Проклятие, думал я, ползая под днищем "Вьюна", у нас чуть задницы не отстрелили! Еще раз я был поражен способностью маленького OH-6 подвергнутся такому избиению и все еще суметь вернуть нас на базу в целости и сохранности. Но было очевидно, что в таком состоянии этот вертолет не сможет летать.

Фаррар все еще рассматривал четыре отверстия рядом с его сиденьем и я видел, что его руки тряслись. Его голова также тряслась, но когда он увидел меня, то начал смеяться.

Я посмотрел на свои собственные руки. Все мое тело дрожало, как лист. Мы оба стояли на асфальте, неудержимо дрожали и смеялись.

Фаррар испортил момент.

— Сукин Вы сын, сэр. Вы знаете, когда вы так делаете, кого-то могут убить.

Я обнял его за плечи и мы пошли посмотреть, не сможем ли мы поймать "Хьюи" до дома.

Я был командиром взвода "Изгоев" меньше месяца, с каждым днем приобретая все больше уверенности в своих вертолетах, своих способностях разведчика и своих разведчиках. Но стресс тоже нарастал. Хотя в меня стреляли почти каждый день, я так никогда к этому не привык. Но, как правило, разведчик находил врага, когда в него стреляли, а найти врага было нашей основной задачей.

Армейские штаты предписывали иметь десять разведчиков во взводе. Однако, шесть, возможно восемь, это все, что мы обычно имели. Типичный боевой налет за месяц обычно составлял от 130 до 160 часов для каждого пилота-разведчика. Это означало, что каждый разведчик летал в среднем по пять часов ежедневно. Ежедневно. Тридцать дней в месяц!

Это было тяжело — летать под постоянным давлением, постоянно в страхе — и это шло на пользу. Это была постоянная игра, попытка предугадать действия противника. Это было постоянное беспокойство — о вашем вертолете, вашем борттехнике, об изучении вашего вертолета-разведчика настолько хорошо, что бы выжить.

Взвод воздушной разведки работал везде, где это требовали тактические интересы в районе действий 1-й пехотной дивизии. В течении примерно десяти дней в начале июня 1969-го, "Изгои" были призваны обеспечить прикрытие разведкой расчистку местности бульдозерами, которая делалась для открытия дороги Сонг Би, официально известной как Шоссе N1.

Изначально дорожное полотно было построено французами, в ходе их почти столетней оккупации Вьетнама. Шоссе N1 начиналось у Пху Куонга, (к западу от нашей базы в Фу Лой), и шло в основном на север, вдоль западной оконечности военного округа "D". Она прокладывала свой путь через Заугольную деревню и Клейморный угол (еще одна прозванная американцами достопримечательность, называемая так за то, что здесь образовывался гигантский перекресток, где шоссе 2а, 1а, 16 все вместе сходились к востоку от Лай Кхе), через мост реки Сонг Би, к северу от Клейморного угла, через Фуок Винч и Донгсоай и наконец к Сонг Би, где-то южнее камбоджийской границы. С высоты узкая красная грунтовая дорога выглядела как змея цвета ржавчины, ползущая по джунглям, каучуковым плантациям и вьетнамским деревьям.

На протяжении восьмидесяти-девяноста километров джунгли теснились прямо у дороги с обоих сторон, что ставило любое военное или гражданское движение под постоянное наблюдение противника и возможное нападение из засады. Что бы открыть дорогу Сонг Би для наших конвоев снабжения и гражданского сообщения, 1-му саперному батальону пришлось отправить роты расчистки, что бы убрать джунгли, примерно на двести ярдов по обеим сторонам дороги.

Работа "Изгоев" заключалась в том, что бы идти впереди бульдозеров, прикрываемых танками и бронетранспортерами, и искать вражеские мины, бункеры и паучьи норы. Бульдозеры могли выдержать серьезные повреждения, но БТР были слишком слабо бронированными и не слишком хорошо выдерживали мины. Разведвзвод работал на этой боевой задаче под оперативным управлением 11-го бронекавалерийского полка, штаб которого находился в это время на базе огневой поддержки "Бунард", расположенной в трущобах северо-востоку от Донгсоай.

Меня вызвали туда для инструктажа по особенностям ведения разведки для частей полковой группы командования. Они направили меня туда, где командир полка, никто иной как полковник Джордж С. Паттон III, хотел, что бы работало наше кавалерийское подразделение, поскольку задача по воздушной разведке была поделена между нами и собственной 11-й ротой "Вороных".

В назначенный день, Дэн Синор (Три Один) и я прилетели как команда на БОП Бунард. Это было 5-го июня. Поскольку база огневой поддержки битком набитое перегруженное место, Синор запросил по радио инструкции по посадке, как только мы увидели Бунард.

— Вороной Три, это Темная Лошадка Три Один. Мы звено из двух вертолетов, прибывших на место для инструктажа. Где вы хотите что бы мы приземлились.

— А... ОК, Темная лошадка, это Вороной Три. Мы сегодня с утра под обстрелом из джунглей. Рекомендую спиральный спуск прямо в базовый лагерь. Не задерживайтесь, у нас тут куча снайперов держит нас под огнем.

Синор доложил о приеме, а потом спросил меня, что я думаю по этому поводу. Даже с высоты я мог сказать, что там немного места для пары пташек, что бы просто зайти и сесть. Так что я ему ответил:

— Знаешь что, Три Один? Почему бы тебе не зайти первым и не занять место, которое тебе подходит. Я могу засунуть свою птичку куда угодно, но у тебя будут сложности, что бы впихнуть ударный вертолет за концертину. Потом, когда ты сядешь и заглушишь, я просто упаду на то место, которое останется.

Синор сделал высокий заход сверху и описав круг, приземлился на открытую площадку прямо в середине базы — единственное достаточно большое место, что бы вместить его пятьдесят два фута и одиннадцать дюймов вращающегося винта "Кобры".

Когда он сел и заглушил двигатель, я стал искать место в лагере, где бы можно было попроще сесть. Мой "Вьюн" имел диаметр разворота только тридцать четыре фута, поэтому я искал сорокафутовую нишу внутри проволочного заграждения.

Я увидел небольшой голый грязный просвет между тем местом, где сел Синор и тем, что выглядело как тент, натянутый позади бронетранспортера. Там было тесновато, но это было лучше, чем ничего.

Я зашел в крутом заходе, выведя машину прямо над точкой, куда я хотел приземлиться. Резко положив OH-6 на борт, я заложил крутую правостороннюю нисходящую спираль. Я продолжал падать, пока я не оказался над маленькой проплешиной, рядом с закрепленным на БТР тентом. Затем я выровнялся в более широком повороте, завис, выровнялся и посадил "Вьюна" прямо на пятачок.

Взметнулась красная пыль. Объекты расплылись. Я не так что бы много видел, со всем этим кружащимся мусором, за исключением того, что разглядел, как мой винт потоком воздуха выдернул колья тента.

Поток воздуха скомкал тент с развевающимися оттяжками и стойками, и все, что в нем было, как бумажный мешок, над верхней частью бронетранспортера, а затем сложил в беспорядке, вывернув наизнанку на другом конце БТР. Это выглядело как огромная куча грязной одежды в китайской прачечной.

Когда пыль осела, я посмотрел в сторону БТР. Двое военных сидели в складных креслах и хмуро смотрели на меня. У одного были огромные усы, подергивающиеся от гнева. У другого человека была большая шапка седых волос, теперь полностью спутанных, когда его тент сорвало над его головой.

Я не сразу узнал солдата с усами. Но седовласый мужик... вот дерьмо! Хотя я никогда с ним не встречался, я точно знал кто он: командир боевого "Вороного" 11 БКП Джордж С. Паттон III.

Когда я заглушил двигатель, военный с большими усами вскочил со своего стула, надел каску и направился к моей машине, словно собираясь сожрать меня живьем. Я слышал его вопли, когда он приближался.

— Чертбытебяпобрал, лейтенант, я думаю, Вы понимаете, что только что сдули тент командира полка!

Как раз в этот момент я узнал сержанта. Его звали Вольф и я запомнил его по Форт-Нокс. Он был моим первым сержантом в разведывательной роте в Ноксе, после того как я закончил школу кандидатов в офицеры.

К этому моменту я снял шлем и он узнал меня.

— Какого хера-а-а-а, лейтенант? — сказал он, при этом смягчаясь лицом — Как ты?

Понимая, что я в любом случае поимел проблемы, я саркастически ответил:

— Я-то ОК, но командир полка не должен размещать свой тент в моей посадочной зоне.

— Ты хочешь, что бы я это ему сказал, лейтенант? — спросил сержант-майор улыбаясь.

— Ты чертовский прав. — ответил я, думая что это остроумно.

Но сержант-майор посмеялся последним. Он повернулся обратно и пошел к полковнику Паттону.

— Полковник, этот молодой лейтенант с вертолета, хочет знать, почему это Вы поставили свой чертбыегопобрал тент в его посадочной зоне.

Паттон взорвался смехом.

— Тащи сюда этого несносного сукина сына!

Это было мое знакомство с Джорджем Паттоном. Будучи сыном знаменитого генерала времен Второй мировой войны Паттона, Джордж III был хорошо известен как агрессивный, бесстрашный и жесткий лидер. Он также был человеком с очень развитым чувством юмора.

"Изгои" были тесно вовлечены в задачу на дороге Сонг Би, пока она не завершилась через десять дней, 15-го июня. В этот день, а также в связи с пятидесятидвухлетней датой существования "Большой Красной единицы" (прозвище 1-й пехотной дивизии армии США — прим. перев.) в Фуок Динь состоялась церемония открытия дороги Сонг Би.

В качестве нашего последнего задания, меня попросили вылететь на перерезание ленты, в основном, что бы составить пару в команде визуального наблюдения для прикрытия церемонии. Это было большое событие. Как гражданские вьетнамцы, так и союзные вооруженные силы теперь могли пройти по всей протяженности дороги в гораздо большей безопасности.

Я вернулся в Фу Лой в тот же день, около 15.00. После четырех часов полета, я был готово принять душ и спокойно поесть в офицерском клубе. Я вошел в дверь хижины и раздвинул бисерные занавеси, которые отделяли мою и Боба Дэвиса двухярусную койку от остальной части хижины. Я сразу заметил, что мой вентилятор работает, мой телевизор включен и прямо посреди моей койки сидит черноволосый пехотный лейтенант.

Он снял свои ботинки. Он чесал свою голую ногу одной своей рукой, попивая из другой "Кока-колу" из моего холодильника, смотрел мой телевизор и прохлаждался под моим вентилятором! Никакая частная собственность не охранялась более яростно, чем личный вентилятор, телевизор, стереосистема и некоторые изыски личной койки. Фактически, эти предметы роскоши были настолько желанны пилотами, что их завещали преемникам, если владелец покидал страну или был убит в бою.

Со всем возможным хладнокровием, на какое я был способен, я требовательно спросил:

— Ты какого черта здесь делаешь?

Совершенно невосприимчивый к моей вспышке, чувак ответил:

— Я новенький в роте. Меня отправили в эту хижину и я приглядел место, где можно бросить свои вещи.

— Ну, ты выбрал не то место, солдат — съехидничал я в ответ. Но я понял, что парень, вероятно, ждал в пустой хижине в течении двух-трех часов, ожидая, что кто-нибудь появится, что бы помочь ему найти пустую койку. Кроме того, мне понравились его манеры.

— Эй, пустая койка прямо за бисерной занавеской. Я помогу тебе перекинуть вещи, а после того, как схожу в душ, мы можем двинуть в офицерский клуб, заполучить ужин и фильм.

К этому времени, он уже встал на ноги и протянул руку.

— Меня зовут Род Уиллис, лейтенант Род Уиллис. Ты пилот-разведчик?

Я пожал ему руку.

— Ну да... Я Хью Миллс, Один Шесть. Ты назначен в разведвзвод?

— Да, но это было нелегко.

Уиллис мне понравился с самого начала. Я показал ему клуб и ротный список из металлических табличек. Каждый пилот в роте имел табличку с его именем и позывным. Когда новичок прибывал в часть, ему делали табличку и ставили вниз с левого стороны стойки. Таблички старших пилотов были с правой стороны стойки. Когда люди уходили по ротации или иным образом покидали роту, их табличку снимали и остальные поднимались выше по иерархии. Уиллис много шутил той ночью, что он стал самым нижним чуваком на тотемном столбе — очень заметная позиция.

После ужина Билл Джонс, Боб Дэвис, Уиллис (теперь Один Семь) и я вернулись в хижину и несколько часов разговаривали о разведке. Хотя Уиллис не слишком много говорил, мы узнали, что он был потомственный ВВС-ник. Его отец, ветеран с тридцатилетним стажем (старший мастер-сержант), и семья жили по всему миру. Он следовал той же самой карьере в армии что и я: призыв, базовая подготовка, пехотная школа кандидатов в офицеры, летная школа и Вьетнам.

Когда он прибыл во Вьетнам, он был назначен пилотом "Хьюи" в 1-ю дивизию. Он рассказал нам как практически на коленях умолял, что бы строевой отдел изменил свое назначение с полетов "жопы с мусором" на полеты на боевых задачах в разведке.

Вопросы, которые Уиллис задавал той ночью, показали мне, каким он будет пилотом.

— Вы ребята, летаете очень низко, не так ли? Как часто вы вступаете в контакт с врагом? Сколько у вас на счету убийств? Какой урон разведчики наносят врагу? Как быстро я смогу переучиться на "Вьюна" что бы добраться до ублюдков?

Естественная агрессивность этого парня была идеальна для разведчиков. Он говорил и действовал как индивидуальность, а индивидуальность была тем, чем являлся каждый разведчик. Плюс, у него не было жены и семьи, о которых надо было беспокоиться.

Примерно в то же самое время, когда Уиллис присоединился к подразделению, мы также получили нового ротного командира Темных Лошадок, майора кавалерии по имени Чарльз Л. Мур. Не встречая ранее этого человека, я не знал, что можно ожидать от нового командира роты, когда он созвал всех командиров взводов после ужина в день церемонии передачи командования. Однако, перед встречей я узнал, что у Мура это был уже второй тур, фактически он был заместителем командира Темных Лошадок в своем первом туре и хорошо знаком с организацией и действиями роты.

Ровно в 19.00 мы все вошли в хижину майора Мура, отдали уставные приветствия и доложились новому командиру. Первое, что бросалось в глаза, было то агрессивное состояние, в котором он находился и он был на взводе до состояния, когда ссут кипятком. Другими словами, он был очень агрессивен, говорил именно то, что думал и хотел, что бы все чертовски хорошо поняли, задача роты в том, что бы искать и уничтожать противника.

— Это традиции нашей кавалерии — сказал он — найти врага везде, где бы ни были эти сукины дети. Когда мы найдем их, мы их убьем. Это понятно?

— Да сэр! — одновременно ответили мы.

— И начиная с завтрашнего дня, я буду летать на вертолете управления на как можно большее количество ваших задач, поэтому, я буду там, прямо над боем, что бы принимать любые тактические решения, которые должны быть выполнены. Это понятно?

Подход майора Мура был для меня как глоток свежего воздуха. Я решил тогда и там, показать ему новый дизайн нашивки "Изгоев" Джо Вада.

Вад (Девятый) был грубым, жестким уличным забиякой из Бруклина, Нью-Йорк. Он не слишком был в восторге от простого прямоугольного куска ткани, который носили все изгои над нашим правым карманом куртки, так что он набросал новый вариант, который, по его мнению, лучше характеризовал бойцовский дух разведвзвода. Это был кроваво-красный диск с большим черепом и скрещенными кавалерийскими саблями посередине. Вверху было слово "ИЗГОИ" а внизу, на свитке, были слова "НИЖНИЕ УРОВНИ АДА". (Типично для янки — прим. перев.)