— Слушай, а нельзя люк открыть пошире? Виктору что-то совсем нехорошо.
— Можно, но надо будет еще больше скорость снизить. А так — нельзя... Мы просто в землю врежемся. Понимаешь, это старый бот, тут практически ни один прибор не работает, я его просто не удержу в таком положении. Аэродимнамика — это целая наука, а не просто взял и полетел. Места не узнаешь?
За стеклом, сколько хватало взгляда, был только песок.
— Узнаю. Вчера тут пролетали. И позавчера.
— Тоже мне шутник. Где тебя разукрасили так?
За двенадцать лет я собрал приличную коллекцию шрамов, которую постоянно носил с собой. Рассказывать об этом было бы слишком долго.
— Да так... То тут, то там...
— Хочешь, тату тебе набью?
— Чего?
— Картинку нарисую. Смотри.
Она задрала рукав своей майки и показала диковинный узор на плече.
— Красиво.
— Сама рисовала. Но набивала не я. Самой себе неудобно. Я вообще неплохо рисую. Только рисовать нечем и не на чем, — она выглянула в проход на Виктора, который сидел на задних креслах в какой-то полудреме. — Смотри еще.
Она чуть повернулась в кресле и, задрав майку продемонстрировала мне джокера на правой ягодице. Излишней стыдливостью Ясмин не страдала. После первой ночи она так и не надела свои штаны. Расхаживала по боту в мокрой майке, но в этой парилке ни у меня, ни у Виктора даже мыслей каких лишних не возникало.
— Тоже сама рисовала. У меня еще есть, потом, может, покажу... Так как? Хочешь набью? У меня есть прибор в сумке, я его еще со своего хома таскаю.
В пехоте многие делали татуировки. Но способности художников были далеки от совершенства и превосходили только способности татуировщиков. На стенах солдатских сортиров эти картинки, возможно, смотрелись бы неплохо, но иметь такую на себе, мне не хотелось. В разведке дела обстояли еще проще — такие приметы не нужны были никому. Но война закончилась и если Ясмин не врет, то рисует она хорошо...
— Я подумаю. Слушай, ты постоянно про свой хом говоришь, что там так здорово было... А чего ж ты оттуда ушла?
— Да, понимаешь, меня замуж отдали. А он из другого хома был и старый. Ну, сейчас-то я понимаю, что не такой уж и старый — ему чуть за сорок было тогда. А мне — четырнадцать. Я собрала манатки, забралась в чей-то бот — у нас там постоянно стояла куча ботов на ремонте — и сказала своему хому "прощай". Хотела море увидеть.
— Море?
— Да. Слышал про море?
— Ну-у...
— Это куча воды. Ну, просто столько воды, что даже понять такое количество невозможно. Вот сколько песка тут, столько воды там. Только ее пить нельзя — она горькая. Но можно зайти так по шею и стоять. Представляешь? Ты стоишь, а вокруг вода...
— И что, увидели вы море? — Виктор подошел и тяжело опустился в кресло за моей спиной.
— Нет. Не повезло мне. Не в тот бот забралась. Попала в хом к каким-то фанатикам религиозным и расистам к тому же.
— Кто это такие?
— Да откуда вы взялись, если и этого не знаете? Это люди, которые думают, что они как бы главные люди, потому что у них белая кожа. Или черная кожа. Или желтая кожа. Или светлые волосы, или темные волосы. Или еще какая-нибудь подобная ерунда. И вот поэтому они вроде как главные, а остальные люди — и не люди вовсе. Я у них месяц всего была, но хватило мне на всю оставшуюся жизнь. Первые две недели меня только били и насиловали. Все. Даже мальчишки двенадцатилетние. Воды почти не давали. А потом у них бот сломался, и кто-то вспомнил, что я в мастерских вертелась. Ну, починила я им этот бот. Потом еще один, потом начала приборы понемногу регулировать. Лучше ко мне относиться не стали, но хоть воды больше давали. Я подождала немного, а потом ночью охранника отверткой заколола, переломала все их боты, а на последнем улетела. Надо было им еще баки с водой пробить и насос сломать, но сразу не додумалась. Ничего, надеюсь, что они и так передохли.
Мне история понравилась, а Виктора она потрясла, однако вида он не подал.
— Ну а что с морем?
— Да вот ничего. На северо-западе многие знают, где оно находится, только я с тех пор на северо-западе так и не была. Ничего, теперь побываю. Вы на северо-запад не собираетесь? Говорят, что ближе к морю остались оазисы с настоящими деревьями. Зелеными. Я зеленых никогда не видела. В этих пустошах иногда попадаются оазисы, но они уже мертвые. Вода ушла. Но деревья, даже мертвые, все равно красивые. Высокие. Видел когда-нибудь?
— Видел. Если нам повезет, то и вы увидите. И море увидите, — голос у Карелла был странным.
— Вы, ребята, такие чуднЫе, что я уже любой фигне поверю.
— Виктор, вы собираетесь вернуться на Лимбу?
— Куда?
— Помолчи, Ясмин. Да или нет?
— Да. Я тут подумал на досуге... С учетом того, что мы видели и того, что рассказала Ясмин, я считаю, что нам нужно больше людей.
— Вы чего, собираетесь дать объявление в газету?
— Нет. Я рассчитываю на Эрлика и, может быть, на Полину.
— Эрлик только встал на ноги, а Полина... Не хочу вас расстраивать, но не думаю, что с ней даже поговорить удастся.
— Боюсь, что насчет нее вы правы, а что касается Эрлика, то мы можем и подождать. Он, кстати, очень быстро приходит в себя, а дел все равно хватит. А что вы думаете по поводу вашего компаньона?
— У Свена дочки. Три девочки, если вы помните. Вам, конечно, наплевать на это, но я не хочу быть виновным в смерти их папы. Это все-таки не пикник на полянке.
— Почему вы меня постоянно критикуете, Питер? Кажется, в этот раз вы со мной добровольно и я не скрываю от вас никакой информации.
— А я злопамятный. Понятно? И не критикую вас, Карелла...
— Э-э-э... ребята...
— Помолчи, Ясмин. Я не критикую вас, а просто немножечко опускаю на землю. У вас есть тенденция слишком увлекаться своими идеями. При этом вы не щадите ни себя ни других людей.
— Ребята, у нас что-то непонятное появилось...
— Где?
Я и Виктор прильнули к запыленному стеклу. Кроме песка в пределах видимости ничего необычного не было.
— Так не видно. Вот, на приборах.
Я посмотрел на приборы и увидел только мигающие огоньки. Судя по всему, Карелла увидел точно то же.
— И что это такое?
— Не знаю. Похоже на стену, но какую-то очень длинную и высокую. Причем она постоянно становится длиннее и выше.
— Отлично. Это горная гряда. Похоже, мы добрались. Теперь надо найти проход.
* * *
— Я думаю, что вам лучше пока остаться здесь, а я схожу посмотрю, что там к чему.
— А вы не думаете...
— Нет, не думаю. Вообще. Не могу просто. Родовая травма да и потом часто по голове били... Там черт его знает что могло произойти, пока нас не было. Кроме того, здесь больше сорока градусов жары, а там, скорее всего, уже минусовая температура. Если все будет нормально, то я открою станцию и принесу какую-нибудь одежду. Слышишь меня, Ясмин?
Ясмин оторвала восхищенный взгляд от возвышающихся скал и сказала:
— Я всегда знала, что увижу что-нибудь подобное. Здорово!
Виктор сидел с таким гордым видом, будто он лично эти скалы строил. Я махнул рукой на этих блаженных и отправился на станцию.
На Лимбе действительно уже выпал снег, хотя здесь, в ущелье, его было немного. Редкие снежинки, сдуваемые с каких-то недосягаемых вершин, медленно кружились в воздухе. Я наконец-то вдохнул нормальный воздух, а не раскаленный и шершавый, который приходилось глотать через силу, и поймал себя на мысли, что я улыбаюсь. Еще никогда и никуда я не возвращался с таким удовольствием. На станции было довольно тепло, не то, что в первый раз. Видимо, отопление не выключалось в наше отсутствие.
Я быстро отыскал три теплые куртки с капюшоном, а для Ясмин подобрал теплые штаны с лямками и ботинки. Затем не смог отказать себе в удовольствии — зашел на кухню, заварил кофе и залил его в термос, который так и оставался стоять на столе. Прихватив бутылку коньяка и большую чашку, рассовал все это по карманам и отправился к боту.
Едва завидев меня, Виктор и Ясмин выскочили наружу.
— Ну что там?
— Все нормально. Вещи положил у портала — неохота было тащить. Захватите мой арбалет, остальное заберем после.
Теплая куртка и штаны поразили Ясмин еще больше, чем горы.
— Эт-то что такое?
— Одевайся. Там будет холодно.
Она быстренько и с видимым удовольствием напялила все на себя, но перед тем, как шагнуть в дрожащее черное марево вслед за Виктором, все же остановилась и обернулась на меня. Я легонько подтолкнул ее, и мы все очутились на Лимбе.
— Что за... Черт! Мать вашу! Господи! Ни фига себе! Что это такое?! Вы!!! Ну ничего себе! Просто сдохнуть!
Мне непонятно было, чего в этом монологе больше — страха или восторга. Виктор с улыбкой наблюдал за Ясмин.
— Что это? — наша подопечная, протянув ладонь, ловила редкие снежинки. — Оно жжется.
— Нет. Это снег. Замерзшая вода. Она такая холодная, что кажется, будто жжется. Впрочем, если долго находиться на холоде, то можно отморозить себе пальцы. Это ничуть не лучше ожога. Во всяком случае, болеть будет так же.
— Добро пожаловать на Лимбу, — я извлек из кармана термос.
— Питер, если там кофе, то я заплачу сто монет за чашку.
— Да с такой нечеловеческой выдержкой вам только горохом на рынке торговать, — я вручил ему термос и достал из другого кармана коньяк.
— О боже! Благословенна будь, земля Лимбы!
— Во-во. Убытков меньше будет
Ясмин повела носом.
— Что это за запах?
— Виктор, угостите даму кофе, а мы с вами выпьем коньяка.
Девушка осторожно отхлебнула горячий напиток.
— У-у-у... Классно... Не знаю, что такое эта ваша лимба, но мне здесь определенно нравится. Никогда не представляла, что обычный воздух может быть настолько вкусным.
— Тогда вас впереди ожидает много открытий. Пойдемте на станцию. Не стоит торчать на морозе после такой жары.
* * *
Когда Ясмин увидела ровные ряды ботов, она потеряла дар речи. Осторожно, будто боясь спугнуть стайку птиц, она подошла к ближайшему и прикоснулась пальцами к гладкому корпусу.
— Вау... Это...— она почти шептала. — Что это такое?
— Я полагаю, что это ваше новое хозяйство, — бодро сказал Виктор. — Принимайте.
Ясмин внезапно сорвалась с места и понеслась вдаль бокса. Мы с Карелла только переглянулись и пожали плечами. Виктор выглядел сконфуженным.
— Питер, гляньте, что там такое.
Девушка стояла у последнего бота, уткнувшись в него лицом, и, похоже, плакала.
— Эй, Ясмин, в чем дело? Что случилось?
Она повернула ко мне лицо, мокрое от слез и вытерла нос тыльной стороной ладони.
— Не знаю. Я не знаю, почему я плачу. Правда. Просто плачется. Все это... — она неопределенно повертела рукой в воздухе, — ... все это ведь неправда, да? Скажи, что это неправда, потому что правдой это быть не может.
— Ну, ты не особо-то надейся. Мы не знаем, в рабочем ли они состоянии. Мы даже внутрь не смогли попасть.
Ужас на лице Ясмин был неподдельным. Она подлетела к входному люку и быстро пробежала по нему пальцами. Затем увидела коробочку с кнопками и что-то нажала на ней.. Раздался звук, похожий на громкий вздох и люк бесшумно открылся. Девушка тут же влетела внутрь. За ней зашел и я. Внутренности этого бота отличалась от внутренностей "Лизы" примерно так же, как отличается убранство загородной резиденции президента от охотничьей стоянки-дневки. Я присвистнул от неожиданности.
— Ничего себе! Да тут же жить можно!
Ясмин, не обращая на меня внимания, колдовала над панелью управления. Раздался знакомый гул, и она повернулась, сияя улыбкой в тридцать два зуба.
— Потрясающе!!! Тут все работает! На нем и сотни часов не налетали! Надо посмотреть остальные.
— Не сейчас.
Я хотел показать ей оружие, но перед этим нужно было ее вымыть и переодеть. На приборной панели остались грязные следы там, где она прикасалась руками. Мне и Виктору ванна тоже не помешала бы. Мы отправились к нашему компаньону, и Ясмин на ходу рассказывала о стоявших в ангаре ботах:
— Надо осмотреть все. Тот, в котором мы были — разведчик...
— Разведчик?
— Разведывательный бот. Самая быстрая машинка. У "Лизы" корпус разведчика, но движок стоит от пассажирского. Движков от разведчика я никогда не видела. Никто и никогда не продаст тебе такой двигатель.
— Почему?
— Почем я знаю? Наверное, городские не хотят, чтобы у нас были быстрые боты.
— Так если этот двигатель сломается, ты его не сможешь починить?
— Что за вопрос?! Смогу, конечно. Принцип-то один и тот же. В теории я знаю все о любом боте, который когда-либо выпускался. У Сергея — парня, который меня учил с ними обращаться, были инструкции и схемы ко всем моделям. Я их до сих пор наизусть помню. Вот это, — она ткнула пальцем в бот, мимо которого мы проходили, — штурмовой. Летающая крепость. У него только пулеметов — пять штук. А еще — две пушки и место для десяти подвесных ракет. Он не очень быстрый, но его броня свободно держит прямое попадание кумулятивного снаряда. Там сзади стояли еще два штурмовика, но полегче. На таких городские на патрулирование вылетают. Вон те, в дальнем углу, — пассажирские. Самый маленький может принять до двадцати человек. Самый большой — до пятидесяти. Без багажа, естественно. С багажом — меньше. Вот эти — грузовые. Очень мощные, но скорость еще ниже, чем у "Лизы". А вон те три — вообще уникальные штуки. Я о них только читала. Может, кто такие еще и выпускает, но я об этом не слышала. Экспедиционные рабочие боты. Бурят, роют, поднимают грузы и черт его знает чего еще делают. Управлять таким я смогу, смогу скважину пробурить, но чтобы работать, нужны специалисты. На таком боте рабочая команда — девять человек. Это не считая пилотов.
Чем больше она говорила, тем больше я был благодарен Виктору за то, что в его светлую голову пришла эта идея — захватить Ясмин сюда. Признаться, я не возлагал на нее каких-то особых надежд. Водит бот — и то хорошо. Теперь мне не терпелось показать ей оружейный склад.
Виктора на месте не было. Обнаружили мы его в ближайшей комнате, где он спал на кровати, даже не сняв куртку и сапоги. Мне пришлось выдержать ожесточенную схватку с Ясмин, прежде чем удалось запихнуть ее в ванну. Сама мысль о столь не целевом использовании водных ресурсов, казалась ей кощунством. Она была согласна ходить в своем тряпье, которое больше подошло бы обитателю трущоб Лиа Фаль, она была согласна спать в ангаре и не переступать порог станции, лишь бы не истратить хоть каплю
драгоценной влаги для помывки своего тела.
— Значит так, — сказал я, растеряв остатки терпения. — Не хочешь мыться — твое дело. Но сразу предупреждаю — эта станция вовсе не последняя остановка. Там, куда мы направимся после, в таком виде тебе делать нечего. Поэтому или ты будешь принимать ванну каждый день, по крайней мере до тех пор пока не отскребешь всю грязь, или останешься здесь. Виктору это не понравится, но повторяю еще раз — в таком виде там с тобой даже разговаривать никто не станет. Помнишь, что я тебе сказал в самом начале? Ты можешь остаться здесь, но тогда не узнаешь, куда мы направляемся. А я ручаюсь, что там тебе понравится. Хочешь увидеть море? А живое дерево? Ты видела когда-нибудь собаку? А кошку?
