После начальной подготовки перешли к отработке предложенной тактики удара клином, а также возможной защиты в окружении противника. Лидером таранной атаки безусловно стал богатырь Градислав, его поддерживали тоже далеко не слабые бойцы. В учебных схватках они без особого труда проламывали линию обороны даже в шесть рядов — такую обычно выстраивали княжеская дружина и стоящее за ней ополчение, хотя доходило и до десяти-двенадцати при большом войске. Много сложностей вызвало обучение бойцов умению развивать прорыв и сражаться в плотном окружении. Прошла еще не одна неделя неустанных учений, пока Варяжко не посчитал — дружина имеет реальный шанс противостоять княжескому войску.
Тем временем от проезжих гостей и купцов пришли слухи о созыве князем войска. Правда, поводом он назвал поход на землю вятичей, второй год отказывавшихся платить дань Киеву. Но никто из новгородцев не сомневался — Ярополк идет на них. Об этом говорило оживление в стане посадника — затихший на месяц после памятного божьего суда боярин вновь показал свой норов. Нарочито демонстративно проезжал по городу со своей дружиной, шел нахально на отряды новгородского ополчения, стоящие дозором на важных улицах. Те расступались, помня наказ старейшин не ввязываться в прямое столкновение, а потом сопровождали наместника с его войском.
Когда же пришла весть, что Ярополк выступил в поход, то боярин Здебор решился на откровенный конфликт с Новгородом — приказал задержать группу ополченцев, шедших позади, а потом побить их батогами, как каких-то холопов. В тот же день в городе начались волнения — возмущенный люд готов был идти в безрассудную атаку на княжескую обитель. Старейшинам и другим уважаемым мужам с трудом удалось обуздать страсти толпы, дали зарок, что посадник без возмездия не останется. Следующим утром к княжескому двору стянулось новгородское ополчение, пришли все — и стар и млад, кто мог удержать в руке оружие.
Накануне заполдень старейшина города вызвал в детинец Велимудра и Варяжко, здесь вместе с ним ожидали другие старейшины. Росслав не стал терять напрасно время — едва вызванные уселись на лавку, рассказал им о случившемся нападении княжеской дружины на ополченцев и смуте в городе. Продолжил речь о принятом советом решении: — Завтра созываем воев к княжеским хоромам. Будем требовать от посадника виру за посрамленную честь наших людей. Если же он не пойдет на то и науськает свою войско, тогда вступим в брань. Иного нам не дано — оставить бесчинство безнаказанным народ не позволит.
После недолгого молчания обратился к старшему дружины: — Велимудр, веди своих воев в сечу — ее нам не избежать. Как полагаешь, сможет твоя дружина справиться с княжеской?
Тот, немного подумав, ответил: — Может, Росслав. Вои учились ратному делу с усердием, никто не давал слабину. Вернее тебе скажет Варяжко — он дневал и ночевал с дружиной.
На вопросительный взгляд старейшины юноша высказался осторожнее своего командира: — Дружина может дать отпор — люди обучены тому. Но сказать наверняка, как сложится бой — не могу. Княжеская дружина сильна, нашим воинам не сравниться с гриднями, даже отроками, в ратном искусстве. Но мы и готовились именно к такому противоборству, так что надежды на победу у нас немалые.
Один из слушавших речь Варяжко старейшин сказал свое слово: — Ты говорил прежде, что будешь учить воев новому бою. Они усвоили науку, смогут выступить с ней в сече?
— Да, старейший, усвоили. На учениях и схватках между собой воины показали нужную выучку. Только может помешать то, что нет еще опыта в настоящем бою.
— То понятно, — задумчиво произнес старейшина города, — опыт — дело наживное. Ну, что же, завтра мы увидим, чему вы научили воев. Да благословит вас Перун на победу!
Ранним утром дружина в полном снаряжении вышла из лагеря и отправилась походным строем к княжеским хоромам. Люди выходили со дворов, любовались ладными молодцами в блестящих от утренних лучей латах, удивительно дружно шагавших в ногу ряд за рядом. За дружиной пристраивались ополченцы, другие мужи со всевозможным оружием — от топоров и палиц до рогатин и дреколья. Так, разрастаясь по пути, добрались до княжеского двора. Здесь дружина развернулась напротив ворот боевой линией, за ними встали вои, дальше остальные. Народу собралось намного больше, чем при прежней заварухе, Варяжко прикинул — не менее двух тысяч человек.
Они заполнили всю площадь, часть осталась на примыкающих улицах — не хватило места. Похоже, что пришло все взрослое мужское население города, решило побороться с княжеским войском. Стояли рядом совсем еще юные, почти дети и седобородые мужи, которым, казалось, только внуков нянчить да сидеть на завалинке, вспоминая былую молодость. По-видимому, случившееся вчера бесчестье исчерпало терпение людей — оно, как снежный ком на горном склоне, потянуло за собой лавину всех прежних обид. Назначенным старейшинами командирам приходилось нелегко с пришедшим на брань людом, с трудом удерживали его позади новгородского войска.
Долго ждать не пришлось — не прошло и часа, как открылись ворота княжеского двора и оттуда выступила рать наместника, сразу разворачиваясь в строй. В нем первые два ряда заняла дружина, еще три составили вои, как и предполагал Варяжко, зная их численность — около трехсот и пятисот тех и других. Он еще поражался — как они умудрялись размещаться в хоромах, рассчитанных на вдвое меньше народа. Правда, видел через открытый проем ворот шатры, занявшие весь двор.
У новгородцев же, даже считая только его дружину и ополчение, имелось двукратное преимущество, но оно не говорило о реальном превосходстве в силе — каждый гридень стоил двоих, а то и троих воев. Так что понимал ту самоуверенность, что видел на лицах выстроившихся напротив воинов наместника, нисколько не смутившихся многочисленностью противника. Какой-то интерес вызвала у них его дружина — в полном воинском доспехе, первый ряд с копьями и щитами почти во весь рост, последующие два с оружием ближнего боя — мечами, палицами, боевыми топорами.
Из-за расступившегося строя княжеского войска выехал боярин Здебор и своим зычным голосом прокричал: — Почто собрались оружные, по какой надобности?
Ответил ему Росслав: — Пришли мы учинить правду, боярин, стребовать виру за нанесенный тобой урон нашим воям.
— Я в праве делать то, что мне угодно. А твоим воям нечего мешкать перед моей дружиной, вот и попало им за дело, — надменно проговорил наместник и добавил: — Попадутся еще раз — всыплю горячих и с голым задом отправлю восвояси, — и расхохотался, довольный своей издевкой.
Перепалка между вожаками сторон могла идти еще долго — каждый хотел спровоцировать другого первым начать побоище, чтобы потом обвинить в нарушении данной когда-то клятвы. Не выдержал кто-то из новгородцев из задних рядов — метнул увесистый камень и попал в бок коня боярина. Тот едва удержался на вздыбившемся вороном, а потом, прокричав гневно: — Паскудное племя! — дал команду: — Дружина, бей ворога!
Едва услышав приказ, стоявшее в нетерпении княжеское войско двинулось вперед. Воины шли неспешно, держа строй, обогнули наместника, а потом ускорились, пытаясь с ходу смять противника. Варяжко не стал ждать команды старейшины, крикнул: — Градислав, вперед! — а потом всей своей дружине: — Клином, марш!
Те несколько десятков метров, разделявшие противостоящие стороны, преодолели за считанное секунды, две дружины встретились в лобовой атаке. С далеко слышным грохотом щитов, ударами копий столкнулись первые ряды, на них напирали задние, какое-то время две стенки встали, перебарывая одна другую. Противники оказались достойными, с равными силами, держали строй, не давая прорвать его. Переломил равновесие богатырь Градислав, опрокинул стоявших против него гридней. Он, а за ним его ведомые, вдавились в появившуюся щель в первой линии княжеской дружины, следом, шаг за шагом, пошли вперед другие воины.
Варяжко шел в голове клина, сразу за спинами ведущих. Сам в схватке не участвовал — следил за дружиной. Давал команды, если кто-то отставал или, напротив, вылезал вперед. Так прошли весь вражеский строй до последнего ряда, а потом разошлись по обе стороны, охватывая в окружение разбившееся на части княжеское войско. Тем же клином вновь разрезали противника, дробя его на малые группы. Тут уже вступило в дело ополчение, било потерявших строй гридней и воев. Те отбивались отчаянно, отдавали свою жизнь, уводя за собой в мир теней — навь, не одного врага.
Превосходство в численности новгородцев сказалось в полной мере — войско наместника таяло на глазах. Сам он бился вместе со всеми, так и пал с ними. Сражение длилось почти час, закончилось кровавой жатвой — всех оставшихся в живых княжеских дружинников и воев перерезали, никого не брали в плен. Не пощадили даже раненых, на глазах Варяжко его воины добили их. Но и новгородцам досталось — потеряли треть своего войска, в его дружине также. Сам юноша в сече почти не пострадал, только ныла грудь от пропущенного удара мечом. Спасла крепкая кольчуга, но, похоже, без перелома ребер не обошлось. Ему помогли смазать пострадавшее место, а потом покрепче перевязать грудь, на этом лечение закончилось.
Больше болела душа — он своими руками, его бойцы погубили цвет русского воинства, лучших воинов в ненужной Руси междоусобице. Народ вокруг ликовал победе, а Варяжко стоял опустошенный, растеряно отвечал на похвалу и поздравления. Уже потом, сидя на лавке в княжеских хоромах, взял себя в руки. Его позвали на совет старейшин и старших командиров решать, что предстоит делать дальше. Все понимали, что война с князем только начинается, скоро он будет здесь с войском, намного большим, чем в происшедшей схватке. Справиться с ним Новгороду самому уже не удастся, старейшины уже позвали на помощь людей с родственных земель.
На вопрос одного из сотников — Успеет ли подмога до подхода Ярополка? — Росслав заверил: — Да, должна. Чудь и весь уже вышли к нам с Ладоги и Гдова — о том прислали гонца, кривичи из Пскова и Изборска тоже собираются, как и словены на Ловати и Ильмене. Пока не слышно о Смоленске, но его старейшины пообещали отправить воев в самое скорое время, да и Ярополк уже на подходе к нему.
После добавил: — Мы с сородичами договорились, что их вои со старшинами пойдут под начало нашего тысяцкого. Нам сейчас надо решить, кого им поставить. Что скажете, мужи ратные?
— Что уж говорить, пусть Велимудр ведет нас. Это его дружина переломила княжескую, без нее всем нам пришлось бы туго, — высказал сотник ремесленного квартала.
— Если мужи так решат, то отказываться не буду, — согласился старший дружины, — хотя ради правды скажу, что воев вел Варяжко.
— Больно еще молод твой Варяжко, пусть помогает, коль доверяешь ему, — высказался кто-то из командиров, — правда, парню не отказать в ратном умении, лихо он разделал войско посадника.
Слово вновь взял старейшина, обратившись с вопросом к юноше: — Варяжко, как полагаешь, справишься с дружиной Ярополка? В ней столько же гридней, сколько было у боярина сегодня, еще отроков с полсотни.
— Будет труднее на этот раз, Росслав. Потеряли мы треть людей, среди них самых сильных — Градислава и еще нескольких. Без них нам вряд ли удастся проломить строй княжеской дружины, как смогли нынче. Есть кое-какие задумки, но с ними надо крепко размыслить, а потом с воинами наработать.
— Поступай, как считаешь нужным. Что от нас потребуется, дадим, но через седмицу — когда сюда придет Ярополк, тебе надо остановить его дружину. С воями мы справимся без твоей дружины, родичи подмогнут.
Ставший тысяцким Велимудр устроил военный совет с командирами ополчения, когда старейшины покинули хоромы. Первым обсудили вопрос — где же встретить княжеское войско? О том, чтобы отсиживаться в Новгороде за его стенами, речи не было, может быть, только в крайнем случае — если придется отступить. Рисковать городом никто не хотел — Ярополк мог просто сжечь его. Устраивать сражение в открытом поле посчитали не лучшим решением, вело к излишним потерям. Кто-то предложил сесть с обороной в Городище — место удобное, на холме у берега, мимо неприятельскому войску никак не пройти. Неспроста когда-то здесь основался Рюрик, подмяв Новгород под себя. Укреплено высоким валом и глубоким рвом перед ним, да и неподалеку, всего в двух поприщах — так называли версту в это время, — сноситься с ним можно скоро.
Против никто не высказался, тут же, не откладывая в долгий ящик, отправились в Городище. Меньше, через час разглядывали возможное поле брани. Казалось, все подходило, но не хватало простора — вряд ли на образовавшемся здесь островке между Волховом и его притоком Волховцем смогло бы разместиться многочисленное войско. Остановили выбор на участке ниже него — с двумя холмами и нешироким проходом между ними на правом берегу. В самом же Городище решили оставить заслон, если вдруг Ярополк вздумает закрепиться в нем. Варяжко согласился с таким мнением, пока другие обсуждали — где ставить войско и рыть ров, внимательно изучал окрестность, примечая места возможной засады и необходимых укреплений. Пытался предугадать, что может предпринять Ярополк, строил план будущего сражения.
После высказал свое суждение: на склоне перед рвом вкопать надолбы из небольших столбов, а на валу за ним вместо привычного частокола — времени возводить его просто не хватало, ставить защищенные от стрел врага бойницы-забрало для лучников. Объяснил не понявшим сразу его мысль мужам о казалось бы простых сооружениях, но еще не применявшимся в это время, добавил о мостиках через ров, которые понадобятся, когда сами пойдут в атаку. Еще предложил вырыть в проходе между холмами и замаскировать ямы-ловушки, только обозначить их вешками, чтобы самим не угодить в них. Кроме того, подготовить чуть в стороне скрытые окопы для засады, там он оставит до нужного времени часть своей дружины.
Настала осень, когда с Ильмен-озера вошли в Волхов ладьи Ярополка. Все последние дни на месте будущего сражения новгородцы строили укрепления. Им помогали подошедшие ополчения с призванных земель — весь правый берег усеяли тысячи людей, от Новгорода до Городища сновали обозы с лесом и другими материалами. Работы шли до самого дня подхода неприятельского войска, успели если не все, что задумали, то многое. Варяжко со своей дружиной в строительстве не участвовал, денно и нощно готовился к предстоящей битве. Ему передали лучших бойцов новгородского ополчения, в какой-то мере восполнили потери, вот и натаскивал их со своими командирами на самое нужное — держать строй с уже бывалыми воинами.
Отрабатывали еще атаку противника из засады в его тыл, учились скрытности. По его заказу портные сшили маскировочные сетки, в них и провели последние занятия с учениями на месте. Новая наука давалась нелегко — воины, особенно вновь поступившие, не понимали, зачем этот маскарад и другие потайные меры. Для них, привычных идти открыто навстречу врагу, они казались зазорными, умаляющими честь воя. Только потом, когда на учениях увидели, как внезапно из ниоткуда появлялись какие-то чудища в зеленом и поражали одного за другим растерявшихся ратников, прониклись важностью подобного учения, старались постичь нужное умение.
