Режим бога. Сияние Красной Звезды

С сожалением провожаю стройную фигуру девушки взглядом. Мне явно рады, хотя всячески и скрывают.

— Может что покрепче? Сакэ там? — кричу я в сторону ванны

— В Корее нет сакэ — из-за двери раздается ответ — Соджу

— Водка?

— Да. Посмотри в большой комнате, в баре у отца

— А генерал не объявится? — я вспоминаю про Веверса

Ответа приходится ждать несколько минут. Льется вода, я копаюсь в баре. Нахожу бутылку с какой-то прозрачной жидкостью и иероглифами. Нюхаю. Пахнет подозрительно. Какая-то сивуха

— Не придет — я и не замечаю, что Альдона уже вышла из ванной. Девушка обмотана коротким белым полотенцем, глаза сияют. Из-под полотенца видны длинные, стройные ноги. Меня бросает в жар. Я оставляю бутылку, впиваюсь поцелуем в губы. Альдона стонет от страсти, но все-таки отталкивает меня.

— Не так быстро! Свалился как снег на голову... — "Снежная королева" закусила губу и строго на меня смотрит

— Ладно, давай чаю — я сожалением ставлю бутылку обратно в выдвижной бар. Альдона скрывается в своей комнате, выходит оттуда в легком шелковом халате, расписанным голубыми журавлями. Прическа заколота наверх, на губах красная помада. Когда только успела?

— В Корее тоже есть чайная церемония — девушка ставит чайник на плиту, достает посуду — Называется дэйре. Во-первых, нужен Нок-Ча...

На столе появляется глиняная емкость с листьями зеленого корейского чая. Рядом ложится длинная бамбуковая ложка.

— Во-вторых, специальные фарфоровые пиалы. И чайник.

Посуда также отправляется на стол.

— Наконец, нужен...

— Да черт с ним, с чаем — я сгребаю девушку, целую в лебединую шею. Этого она не выдерживает. Рвет с меня куртку, рубашку. Я успеваю отодвинуть дорогие фарфоровые пиалы со стола, усаживаю Альднону на стол, раздвигаю ноги. Под халатом — ничего нет. А мне ничего и не нужно. Мы соединяемся с такой страстью, что мебель ходит ходуном, а я даже зажимаю девушке рот. От ее крика может проснуться весь дом.

После кухни, перебираемся в комнату Альдоны. Лежим в ее кровати, переводим дух. Я ласкаю изумительную грудь "Снежной королевы" и думаю о том, что если отец все-таки вернется и застанет нас — ему придется как-то реагировать. Одно дело знать в теории, другое — на практике столкнуться нос к носу. Как он себя поведет?

— А ты хорошо выступил на телемосте — Альдона целует меня в ухо — Только что там за заминка в конце была?

— Заметила?

— Бовин слишком суетился, да и ты частил.

— В американской студии фанатки разделись. У Лапина чуть инфаркт не случился

— Да?? — Альдона привстала, уперлась мне руками в грудь — Везет тебе Селезнев на женские прелести!

Я ненатурально засмеялся.

— Твои прелести лучше всех — ловлю губами напрягшийся сосок девушки. Мы тут же возбуждаемся и заходим на второй круг. На сей раз все длится долго и в разных позах.

— Это было нечто! — я вытираю пот со лба, закрываю глаза. Сейчас бы поспать часиков восемь. Ага, размечтался. Когда это женщины дают мужикам поспать после любви? Дамам хочется поговорить. Не стала исключением и Альдона.

— Селезнев! — меня активно тормошат. Приходится открыть глаза и сделать внимательное лицо.

— Нам надо серьезно поговорить!

Началось.

— О чем, любовь моя?

— Мне почти 23

— И?

— И я хочу ребенка

Приехали...

Я сел на кровати, замотался одеялом. Альдона обняла меня сзади за плечи.

— Ты, Витя, совершенно не семейный человек. Так и будешь бе-егать за каждой юбкой.

В голосе девушки послышался прибалтийский акцент. Волнуется.

— Ложь и инсинуации — на автомате ответил я

— Сейчас мне самое время родить. Пока ты опять не сбе-ежал с какой-нибудь очередной итальянкой

— Там все сложнее было, чем в газетах писали — я скинул руки девушки с плеч, встал и начал одеваться — Можешь у отца узнать

— Подожди! — Альдона схватила за одну из штанин джинсов — Ну прости, я не хотела. Останься!

Я в раздражении отбрасываю джинсы прочь. Сажусь на кровать.

— Ну как ты себе это представляешь? Раз и появился ребенок?

"Милый сделай мне монтаж". Хотел было пошутить фразой из фильма "Человек с бульвара капуцинов", но понял, что он еще не снят.

— Не раз, не два, но да, хочу побыстрее. А пока буду в декрете — меня заменит Саша Валк. Я уже договорилась

— ЧТО?!?

Опять вскакиваю, сжимаю кулаки. Врезать бы этой чертовке, да ведь она мне так ответит — мама не горюй

— Кто тебе разрешил вести такие разговоры с сотрудниками студии?!?

— Ну я не так, чтобы впрямую... — зачастила Альдона — Ты же уже прослушивал ее, она подходит, разве нет? Потом Сашин отец — старый друг моего папы. Он не просто так предложил ее тебе.

Ага, не предложил, а подложил...

— Алечка — я спрятал гнев и решил сменить стратегию — Ну, подумай сама. Какой ребенок? У нас весь год расписан гастролями. После Японии — США, Италия, куча заявок из Латинской Америки. Валк тебя не заменит. Она не знает репертуар, ее не знают в мире. Гор будет против, Щелоков тоже. А об Александре ты подумала? Родишь, вернешься из декрета и что? Ее обратно на улицу?

В таких разговорах главное не сдавать позиции и пускать в ход любые аргументы. Однажды дав слабину — уже не объяснишь женщине, что передумал. Не поймет.

Альдона задумалась. Тяжело вздохнула.

— Я обещаю тебе! Все будет. Просто дай мне время. Даже не мне. Дай нам всем время. Я стану совершеннолетним, мы раскрутимся по всему миру, застолбим позиции. И пожалуйста, рожай хоть трех.

— Трех не хочу — засмеялась девушка — Двух будет достаточно. Мальчик и девочка.

Я мысленно перевел дух. Похоже, молния ударила рядом. Какая же все-таки Альдона... необычная. Никакая она не "Снежная королева". Это лишь маска для других. Я же ее вижу настоящей — живой, полной сил, цельной. Ставит цель и идет к ней.

Глава 6

Суббота начинается с утренней пробежки. Мы с Альдоной мчимся по набережной канала реки Химка так быстро, что охрана еле успевает за нами. Только после грозного окрика Вячеслава мы сбавляем темп. Вокруг пустынно, солнце только-только показало свой край над деревьями. После пробежки следует растяжка на спортивной площадке и имитация спарринга. Телохранители с интересом смотрят на пируэты Альдоны — ее удары ногами, конечно, выглядят очень эффектно.

После душа и завтрака, я звоню домой. Леха уже вернулся. Вчера вечером я его отпустил в свободное плавание и "корабль" уплыл к... Свете!

— Тебе же Львова нравится?! — удивляюсь я "мамонту", когда тот заезжает за мной к Веверсам. Леха задумчиво крутит руль и внимательно держит дистанцию перед впереди идущим автомобилем.

— Светка тоже классная. У Львовой — пацаны. Ну, какой из меня отец? Позавчера был у Тани в гостях. Она забрала парней с дачи, занималась с ними, потом пошла готовить. Попросила меня уроки у них проверить.

— Какие уроки? — удивился я — Каникулы же

— Им на каникулы задали внеклассное чтение. Марка Твена "Приключения Тома Сойера" они еще осилили, а вот Васильева...

— "А зори здесь тихие?"

— Точно. Сидел с ними, читал...

Понятно. Лехе движухи хочется, а не с чужими детьми нянчиться. Со Светкой они бы в ресторан сходили или на танцы. Даже просто погулять по парку Горького.

Так за разговорами мы приезжаем в Кунцево. После небольшой проверки документов, нас пускают на территорию ЦКБ и мы подруливаем к 3-му, элитному корпусу. Поднимаемся на 4-й этаж. Психоневрологическое отделение. Абсолютно пустое. Приходится подождать дежурного врача, который не горит желанием нас пускать к Брежневой. Но после моего звонка Чурбанову все быстро разрешается.

Галина Леонидовна похудела, постройнела, выглядит живой и активной. Обнимает меня. Разворачивает подарки — женскую сумочку из Австрии и французские духи.

— Спасибо, Витюш — меня целуют в щеку — Но право дело не стоило

Я замечаю на тумбочке Библию. Брежнева ловит мой взгляд, вздыхает:

— Все это суета сует — сумочка летит на кровать, Галина Леонидовна берет книгу — Ты читал Евангелие?

— Э... читал — я даже не знаю как реагировать. Библию я, конечно, изучал. Но в своей "прошлой" жизни.

— Какой ты молодец! — Брежнева открывает книгу, зачитывает мне из Екклесиаста — Суета сует — всё суета! Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.

Неожиданно для себя, я уловил настрой Брежневой и процитировал Хайяма:

Ничтожен мир, и все — ничтожно,

Что в жалком мире ты познал.

Что слышал — суетно и ложно,

И тщетно все, что ты сказал.

Ты мыслил в хижине смиренной.

О чем? К чему? — Ничтожно все.

Ты обошел концы Вселенной,

Но все пред Вечностью — ничто.

— Ой как верно сказано! — Галина Леонидовна погладила меня по голове как маленького — Кто эти стихи сочинил?

— Один персидский философ и поэт. Омар Хайям.

— Жалко у нас сейчас таких мудрецов нет — тяжело вздохнула Брежнева, подходя к окну. Солнце с небосклона пропало, ветер натащил тяжелых, серых туч.

— Почему же нет — я все больше удивляюсь сам себе — Сейчас в православии — киваю на Библию в руках женщины — Есть несколько мощных мыслителей.

— И кто же? — Брежнева явно заинтересовалась

— Например, Александр Мень. Я недавно с ним даже имел беседу.

— Ты? С православным батюшкой??

— С диаконом — уточнил я — Столкнулись с ним на антирелигиозной выставке в Манеже. Очень умный человек, хотя и заблуждающийся.

— А ты, Витя, крещеный? — вдруг спросила Брежнева

— Нет. Это важно?

— Важно! — с жаром ответила женщина — Если ты крещен, то у тебя есть ангел-хранитель! Он оберегает тебя по жизни. Я вот тоже не крещеная, сколько бед со мной случилось без ангела!

Какая же каша в голове у дочки Брежнева. Я оглядываю палату. Кровать, шкаф, импортный телевизор. На подоконнике завядший букет роз в фарфоровой вазе. Не похоже, что Чурбанов балует жену визитами. С другой стороны, он министр, занятой человек. Как же все сложно...

— Хотите я познакомлю вас с Менем?

Очень сомневаюсь, что он запомнил наш разговор в Манеже, но почему бы не попробовать? Все Брежневой будет не так одиноко.

— Хочу!

— Я все устрою — кивнул на Библию — Будет с кем обсудить Евангелие и Екклесиаста

Попрощавшись с Брежневой и пообещав ей заглядывать, я отправляюсь в Кремль. Пора уже пообщаться с Романовым.

* * *

*

Сходу переговорить с Романовым не получилось. В его приемной — столпотворение. Человек двадцать мужчин в строгих, аппаратных костюмах — среднего возраста и пожилые, русские, армяне, еще каких-то национальностей оживленно спорили на повышенных тонах. Я узнаю Щербицкого — главу Украинской ССР и Кунаева — первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР. Они входят в Политбюро и их фотографии висят в общем списке в любом официальном учреждении. Даже у нас в школе.

— ...означает денонсацию союзного договор от 22-го года и изменения 3-го раздела Конституции — плюгавый мужчина в красном галстуке рубил рукой и хватал за рукав своего узкоглазого оппонента азиатской внешности. Тот отвечал не менее эмоционально:

— Дэнонсировать Союзный Договор 1922 года нэвозможно. Процедура дэнонсации применима только если она прямо прописана в Договоре. Такой статьи там нэт!

— Это что же?? Придется менять название страны? — Щербицкий собрал вокруг себя целый кружок из озабоченных мужчин — Нет республик, нет их Союза... А с ООН что делать? Туда входит и Белорусская ССР, и Украинская! Мы должны сказать решительное нет всей этой авантюре!

Кунаев мрачно смотрел под ноги. В его лакированных туфлях отражалась вся приемная Романова.

Секретарь тем временем незаметной мышкой скользнул в кабинет к шефу и оттуда выглянул Пельше. Раздраженно посмотрел на меня, на мужчин в приемной. Потом все-так поманил пальцем:

— Зачем приехал? Видишь, не до тебя сейчас.

Мы зашли в кабинет, где Романов быстро подписывал какие-то документы, которые подсовывал ему секретарь. Коротко глянул на меня:

— Арвид Янович, что там у Селезнева?

— Вот, статью привез — я протянул Пельше несколько листков бумаги — Жулебин должен был предупредить насчет Комсомолки

— Витя, какая Комсомолка?? — латыш грозно на меня посмотрел — Ты не видишь, что творится?

— Что?

— У нас тут бунт первых секретарей. Слетелось воронье. Только "голоса" вякнули о ликвидации республик, тут же началось...

— Арвид Янович — Романов устало откинулся в кресле, отпустил махом рукой секретаря — Ну какой бунт? Люди волнуются, их можно понять. Сейчас соберем всех и еще раз объясним политику Партии. Решать все-равно будет внеочередной Съезд. Проголосуют делегаты против — останется все как есть.

— А что, могут и провалить голосование? — осторожно поинтересовался я

— Могут — мрачный Пельше уселся в кресло за переговорным столом Романова, начал проглядывать статью

— Вторые, третьи секретари, представители автономных республик — все за нас — вздохнул Романов, покосившись на дверь — Их статус то повышается и они в большинстве. Республиканские элиты, конечно, против. Особенное украинцы. А их очень много в ЦК.

— На Съезде будет бойня — резюмировал Пельше, что-то чиркая в статье — В принципе годится, вот мои правки. Григорий Васильевич, будешь смотреть?

— Некогда. В целом как?

— Бойко! Ответил Суслову что надо.

— Ну вот и ладненько. Редактору Космомолки сами позвоните, хорошо? И запускайте секретарей!

Тихонько, бочком, вслед за Пельше я начал двигаться к двери кабинета Генсека. Хотя очень хотелось бы послушать разговор. Исторический ведь момент.

Я уже практически вышел, когда меня настиг возглас Романова:

— Подожди!

Генеральный встал, потянулся. Подошел ко мне, плотно прикрыл дверь за Пельше.

— Ты вот что, Витя... — Генсек замялся — В Москву Люда приехала. Сейчас совсем это все не кстати, сам видишь, что творится. Ты можешь ей позаниматься? Сводить куда-нибудь на выходных, потом в студии песни порепетировать. Ведь обещал новые песни? Обещал.

Я обреченно киваю. У меня Япония на носу, бюджет Чурбанову по Абба (даже не приступал), Лещенко с меня не слезает — а тут еще Сенчину выгуливать. И ведь не откажешься.

— Короче займись ею. Она в Национале сейчас. Я на тебя надеюсь!

— Хорошо. Григорий Васильевич, а как все в Вене закончилось?

— Лучше, чем я надеялся. Получили все, что только можно. И по носителям, и крылатым ракетам. По базам в Европе тоже разговор был. Только боюсь — Романов вздыхает — Не ратифицируют они все в Конгрессе у себя. Слишком много оружейное лобби теряет.

Дверь открылась и внутрь стали заходить первые секретари. Я посторонился, пожал руку Роману и после того, как все "загрузились", наконец, вышел прочь. Вдохнул полной грудью, выдохнул. Секретарь сочувствующе посмотрел на меня, предложил чаю.