место для сна дневного.

И снова мне за брата его кравчий сообщил, чтобы я не беспокоился — уже обо всём распорядились. А Иван так и простоял, хлопая ресницами. Убогий!

Обед, прошёл довольно занудно, так как царь был вынужден оставить потешных на Апраксина и присоединиться к брату. Царица с сестрой, падчерицами и дочерью кушала отдельно в соседней палате. Робятам повезло — им накрыли на берегу пруда, окружающего дворец, а царское семейство вынуждено было париться в душной трапезной.

После еды я не отправился почивать как все родственнички, а пересек пруд и углубился в сад. Наташке, видно, тоже не спалось. Царевна прогуливалась у входа в оранжерею в компании с мамкой — Марфой Залеской. Она немедля потащила брата смотреть теплицы, где поспевали лимоны и апельсины, считавшиеся в этом времени весьма дорогим лакомством. "Хм, а я и не подозревал, что с каждой чашкой чая годовое солдатское жалование перевожу!"

В царском саду, превосходившим по размеру и Кремлевский, и Преображенский раза в два-три, было множество фруктовых деревьев, обширная бахча и огороды, откуда на царский стол приносились овощи и зелень. Теплицы по площади занимали, по моей оценке, соток десять-пятнадцать. В них росло много теплолюбивых сортов — цитрусовые, виноград, черешня, айва, абрикосы и персики, даже две финиковые пальмы были, правда, совершенно засохшие. Вообще царские оранжереи произвели на меня впечатление. Я не ожидал увидеть что-то подобное, а носителя расспрашивать о такой мелочи не додумался.

Постепенно мы загулялись от позёвывающей Марфы и забрели в дальнюю часть сада на берегу Серебрянки. Здесь прогуливаясь между сливами и грушами, Натуся-Лидуся рассказала, как утром уговорила матушку, чтобы ей о дворцовом хозяйстве всё рассказали, да показали. Царица сильно удивилась подобной акселерации, но навстречу любимой дочери пошла. Первой и пока единственной целью инспекции стала поварня. Несмотря на жару, чад и открыто выражаемое мамками недовольство малолетка-царевна осмотрела все закутки и все процессы. А потом закатила легонькую истерику из-за увиденной антисанитарии. На беду дворовым, они решили в тот момент в готовящуюся ушицу долить сырой воды, а Наташка возьми и загляни в пустой бак. Зазеленевшая медь и явный осадок мути с плавающей мушкой довел её до белого каления.

Полчаса она просто орала о покушении на здоровье государя, а потом, не снижая громкости и напора, Наташка надавала поварам распоряжений, как содержать поварню и строго наказала всю воду варить. В ответ на ропот "блажит царевна" постращала царевым гневом за возможное нерадение и пообещала пожаловаться матушке. Это, с её слов, как-то помогло сбить первоначальную волну недовольства. Сопровождавший девочку матушкин дворецкий Семён Измайлов постарался уверить, что теперь всё будет так, как царевна хочет — все баки, котлы и сковороды песком вычистят и всю воду, что для готовки используют, впредь варить будут.

Во время рассказа я смотрел на неё и не мог себе приставить как эта пигалица "стращала" дворцовых поваров. В ответ на прямой вопрос, сестрица улыбнулась:

— Знаешь, сорвалась. Уж сильно меня зло одолело, как они на одном столе и рыбу, и мясо и хлеб режут. При этом на тех же досках и ножи не меняют, а помойные лохани в одном месте с припасами стоят. А уж чистота того котла, в котором воду носят — брр...

Вот так нажаловалась царевна брату по полной программе. Теперь, наверное, и есть не смогу нормально, то, что мне приносят.

Я, слушая рассказ Наташи, не оставлял мысли о кладе, Голицыне и складывающейся ситуации во взаимоотношениях с попаданцами. Пытался понять терзает ли меня паранойя по отношению к царской сестре. Формально Лида была из той же команды темпонавтов, что и Майор, но обстоятельства вселения роднили со мной — предыдущая личность Наташи не исчезла. Недоверие и подозрительность волнами прокатывались в сознании обеих личностей, и у обеих находили себе подкрепления. Но всё-таки братская любовь пересилила нарождавшуюся подозрительность. Пётр сразу же захотел рассказать ей о сообщении Глеба, но, к счастью не успел убедить меня. Вскоре нас нашёл почётный конвой — сёстрины мамки и няньки. Пришлось перевести разговор на тему погоды:

— Последний жаркий день сегодня, Наташка. Скоро сентябрь.

— Почему думаешь последний? Может завтра, ещё будет солнце.

— Нет, барометр упал...

— И намного?

— На два метра, я мячом в него попал.

Царевна недоуменно посмотрела на меня.

— Извини, вспомнилось чего-то. — Почти прошептал: — Это, кажется, Барто. Детям читал... — Мгновенный укол тоски, заставил меня склонить голову. Наташка ободряюще пожала руку. Встряхнулся, попытался улыбнуться. "Нет! Не стоит подозревать её!"

Ещё немного для вида погуляли по берегу пруда, послушали причитания, да сюсюканья мамок и пошли обратно во дворец.

У моста меня ждали робяты уже во главе с Капитаном. Памятуя рассказ Наташи, настоял, чтобы сегодня ужинать сделали на воздухе отдельно. Послали за местным дворецким и ключниками, за поварской старшиной. Царь изъявил желание заняться готовкой шашлыка — именуемого здесь верченым мясом. Разумеется, Петра с этим обломили — руками ничего трогать не позволили, ибо "невместно". Но стремившиеся угодить государю дворовые Измайловского, видно слух об утреннем разгоне царевной преображенских поваров дошел и до них, моментально нашли специалиста-шашлычника. До переезда в царский терем и крещения он был челядином Ахметкой из крымского полона прошлой войны и говорил, что служил на кухне у Кафского паши. Тут же из царских хлевов пригнали нескольких овец. Какие-то мальчишки побежали ловить кур.

Я стоял среди шума и гама и наблюдал, за работой Степана. Выбрав трех жертв сегодняшнего ужина, он быстро зарезал их, освежевал и подвесил сцеживать кровь. Царь следил за убийством все глаза.

"Дядь Дим, а почему ты зол, что я смотрел на убой, ты ведь тоже хотел этого?" Я смутился, действительно вид кровавой работы притягивал взгляд не только носителя. А ещё: "Мне не понравилось Петя, что тебе захотелось так же человека на части разъять". "Почему? Ведь ты рассказывал мне об устройстве тела, значит, кто-то так смотрел на человека уже". Вспоминать виденный мной анатомический театр не хотелось, да только невольно пара картин всплыла перед глазами. Сознание ребенка оживилось, проявляя интерес. Усилием воли прекратил внутричерепное шоу, но объяснять, что меня особенно испугало то, что Пётр хотел разделать конкретного человека, почему-то не решился. Заблокировался, предоставив свободу управления подростку, и стал ждать вечера.

Чтобы скоротать время до фейерверка Пётр с робятами пошёл смотреть стекольное производство. Правда, особо нам ничего не показывали. Заводик, как и бумажная мельница, не поразил масштабом. Всего две печи. От одной делали посуду, а в другой, более новой, занимались экспериментами с зеркалами и оконным стеклом. Объём производства и так был небольшой, а в тот день печи стояли холодными. Учитель уловил настроение подопечного и постарался увлечь его объяснениями. Даже пообещал, что в Лыткарино царь сможет увидеть больше занятного. Тем не менее, и здесь без подарков не обошлось. Перед уходом потешных одарили калейдоскопами. Простые пятигранники в тканевой оклейке достались всем, но царской семье дали эксклюзив в деревянном футляре с серебряным узорочьем. Как ни удивительно, но особого ажиотажа диковинка не вызвала. Может быть, виной этого был задумчивый вид государя, наблюдая который, остальные так же постарались не выражать бурных восторгов. Хмурое настроение одной личности влияло на другую.

Даже попытка сыграть в футбол на ближайшей поляне, организованная Апраксиным, не развеяла пасмурный вид царя. Он играл как-то неуверенно, без особого желания, всё время зависая в своей зоне. В конце концов, хмурясь, царственный подросток вышел из игры, уселся на поваленное бревно и погрузился в свои думы.

На самом деле пришлось бороться с желанием Петра, окончательно "закрыть вопрос" с другими попаданцами. Искра моего недоверия в сознании ребенка, породила бурю разнообразных эмоций. Там были и страх, и гнев, и даже отчаянье. Требовался какой-то нестандартный выход, что-то выходящее за рамки привычной для царя обстановки.

Из подсознания меня вытащило появление Брюса.

— Здрав буде, велики гсударь! — он поклонился, кажется больше со смехом, чем с почтением. — Давно тебя не видел! Як жизнь монарша?!

— И тебе не хворать, Яша! Всё хохмишь? Может тебя шутом взять наверх?

— Ага! Пётр Лексеич, возьми на пару Глебушке. Уж лучше в твоих ногах шутом, чем у монасей на воспитании! Брр.. достали!

— Всё упорствуешь? Не хочешь веру истинную принять?

— Всяка вера для себя истина! Не вижу преимуществ.

— Монахи надоедать не будут.

Он только отрицательно покачал головой и сменил тему:

— Ладно, где будем шоу делать?

— На лугу за Яузой, напротив Преображенского. Разве никто тебе не сказал?

— Да сказали, не очень там удобно мои фонтаны делать...

На этих словах Химика меня кольнуло недоброе предчувствие.

— Чего-то новое задумал? Заешь, что царица с царевной будут? Не облажаешься как прошлый раз?

— Сплюнь! — он сам исполнил своё пожелание. Мотнул головой. — Да, нет. Всё нормально будет! Зуб даю.

— Ну-ну. Зуб рвать не умею. Возьму с головой. — Царь хмуро ухмыльнулся и переменил тему. — Чем ты занимался в Лыткарино, Яков?

— Заходи, посмотришь. Хотя наверно для вас это далеко маршем-то.

— А всё-таки на словах скажешь?

— Ну, базой я занимался, базой! Тебе ведь, я чай, Капитан сказывал.

— Намекал. Как там в Лыткарино?

— У Зотова там все реально круто. Новый терем, просторные мастерские. Да ещё вокруг на строительстве народу столько, что кажется, у дьяка в деревнях зимой жрать нечего будет. Всех своих крестьян собрал, да, наверное, и соседских прихватил. — Брюс криво усмехнулся. — Настоящий крепостник-помещик. Обвыкся тут. Развернулся широко. Он тихоня тихоней, говаривал, что старается делать только минимум улучшений, а цехов заложил с размахом. Лес там и в наше время был большой, так он едва не половину уже свёл. Приказчик его толковый парень, из могилевских литвинов, крепко дело ведет. На стройке без дела никто не сидит. А вот с производством часто обломинго пролетает. Сырье у Зотова всё сложное и покупное. От того и работа неровная. День аврал, два лёжка. Затыки частые и по металлу, и по химии. Он попросил меня подумать над установкой для непрерывного производства серной кислоты, да над производством соды. Знаешь метод Леблана? Чё в школе спал на уроках? — Он разочарованно махнул рукой. — Хрен, с тобой, царска морда, осенью в классе со всеми узнаешь. С нефтью опять что-то решать надо. Куб сифонит. Выход полезный мал, как кошачий кал. Качество очистки отсутствует как класс. Сам видел, как коптят керосинки? Или нет? Дьяк, поди, тебе эксклюзив эксклюзивный отливает во дворец.

— Слушай — не выдержал я, — тебе может и язык укоротить? За морду и по морде вполне легко оформлю.

— Ты? Сам? Малец ещё!

— Слушай, я серьёзно, услышит кто — опять висеть на дыбе будешь.

— Гы, то в шуты зовёшь, то в цензуру врубаешь! Шутам всё можно.

— Конечно, Яша, но многое только раз в жизни. Лады, что там с хлебом промышленности?

Брюс улыбнулся, взглянув на меня. Продолжил:

— Ещё не решил дьяк, где и какое будет брать сырьё: пирит или прямую серу, а уже место выделил на берегу Москвы под химзавод. Литьё ему из Каширы везут доброе, вот я и экспериментировал с бочками-ретортами. Может к зиме отладить и получится. Если на сере будем работать, то платина нужна, на железе выход — слёзы, да и температуру надо держать повыше. Если пирит найдём, то попроще будет, но опять же кто чистить будет продукты. Электрофильтры в ближайшее время не светят. Сашка ванадий нам не обещал? Да ты слушаешь ли меня, царь-государь?

— Да-да. Только ещё пояснять донору приходится. А на какой выпуск рассчитываете? Большая установка будет? Денег хватает?

— Где там большая! Людей-то нет следить за ней — я, да Олег. Денег собственно хватает, но специалистов, кто потянул бы текучку, нет. Так, то я, то он, побалуемся немного и притормозим. Пока местных не натаскаем хотя бы температуру поддерживать, непрерывность будет условная.

— А реально это, натаскать-то?

— Не знаю, не пробовал. У нас такое любой химик-второкурсник потянул бы. Только у того ещё десятилетка за плечами, а тутошние хорошо, если читать умеют. Немцев надо брать! Иначе все будет на фортуну рассчитано.

— Немцев! Ты про немцев особо не заикайся, пока сам не перекрестился. Так что, кислоты совсем не будет?

— Почему совсем? На эксперименты, думаю, наскребем, а вот для стабильного производства соды пока сомнительно. Придётся докупать за бугром. Да и я ведь тоже не супер-технолог для здешнего уровня.

— Не прибедняешься?

— Нет. С хорошими реактивами и нормальным оборудованием я тебе очень много чего сбацать могу. Да, даже с тем, что в Лыткарино у Зотова в лаборатории есть, можно достаточно кунштюков накрутить. Вот только объем будет на грани уникальности. И слабо он масштабируется. Придётся начинать с более привычных для аборигенов вещей. Тебе дядя Федор, государь, про новую пороховую фабрику рассказывал?

"Ишь, блин, прикарманил моё погоняло для Апраксина!"

— Так, заикался, что де надобно. А где делать-то будем и на какие гроши?

— Она нам нужна будет для практики будущих работников. А лучше понастроить маленьких, но много! Выживать будут только аккуратные! Зотов вроде договорился с церковниками ниже по Сосновке у Меленок ставить. БАГ обещался у кукуйцев бабло занять. Работяг на стройку опять попы дадут, за то, что им стеариновый заводик у Кожевникова поставим. Ну, на крайняк, Никита Моисеевич обещал у тебя попросить из академической суммы. — Увидев возмущение на лице царя, быстро добавил: — взаймы, взаймы. Кстати, ты сам церковникам свечную монополию подарил или это Зотовская идея?

— Сам. Причем тут Учитель?

— Уж больно набожен он для физика. Всё крутится вокруг патриарха — владыка то, владыка сё! Блйаять, противно! Думал он решил ублажить долговолосых.