— В натуре, ты супер! Четыре реактивных истребителя из пулемета, с такой дистанции! Экстра-класс!
Максимка ответил детской частушкой:
— Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы! — И серьезно добавил: когда народные силы не удается связать в прочный веник, получается ветхий гроб и дырявая рабская подстилка!
Сержант воскликнул:
— Вот это Спиноза! Или Паганини...
Максимке оказалось и это интересно. Он проводит Илы веселым детским взглядом, но вдруг ощутил озабоченность.
Илы живучи, прилично вооружены, но сразу подумалось о побывавших здесь всего минуту назад истребителях.
Ведь размазать могут. Фокке с 30 — миллиметровыми орудиями это серьезно. Тем более данный немецкий истребитель-штурмовик получше, приспособлен боевым действиям в воздухе.
Помимо четырех "Комет" сбитых Максимкой еще два замочили огнем с земли девчата и мальчишки их роты. Так что с гитлеровских стервятников, похоже, хватило. И они вынуждены улепетывать от советских машин.
Штурмовики ( Максимка это увидел потому, атмосфера неожиданное переломилась) прошли словно гребень над лесом и не слишком рывком, выбиваясь из колеи начали перестраиваться в более эффективный строй фронтального боя. Вдалеке взвились вертикальные, но казалось при этом ( эффект преломления нагретого воздуха) струи пулеметных трасс, и, через пару мгновений, послышался глухой, выедающий барабанные перепонки, прерывающийся треск и сотрясающее с выбиванием как из ковра пыли, землю буханье.
Максимка, ликуя и подпрыгивая, от избытка эмоций прокричал:
— Безопаснее поцеловать тысячу раз в лоб акулу, чем один раз показать русскому воину тыл!
— Был у фрицев тыл, да весь вышел! — Попробовал поддержать шутливый тон юный амбал с погонами старшего сержанта.
Девчонка с коротким светлым ежиком поправила:
— Ты видимо хотел сказать:
— Был пыл, да весь вышел!
Сержант огрызнулся:
— А так ли это существенно! У немцев вышел и пыл и тыл, и все что только может вообще выйти!
Девчонка согласилась:
— Тут уже не поспоришь. Они реально истекают кровью!
Максимка же подумал, что им еще везет, а немного впереди, чуть поглубже в Германию слышен только плотоядный вой моторов и стук немецких зенитных, пехотных, штурмовых пулеметов. А еще и Люфтфауста, адского оружия, что так опасно даже для Ила. Ну, потом? Суп с котом: все покрыл визжащий звук срывающихся с направляющих приспособлений "эросов" и тукающий, как градинки по жестяной крыше грохот скорострельных авиационных пушек. Звук то возрастал, то усиливался, наплывающий раскатистыми волнами океана.
Максимка пропел моментально возникшую в голове веселую частушку:
— Если никудышен тыл, не поможет ратный пыл! Ну а если пыл нет — тыл пойдет врагу в обед!
Татарочка наклонилась и поцеловала мальчишку в губы, шепнув:
— Красноречие полководца ничего не стоит без серых шинелей слушающих его солдат! Но без крепкой приправы красных и сочных слов не сварить супа победного пира!
Сержант хотел что-то брякнуть, но понял, что это уже неуместно. Юный разведчик показал, что способен работать не только языком. Но тем лучше: У глупца молчание и в самом деле как философский камень придающий ценность золота налитому свинцом языку!
Через какие-то секунды канонада стала терять интенсивность переходя в односторонние плевки и земной поверхности. Похоже, советские машины завершили избиение. Вот штурмовики несколько тяжелой поступью ломовых лошадей выпрыгнули обратно, крякнули в маленькой воздушной яме. Казалось, на мгновение зависли, встрепенулисьи и прошли прямо над обсыпанными золотой пудрой макушками деревьев. Перегружено виляя при этом в разные стороны, вроде маятника или как стряхивающие воду газели.
Несколько воздушных стрелков все никак не унимались. Они продолжали поливать свинцом и огнем, что-то видимое только им на противоположном от холма краю леса. Максимка заметил:
— Война это как соревнование по тяжелой атлетике, если вес не дожат — приз не вручают, если враг не добит — победный гимн не играют!
Но вот замолчали и неугомонные "соколики", и вся дюжина промчалась прямо над холмом, то чуть-чуть расходясь, то наоборот смыкаясь в плотную "цепочку".
Татарочка потирая ножкой о лопухи( в пятке застряла предательская колючка), заметила:
— Если у правителя нет возвышенных помыслов, то его империя взлетит на воздух!
Максимка поддержал мотив:
— Правитель всегда должен смотреть на вершину, но чрезмерное витание в облаках пускает на ветер земное благоденствие!
Стало тише, даже грохотание ослабело. Агрессивные истребители МЕ-109 "К", к счастью, появились с опозданием. Разогнанные мощным двигателем до более 2000 лошадиных сил, с тремя 30-миллиметровыми пушками, специально предназначенными для уничтожения "летающего танка" Ила, или четырехмоторных бомбардировщиков союзников. И еще две авиапушки калибра скромнее в 15 -миллиметров, но скорострельнее, специально против вертких, но слабо защищенных Яков. Летят стервятники, причем достаточно высоко. Видимо предупредили, что и устроят пантомиму с закапыванием траурной музыкой виде, скрипа сломанных костей.
Максимка посему поводу высказался:
— Падальщики к сожалению всегда поспевают вовремя, а голуби прилетают не к месту!
Нелегко сбить МЕ-109 последней модификации, Максимка даже стряхнул капельку пота со лба. Открыл огонь, стараясь почувствовать снова рисунок боя. Но пулемет не слушался, от отдачи его уводило в сторону, и дуло ходило ходуном. Неосторожно приложившись щекой к казенной части, пацан обжог себе щеку, и разбил губу. Ноги дрожали от напряжения, и ярости. Но вот удача, наконец, улыбнулась ему. Несколько пуль крупного калибра вонзились в хвост, правда, когда вражеские МЕ-109 "К" успели пролететь мимо. А попадание в слабое место пробило баки, авиационный бензин потек в сопло и "Мессершмит" как вспыхнет.
Это был единственный успех на данном этапе. А машин целых пятнадцать... Впрочем, атаковать сверху Илы не дали. Навстречу взвилось около сорока советским машин. Тут Лагг-5, и ЯК-9, и новинка ЯК-3. Машинка получше, чем ЯК-9, но и более дорогая. Так как требовался качественный дюраль, для значительного упрочнения укороченного крыла с радиатором.
Началась потасовка. Советские летчики старались грамотно использовать свое преимущество в численности. А также несколько лучшую горизонтальную маневренность, несмотря, более мощное вооружение врага. Вообще будь это начало войны. Сложись для нацистов такая вот ситуация когда действовала доктрина не драться в невыгодных для себя условиях, то пользуясь скоростными характеристиками "рыцари" Люфтваффе постарались бы уйти. Тем более что могучие со впрыскиванием водометаноловой жидкости моторы, позволяли разгонятся до 700 километров в час.
Но сейчас, за подобное отступление пилотам грозил концлагерь.
Так что пришлось принять бой...
Максимка отбросил пустые, как кишки съеденных крысами сосисок пулеметные ленты. Опять феерическое атмосферное явление позволяло им наблюдай за данным сражением.
Гитлеровцы сражались не слишком успешно. При численном перевесе, их мощное вооружение позволяющее срезать любую машин, даже с первого захода, несомненно, бы сказалось. Тактика два против одного, при котором второй подсекает более маневренного противника пытающегося зайти тебе в хвост, показала эффективность превосходство в силе минутного залпа.
А так жирные немецких гусей обложили советские соколы. Вот один из летчиков даже пошел на таран. Не самая лучшая идея. Гитлеровец успел катапультировать, но красный пилот погиб с улыбкой на устах. Когда самолет разносит на меленькие кусочки, то ты успеваешь ощутить разрыв клеток твоего тела, но... Только краткое мгновение. И вот такие парни в Руси есть.
Гитлеровцы пробуют огрызаться. Стараются вырваться повыше, чтобы там при случае уйти от врага в пикировании. Но советские пилоты, грозя тараном, поливая огнем может и не слишком мощных 20-миллиметровых пушек наоборот прижимают к земле.
Но особенно пугает фрицев угроза тарана. Советские летчики реально бесстрашны, они отважны до безумия, и гитлеровцы шарахаются, и отчаянно пытаются нырнуть. Их с земли уже достают советские зенитные пулеметы.
Сбивают всмятку этот сброд.
Татарка хихикнула:
— Вот оно мясо в фольге.
Гришка даже зевнул:
— Мясо, то мясо, но потухшее!
Тяжеловесы Фокке-Вульф так и не появились, что возьмешь с них, если заячье сердце имеют ястребы. Вот и многие из них умастили землю. Последние два истребителя пытались смяться, но у одного двигатель взорвался из-за чрезмерной дозы водометанолона, а другой уже почти выскочив, сорвался в штопор. Видимо сказались повреждения полученные от пулеметного огня.
Вот и закончилась маленькая разборка в атмосфере.
Татарочка с облегчением выкрикнула:
— Вот она перемалывание фарша. Пусть даже и человеческого!
Гришка погладил остывающее дуло пулемета, и раздраженно потер обожженную щеку. Ух еще останется ожог, что куда хуже шрама.
Мальчишка заявил:
— Котлету делают из того кто не может смесить в фарш своих врагов! А фарш замесить может лишь тот, у кого мозг не котлета!
Все воители и воительницы дружно поглядели на север, куда с победой ушли свои лихие самолеты.
Максимка даже зевнул, демонстрируя розовую пасть:
— Говорят, царь Спарты велел сломать катапульту, чтобы она не разлагала воинов облегчением движения к цели!
Девушка-татарка фыркнула:
— Может и нам поджечь свои самолеты. И так горит.
Из-за ветвистых деревьев поднимались четыре отдельных мобильных, пляшущих столба непроницаемого нефтяного дыма. И это марево казалась живым. А немецкая земля продолжала стонать и вздрагивать, можно подумать от ран, но это были уже отголоски ожесточенной канонады за рекой. И похоже советские реактивные установки применяли особые снаряды. Не такие громкие и ревучие как прежние, но зато пробивающие на большие глубины, крушащие и бункера и дзоты.
А запах гари, оказался по-особому горьким.
Снова приблизившееся, вернее припихнувшая бегом дева-капитан присела демонстрируя сильны ноги на корточки рядом с крутым Максимом. Погладила мальчишку по почерневшей от копоти шее. Затем занялась обернувшимся к ней юным старшим сержантом, хихикнула: "мол ты такой большой, а маленький мальчик тебя побил!". И неожиданно ткнула его кулаком под большой синий глаз. Тот охнули и отступил:
— Да ты чего?
— Видал, синячка захотел, а?
Сержант растеряно буркнул:
— Да, конечно же, нет!
Дева-капитан рассмеялась:
— Синяк под глазом не добавит освещения в комнате, но способен дать свет в мраке упрямой тупизны!
Максимка с улыбочкой заметил:
— Наши молодцы. Вот так крепко этим извергам дали. Черт, еще бы хотя пару раз по столько...
Капитан рассмеялась, и воительница сбила пальцами ножек погасший окурок, строго произнеся:
— Не дымите братаны! Не дымите!
Максимка и тут не переименуй, пронесся думочкой:
— Когда говорят, давай, закурим товарищ, от выражения давай повесимся — есть только одно отличие — способ самоубийства куда мучительнее и опаснее для окружающих!
Девушка-офицер размашисто отмахнулась:
— Это не столь существенно! Полезут они своими свиными рылами на холм, как ты думаешь?
— Пусть только попробуют! Больше танков, больше трупов! — Вскричал мальчишка. В асфальт закопаем — он с непонятным выражением в глазах кинул орлиным взором по сторонам.
Сержант с сомнением неожиданным для такого не по годам мощного детины пробормотал в полголоса:
— Хотелось бы, но....Может, и нет...
Максимка гаркнул:
— Солдат, роющий глубокий окоп, заставить мелко плавить желающих его закопать!
— Ты какой год воюешь, Степнов? — Внезапно спросила сержанта девушка-капитан, даже не слушая, болтливого мальчишку.
Тот не смущаясь, ответил:
— Второй. И пока не герой!
Девчонка-офицер хихикнула:
— Да не герой... Мне вот пришлось воевать еще с Смоленского сражения... пусть даже помощницей медсестры. Попала в плен. Сбежала, по дороге. Партизанила, затем снова попала на фронт и опять во время боев за Смоленск. Странные такие вот совпадения. Но чего не бывает. А вот Максим сколько воюет?
— И я вот на фронте второй, если не считать работы и у партизан — мальчик мелко хмыкнул, не торопясь, задрав подбородок повыше, поворочав головой. — А так считай с Брестской крепости, мы воюем. Там мы еще октябрятами приехали на экскурсию и началось...
Девушка-капитан нетерпеливо тряхнула ладонью. Знак говорил, что её не интересуют подробности, может и интересных, но наверняка тяжелых похождений мальчишки. Вместо этого она произнесла:
-Значит, так, я отослала посыльного к переправе с цидулкой, написала, что мы тут корпим...
Максимка без церемоний ляпнул:
— Можно отсидеть срок до свободы, но нельзя отсидеться за свободу!
Воительница с рыжими волосами сделал вид, что не заметила подобной бестактности и продолжила:
— Ничего больше существеннее нельзя тут сделать — хотя, может, и успели бы добегать, до второго пришествия Люцифера...
Тут перебил уже Сержант:
... Но ни хренка с маслицем на бутерброде, лучше уж здесь, чем в воде.
Максимка хихикнул:
— В вине еще бы лучше. Получилось знатно. Я думаю, если немцы не дураки, то переправу они пронимать не будут, поэтому попрут прямиком к ней. Так, даже смешно!
Девчонка логично возразила:
— Не бодайся рожками! Мы чуть в сторонке от адовой трассы, так что первая волна на нас не пойдет, а вот если к ночи будут тылы зачищать, то тут нас и убедят подвести черту, под финишной лентой житухи. — Капитан-воительница нежданно-негаданно обратилась как Максимке, словно к равному. — Так ты думаешь стервенец?
Мальчик, пожевывая от голода траву, лишь кивнул:
— Угу, и гугу!
Разговор прервало появление пресловутой "Рамы". Такой вот легенький трехмоторный самолетик в виде катамарана. Машина могла подобно вертолету зависать в воздухе, обладала отличной маневренностью, и снабжена сильной оптикой, радиосвязью и фотографическим оборудованием.
Максима взял данную машину на прицел. Мальчишка зло, и большая высота его не смущает. Сержант не стал мешать, но все же не верил в шанс и шепнул девушке-капитану:
— Как смеркнется, попробуем к северо-западу податься — Юноша даже выпятил грудь, что он, мол, такой выдумщик. Быть может, проскочим волком из капкана каким-то загибочном маневром.
Девчонка-офицер нахмурилась:
— А звучит достаточно логично. Вряд ли нас будут ждать таким малым числом в атаке мощных железобетонных сооружений. — Капитан еще раз огляделась, добавила. — И целенаправленно выковыривать отсюда, слишком много здесь нас таких...
Максимка открыл огонь из пулемета, стараясь при этом не целиться, а увидеть пространство затылком. Но оружие увело в сторону, и пацан прекратил стрельбу и поставил свой смертоносный драндулет на место.
Сержант с сочувствием посмотрел на мальчишку и заметил:
— Я ни единого человека с той стороны не лицезрел, с тех пор как мы тут засели.
